джигу.
Лаэ отправилась на разведку и вернулась с радостной вестью о мебели,
сделанной из напоминавшего дуб дерева, которое нигде не росло, кроме как в
окрестностях Вэла. Когда торговые агенты доставили образцы, Брота
согласилась с ее оценкой и загрузила корабль полированными столами,
витиевато украшенными стульями и изящно инкрустированными сундуками.
"Сапфир" провел в гавани вторую ночь, и колдуны никого не беспокоили.
Ннанджи скрывался в рубке. Бред Шонсу стал тише, а его рана - еще хуже.
Казалось, он был как никогда близок к смерти.
Никто не спрашивал, где новичок Катанджи, но на следующее утро он был
на корабле - когда "Сапфир" на рассвете отчалил в направлении Дри,
находившегося в трех днях пути выше по реке, все еще с умирающим воином на
борту.
-----
Шли дни, но до Дри не становилось ближе. Развернув все паруса, "Сапфир"
едва двигался по остекленевшей реке, с трудом преодолевая силу течения под
судорожным, прерывистым ветром.
Хонакура становился все более озабоченным. Даже он, при его
профессиональной вере в чудеса и миссию Шонсу, все с большим трудом мог
поверить в то, что воин останется в живых. С каждым утром могучая фигура
Шонсу выглядела все более истощенной, и то, что он все еще жив, казалось
результатом прямого вмешательства богов. Джия от усилий и тревоги
превратилась в привидение, Ннанджи был мрачен и угрюм.
Моряки готовили свой собственный план. Они посоветовались с Хонакурой,
поскольку сперва не могли поверить в серьезность намерений Ннанджи. Старик
заверил их, что они вполне серьезны, и что никакая опасность, угрожающая ему
самому или его друзьям, не заставит молодого воина отказаться от того, что
он считал своим долгом чести. Если Шонсу умрет, Ннанджи выступит с мечом
против Томияно.
Если бы это случилось - по крайней мере, так предусматривал план - на
него бы набросили сеть, связали, словно свинью, и выкинули бы на берег
вместе с остальными пассажирами.
У самого Томияно были иные мысли на этот счет. Его ненависть ук воинам
не оставляла места подобному исходу в его собственном варианте будущих
событий. Любой необдуманный поступок со стороны Ннанджи был бы встречен
острым ножом, и плевать на последствия. Некоторые с ним соглашались.
На "Сапфире" было неспокойно.
Однако сейчас на нем наступило затишье, как и во всем их путешествии.
Старый жрец знал, что дело не терпит отлагательства - процесс, который
должен был занять годы, сжался в несколько коротких дней. Боги спешили, но
что-то застопорилось. Очевидно, кто-то должен был что-то сделать, но не смог
догадаться, что именно. Хонакура готов был помочь, но он был второстепенным
участником этой драмы, и ему не позволили бы слишком вмешиваться. Кроме
того, он не знал, что должно произойти дальше, и от кого это зависит.
Конечно, некоторую подсказку давали ему пророчества Икондорины, и
загадка полубога начинала приобретать некий смысл. Он знал больше остальных
о миссии Шонсу - определенно больше, чем сам Шонсу - но в данный момент он
был поставлен в тупик.
День был жарким и безветренным. До берегов по обе стороны было далеко,
на востоке виднелись туманные очертания гор, вода казалась лазурным
зеркалом. Высоко над головой - а взглянуть прямо вверх для Хонакуры было не
так-то просто - словно ленивцы, висели на канатах мальчишки, среди них
Катанджи. Группа женщин сидела на кормовой палубе, тихо беседуя и занимаясь
вязкой теплой одежды для зимы в этом далеко не тропическом климате. Холийи,
Малоли и Олигарро плели веревки - мирная, сидячая работа. Линихио и Синборо
с явной гордостью держали руль, хотя корабль почти стоял на месте, оставляя
в кильватере легкую рябь на блестящей водной глади.
Единственным энергичным членом команды был Томияно. Стоя на коленях
возле кормового люка, он скоблил одну сторону его крышки куском песчаника.
Похоже, работа была не из приятных. Видимо, он хотел показать, что полностью
здоров, и несколько камней, которые он положил на виду рядом, явно намекали
на то, что он не отказался бы от помощи. На этот намек никто не обращал
внимания. Подумав, Хонакура решил, что его цель состоит в том, чтобы снять
старую краску перед тем, как наносить новую - о подобных проблемах ему
самому не приходилось заботиться с детства, но это казалось логичным. Так
или иначе, Томияно был единственным, кто проявлял хоть какую-то активность,
а скрежет его камня был единственным громким звуком.
Ннанджи стоял у борта, глядя на рыбацкие лодки вдали. Никто из команды
с ним теперь не разговаривал. К нему относились как к опасному зверю.
Хонакура медленно подошел к нему и встал рядом, положив руки в черных
рукавах рядом с его жилистыми молодыми руками. Ннанджи повернулся и какое-то
мгновение пристально смотрел на него.
- Без перемен? - спросил он.
Хонакура покачал головой.
Воин кивнул и снова перевел взгляд на воду. Напряжение последних дней
явно сказывалось на нем. Мягкие юношеские черты его лица стали более
угловатыми. Даже в его молчаливом взгляде появилось что-то новое.
- Знаешь, в казармах я тоже не пользовался особой популярностью, - тихо
сказал он.
- Что ты имеешь в виду?
- То, что тебе незачем всюду следовать за мной с озабоченным видом. Ты
похож на мою мать, которая все время беспокоилась, нет ли у меня запора.
Хонакура от неожиданности смутился - необычное ощущение, отметил он про
себя.
- Не совершил ли я ошибку? - спросил Ннанджи.
Этого он тоже не ожидал.
- Когда?
- Когда продал Телку. Она была одной из семи.
- Никакое чудо тебя не остановило, так что, скорее всего, нет.
Ннанджи тяжело вздохнул.
- Похоже, я все-таки ошибся. Никогда в жизни мне так не хотелось
женщину.
Надо полагать, в казармах он успел завоевать определенную репутацию.
- Зачем же тогда ты ее продал?
Ннанджи не отводил взгляда от далеких рыбацких лодок, но его губы
искривила легкая улыбка.
- Я воспринял намек как обещание.
Интересно! Парень подшучивал сам над собой, и это было тоже что-то
новое. Конечно, он не мог отправиться на берег вместе с остальными
холостяками в Ки Сане и Вэле. Не мог он и развлекаться на канатах со своим
мечом, а команда не приглашала его к своим повседневным развлечениям.
- Тебе нужно немного отвлечься, адепт.
Ннанджи кивнул, продолжая смотреть на воду.
- Это-то я и имел в виду. Но, думаю, мне может помочь и кое-что другое.
Как насчет урока фехтования, старик?
- Как раз то, чего мне не хватает, - язвительно сказал Хонакура, - но
это было бы незаконно, не так ли? Поговори с Таной - она может согласиться.
Ннанджи покачал головой.
- Похоже, я утратил свое влияние. Она теперь меня не замечает, даже
когда я пытаюсь с ней заговорить. Мальчишка же это просто ненавидит, и я не
хочу его слишком мучить. - Он вздохнул.
Хонакура слышал мнение Броты о Катанджи как о воине, и видел, как тот
прячется, стоит его наставнику появиться с рапирами.
Ннанджи повернулся, опираясь на локоть, и улыбнулся жрецу.
- Придется мне попросить капитана.
Хонакура был поражен в очередной раз.
- Ты шутишь!
- Нет, - улыбка стала шире. - Сутры говорят, что я не могу дать
штатскому рапиру - но они не говорят, что я не могу принять рапиру от
штатского. Я оставил свою в Ханне. И я не могу дать штатскому урок...
- Но он ведь владеет рапирой лучше тебя? Ты рассуждаешь, словно жрец,
адепт.
- Интересно, где я мог приобрести столь дурную привычку? Тем не менее,
самое большее, что он сможет со мной сделать за подобную просьбу - это
вышвырнуть меня за борт, не так ли? А в качестве платы за этот урок
фехтования я мог бы получить и урок по морскому делу - я предложу ему свою
помощь в той шумной работе, которой он сейчас занимается.
Все это было крайне на него не похоже! Воин, выполняющий ручную работу?
Воин, который просит моряка дать ему урок фехтования? Хонакура гордился
своим умением предсказывать поступки людей. Его отнюдь не радовало столь
аномальное поведение. Интуиция подсказывала, что, возможно, именно этого
ожидали боги, но...
Но, кроме того, что-то новое появилось и в глазах Ннанджи, спрятавшееся
за его улыбкой. Большинство людей, как знал по своему опыту Хонакура,
пользовались своими глазами лишь для того, чтобы смотреть, и мало кто
пользовался ими для того, чтобы видеть. Ннанджи только что перешел в эту
вторую категорию, поскольку заметил реакцию Хонакуры, а старик очень редко
подобным образом выдавал свои чувства.
Улыбка стала еще шире.
- Ну, так что?
- Он может поступить намного хуже. Он может высечь тебя, как Шонсу
высек его.
Ннанджи покачал головой.
- Нет. Он не настолько опытнее меня. Это лишь замедлит его реакцию. Я
проделаю с ним то же самое, стоит ему лишь начать.
- Но с чего ему соглашаться дать урок фехтования человеку, который
может попытаться его убить? Это безумие!
- Желание покрасоваться? - сказал Ннанджи. - Он любит произвести
впечатление на других. Он отдал мне назад мой меч, помнишь?
Откуда у этого воина подобная проницательность? От Катанджи? Однако
Хонакура не думал, что он советовался с Катанджи. Это было еще больше на
него не похоже...
- Хочешь на меня поставить, старик?
- Нет, не хочу! Думаю, тебе стоит держаться подальше от Томияно. Он
опасен. - Однако сказав это, Хонакура тут же понял, что вряд ли это
подходящий в данном случае аргумент. - Он попытается тебя искалечить!
Ннанджи изобразил изумление.
- Нет! Да, захочет, не так ли? Что ж, вот настоящий стимул для него! -
Он озорно ухмыльнулся и зашагал в сторону рубки, откуда появился несколько
мгновений спустя без меча и перевязи.
Томияно осторожно поднял голову, услышав приближающиеся шаги. Он
выпрямился, хмуро потянулся к ножу, и только тут с удивлением заметил, что
воин не вооружен.
Хонакура прожил долгую жизнь, изучая людей, и знал, что может читать
выражения их лиц лучше, чем кто-либо другой. Он увидел, как лицо моряка
покраснело от ярости, когда Ннанджи изложил свою просьбу. Он увидел, как
ярость сменилась недоверием. Он увидел, что идея начинает вызывать у него
интерес. Ннанджи показал на кусок наждака, с совершенно невинным и искренним
видом, в котором не было и намека на какую-то хитрость. Затем он широко
улыбнулся Хонакуре, в то время как капитан поднялся и направился на бак,
явно собираясь принести рапиры.
Все еще полный дурных предчувствий, старик устроился на ближайшем ведре
с песком и приготовился смотреть. Напряжение, царившее среди команды, было
чересчур сильным, чтобы рисковать подобным образом; воспоминания о бое между
Шонсу и капитаном были слишком яркими. Слишком велика была вероятность того,
что что-то может пойти не так. Это был явный вызов богам. Следовало бы им
верить, но он не знал, чего ожидать, и как это могло бы помочь.
Томияно некоторое время отсутствовал. Вполне вероятно, что его мать
спрятала оружие. Мало кто заметил рапиры и маски в его руках, когда он
вернулся, но первый же лязг стали, прозвучавший на замолкшем корабле, был
подобен удару колокола, и реакция на него оказалась соответственной.
Мальчишки гурьбой соскользнули вниз с канатов, группа вязальщиц на корме
распалась, на палубу высыпали моряки, недоверчиво глядя на происходящее и
обмениваясь недоуменными взглядами. С криком на палубу выбежала Брота, нервы
которой были на пределе после стольких дней неопределенности.
- Проклятье, что вы делаете! - завопила она, прорубаясь сквозь толпу,
