Все эти сознательные мысли представлялись ему всегда нераздельно с
ярким, всегда близким и всегда поражавшим его душу воспоминанием об умершем
ребенке. Он воссоздавал себе ее бледное личико, припоминал каждое выражение
его; он вспоминал ее и в гробу, в цветах, и прежде бесчувственную, в жару,
с открытыми и неподвижными глазами. Он вспомнил вдруг, что, когда она
лежала уже на столе, он заметил у ней один бог знает от чего почерневший в
болезни пальчик; это так его поразило тогда, и так жалко ему стало этот
бедный пальчик, что тут и вошло ему тогда в голову, в первый раз, отыскать
сейчас же и убить Павла Павловича, - до того же времени он "был как
бесчувственный". Гордость ли оскорбленная замучила это детское сердечко,
три ли месяца страданий от отца, переменившего вдруг любовь на ненависть и
оскорбившего ее позорным словом, смеявшегося над ее испугом и выбросившего
ее, наконец, к чужим людям? Все это он представлял себе беспрерывно и
варьировал на тысячу ладов. "Знаете ли, что такое была для меня Лиза?" -
припомнил он вдруг восклицание пьяного Трусоцкого и чувствовал, что это
восклицание было уже не кривлянье, а правда и что тут была любовь. "Как же
мог быть так жесток этот изверг к ребенку, которого так любил, и вероятно
ли это?" Но каждый раз он поскорее бросал этот вопрос и как бы отмахивался
от него; что-то ужасное было в этом вопросе, что-то невыносимое для него и
- нерешенное.
В один день, и почти сам не помня как, он забрел на кладбище, на
котором похоронили Лизу, и отыскал ее могилку. Ни разу с самых похорон он
не был на кладбище; ему все казалось, что будет уже слишком много муки, и
он не смел пойти. Но странно, когда он приник на ее могилку и поцеловал ее,
ему вдруг стало легче. Был ясный вечер, солнце закатывалось; кругом, около
могил, росла сочная, зеленая трава; недалеко в шиповнике жужжала пчела;
цветы и венки, оставленные на могилке Лизы после погребения детьми и
Клавдией Петровной, лежали тут же, с облетевшими наполовину листочками.
Какая-то даже надежда в первый раз после долгого времени освежила ему
сердце. "Как легко!" - подумал он, чувствуя эту тишину кладбища и глядя на
ясное, спокойное небо. Прилив какой-то чистой безмятежной веры во что-то
наполнил ему душу. "Это Лиза послала мне, это она говорит со мной", -
подумалось ему.
Совсем уже смеркалось, когда он пошел с кладбища обратно домой. Не так
далеко от кладбищенских ворот, по дороге, в низеньком деревянном домике,
помещалось что-то вроде харчевни или распивочной; в отворенных окнах
виднелись посетители, сидевшие за столами. Ему вдруг показалось, что один
из них, помещавшийся у самого окна, - Павел Павлович и что он тоже видит
его и любопытно его высматривает из окошка. Он пошел далее и вскоре
услышал, что его догоняют; за ним бежал и в самом деле Павел Павлович;
должно быть, примирительное выражение в лице Вельчанинова привлекло и
ободрило его, когда он наблюдал из окошка. Поравнявшись, он, робея,
улыбнулся, но уже не прежней пьяной улыбкой; он даже и совсем не был пьян.
- Здравствуйте, - сказал он.
- Здравствуйте, - отвечал Вельчанинов.
XI
ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ ЖЕНИТСЯ
Ответив это "здравствуйте", он сам себе удивился. Ужасно странно
показалось ему, что встречает теперь этого человека вовсе без злобы и что в
его чувствах к нему в эту минуту что-то совсем другое и даже какой-то позыв
к чему-то новому.
- Вечер какой приятный, - проговорил, засматривая ему в глаза, Павел
Павлович.
- Вы еще не уехали, - промолвил Вельчанинов, как бы не спрашивая, а
только обдумывая и продолжая идти.
- Затянулось у меня, но - место я получил-с, с повышением-с. Отъезжаю
послезавтра наверно.
- Получили место? - на этот раз уже спросил он.
- Почему же бы и нет-с? - покривился вдруг Павел Павлович.
- Я только так сказал... - отговорился Вельчанинов и, нахмурившись,
покосился на Павла Павловича. К его удивлению, одежда, шляпа с крепом и
весь вид г-на Трусоцкого были несравненно приличнее, чем две недели назад.
"Зачем он сидел в этой распивочной?" - все думалось ему.
- Я вам, Алексей Иванович, намеревался и про другую мою радость
сообщить, - начал опять Павел Павлович.
- Радость?
- Я женюсь-с.
- Как?
- После скорби и радость-с, так всегда в жизни-с; я, Алексей Иванович,
очень бы желал-с... но - не знаю, может, вы теперь спешите, потому что у
вас такой вид-с...
- Да, я спешу и... да, я нездоров.
Ему ужасно вдруг захотелось отделаться; готовность к какому-то новому
чувству вмиг исчезла.
- А я бы желал-с...
Павел Павлович не договорил, чего он желал; Вельчанинов промолчал.
- В таком случае уже после-с, если только повстречаемся...
- Да, да, после, после, - скороговоркой бормотал Вельчанинов, не глядя
на него и не останавливаясь. Еще помолчали с минуту; Павел Павлович все еще
продолжал идти подле.
- В таком случае до свиданья-с, - вымолвил он наконец.
- До свиданья; желаю...
Вельчанинов воротился домой опять совсем расстроенный. Столкновение с
"этим человеком" было ему не под силу. Ложась спать, он опять подумал:
"Зачем он был у кладбища?"
На другой день поутру он решился наконец съездить к Погорельцевым,
решился неохотно; ему слишком тяжело было теперь чье-нибудь участие, даже и
от Погорельцевых. Но они так о нем беспокоились, что непременно надо было
поехать. Ему вдруг представилось, что ему станет почему-то очень стыдно при
первой с ними встрече. "Ехать или не ехать?" - думал он, спеша окончить
завтрак, как вдруг, к чрезвычайному его изумлению, к нему вошел Павел
Павлович.
Несмотря на вчерашнюю встречу, Вельчанинов и представить не мог, что
этот человек когда-нибудь опять зайдет к нему, и был так озадачен, что
глядел на него и не знал, что сказать. Но Павел Павлович распорядился сам,
поздоровался и уселся на том же самом стуле, на котором сидел три недели
назад в последнее свое посещение. Вельчанинову вдруг особенно ярко
припомнилось то посещение. Беспокойно и с отвращением смотрел он на гостя.
- Удивляетесь-с? - начал Павел Павлович, угадавший взгляд
Вельчанинова.
Вообще он казался гораздо развязнее, чем вчера, и в то же время
проглядывало, что он и робел еще больше вчерашнего. Наружный вид его был
особенно любопытен. Г-н Трусоцкий был не только прилично, но и франтовски
одет - в легком летнем пиджаке, в светлых брюках в обтяжку, в светлом
жилете; перчатки, золотой лорнет, для чего-то вдруг появившийся, белье -
были безукоризненны; от него даже пахло духами. Во всей фигуре его было
что-то и смешное и в то же время наводившее на какую-то странную и
неприятную мысль.
- Конечно, Алексей Иванович, - продолжал он коробясь, - я вас удивил
приходом-с, и - чувствую-с. Но между людьми, я так думаю-с, всегда
сохраняется, - а по-моему, так и должно храниться-с, - нечто высшее, так
ли-с? То есть высшее относительно всех условий и даже самых неприятностей,
могущих выйти... так ли-с?
- Павел Павлович, скажите все поскорее и без церемоний, - нахмурился
Вельчанинов.
- В двух словах-с, - заспешил Павел Павлович, - я женюсь и отправляюсь
теперь к невесте, сейчас-с. Они тоже на даче-с. Я желал бы получить
глубокую честь, чтобы осмелиться познакомить вас с этим домом-с, и пришел-с
с необычайною просьбою (Павел Павлович покорно нагнул голову) просить вас,
чтобы мне сопутствовать-с...
- Куда сопутствовать? - Вельчанинов вытаращил глаза.
- К ним-с, то есть на дачу-с. Простите, я как в лихорадке говорю и,
может, спутал; но и так уж вашего отказа боюсь-с...
И он плачевно посмотрел на Вельчанинова.
- Вы хотите, чтобы я с вами ехал теперь к вашей невесте? - переговорил
Вельчанинов, быстро его оглядывая и не веря ни ушам, ни глазам своим.
- Да-с, - ужасно оробел вдруг Павел Павлович. - Вы не рассердитесь,
Алексей Иванович, тут не дерзость-с; я только покорнейше и необычайно
прошу. Я помечтал, что, может быть, вы и не захотели бы при этом
отказать...
- Во-первых, это вовсе невозможно, - беспокойно заворочался
Вельчанинов.
- Это только мое чрезмерное желание и не более-с, - продолжал тот
умолять, - я не скрою тоже, что есть тут и причина-с. Но о причине этой
хотел бы открыть лишь после-с, а теперь лишь необычайно прошу-с...
И он даже встал со стула от почтения.
- Но во всяком случае это невозможно же, согласитесь сами... -
Вельчанинов тоже встал с места.
- Это очень возможно-с, Алексей Иванович, - я при этом вас располагал
познакомить-с, так, как приятеля-с; а во-вторых, вы ведь и без того там
знакомы-с; ведь это к Захлебинину, на дачу. Статский советник Захлебинин-с.
- Как так? - вскричал Вельчанинов. Это был тот самый статский
советник, которого он с месяц назад все искал и не заставал дома,
действовавший, как оказалось, в пользу противной стороны в его тяжбе.
- Ну да, ну да, - улыбался Павел Павлович, как бы ободренный
чрезвычайным удивлением Вельчанинова, - тот самый, вот еще помните, когда
вы тогда шли с ним и разговаривали, а я глядел на вас и стоял напротив; я
тогда выжидал, чтобы к нему подойти после вас. Назад лет двадцать вместе
даже служили-с, а тогда, когда я подойти хотел после вас-с, у меня еще не
было мысли. Теперь только внезапно пришла, с неделю назад-с.
- Но послушайте, ведь это, кажется, весьма порядочное семейство? -
наивно удивился Вельчанинов.
- Так почему же-с, если порядочное? - покривился Павел Павлович.
- Нет, разумеется, я не про то... но сколько я заметил, там бывши...
- Они помнят, они помнят-с, как вы были, - радостно подхватил Павел
Павлович, - только вы семейства не могли тогда увидеть-с; а сам он помнит-с
и вас уважает. Я им почтительно об вас говорил.
- Но как же, если вы только три месяца вдовеете?
- Да ведь не сейчас свадьба-то-с; свадьба через девять или через
десять месяцев будет, так что ровно год траура и пройдет-с. Поверьте, что
все хорошо-с. Во-первых, Федосей Петрович меня даже с малолетства знает,
знал покойную супругу мою, знает, как я жил, на каком счету-с, и, наконец,
у меня есть состояние, а теперь вот и место с повышением получаю, - так это
все и на весу-с.
- Что ж, это дочь его?
- Я вам все это расскажу в подробности-с, - приятно съежился Павел
Павлович, - позвольте папиросочку закурю. К тому же вы сами сегодня
увидите. Во-первых, такие дельцы, как Федосей Петрович, здесь, в
Петербурге, иногда очень на службе ценятся, если успеют обратить
внимание-с. Но ведь кроме жалованья и пуще того - прибавочных, наградных,
дополнительных, столовых или там единовременных пособий-с - ничего ведь и
нет-с, то есть основного-то-с, составляющего капитал. Живут хорошо, а
скопить никак невозможно, если при семействе-с. Сообразите сами: восемь
девиц у Федосея Петровича и один только сын малолеток. Умри он сейчас -
останется ведь только пенсия жиденькая-с. А тут восемь девиц, - нет, вы
только сообразите-с, сообразите-с: ведь это если каждой по башмакам, так и
тут что составит! Из восьми девиц пять уж невест-с, старшей-то двадцать
четыре года (прелестнейшая девица, сами увидите-с!), а шестой - пятнадцать
лет, еще в гимназии учится. Ведь для пяти-то старших девиц надо женихов
приискать, что по возможности заблаговременнее делать следует, отцу-с надо,
стало быть, вывозить-с, - чего же это стоит, я вас спрошу-с? И вдруг я
появляюсь, еще первый жених у них в доме-с, и им известен заведомо, то есть
в том смысле, что при действительном состоянии-с. Ну вот и все-с.
Павел Павлович объяснял с упоением.
- Вы к старшей посватались?
- Н-нет-с, я... не к старшей; я вот к этой шестой посватался, вот
которая еще продолжает учение в гимназии.
- Как? - невольно усмехнулся Вельчанинов. - Да ведь вы же говорите, ей
