бурку, отнес в светелку за печкой.
Елена наконец ожила, лежала, распаренная, посверкивала глазами, понемногу
отпивала медовуху из глинной кружки.
- Ох, истинно рай земной! - сказала она, отирая пот со лба, и эти слова вдруг
резанули меня по сердцу. Не знаю, отчего, но напомнили мне эти слова о чем-то
страшном.
- Спасибо тебе, князь, спаситель мой. Ведь я на самом деле, а не для красного
словца заново на свет родилась. Не представляешь, как мне было жутко. Ночь, лес,
дождь, дороги нет, мысли лишь о скорой смерти. До утра бы я не дожила...
Поверить ли в такое счастье - прекраснейшая девица Руси, завидная невеста, к
которой сватались и кирай мадьярский, и круль польский, даже говорят, сын
базилевса византийского знаки внимания оказывал, к наукам светским столь
расположенная, что прошлым летом экзамены экстерном за курс царьградского
университета сдала, и как бы не собралась в Сорбонне образование продолжить,
лежит сейчас у меня в комнате и разговаривает не по протоколу великокняжескому,
а запросто.
- Если бы с дороги сбилась - пожалуй, и не дожила. До Осташкова еще тридцать
верст, никак бы не доехала... Тубе до дождя еще надо было шалашик соорудить,
костерчик запалить или около коней согреваться... Но то дела солдатские, это мы
знаем, как в лесу и две недели без еды и огня выжить, а ты, княжна, другим
наукам обучалась...
Я говорил, а сам со страхом представлял: через версту-другую она бы непременно
свалилась с седла. Только не на мои руки, а в дорожную грязь. Ну и...
- Бог миловал. - Княжна выпростала другую руку из-под мягкого войлока, вдруг
провела пальцами по моей щеке. - Не только Бог, но и ты, княже. Видишь, как
получилось? Давно я праздно мечтала оказаться с тобой наедине, и вот... Потому и
выжила, что и сознание теряя, помнила, к кому скачу. Самые последние трое
ратников из моей охраны погоню на волжской переправе за собой в сторону Пено
увлекли, а мне этот тайный путь указал и велели никуда не сворачивать.
Кони, мол, сами выведут... Зачем только для нашей встречи такая страшная война
потребовалась?..
Я задохнулся от удивления и радости. Значит, она тоже?! Мне захотелось тут же
обнять ее, припасть губами к ее всегда надменным и капризным, а сейчас нежно
улыбающимся губам, и ниже, ниже...
Однако ж нельзя. Невместно. По европейскому этикету легонько поцеловал горячую
ладонь.
Елена продолжала сбивчивым шепотом:
- Отец сказал мне, провожая: "Доберешься до князя Игоря, и Бог даст, победим,
и живы все останемся, отдам тебя за князя. Может, тогда свои мысли об сорбоннах
и флоренциях богомерзких оставишь. А ежели не доживу - сама, дочь, решай..."
- Так что же князь Михаил знал? Про меня... и что ты тоже?..
- Великий князь все про всех знает, а уж что говорит, а что нет - на то его
воля...
Чтобы совсем не потерять голову, я встал.
- Отдохни, княжна, а у меня еще дел много. Письмо князя до сих пор не
прочитано, да и одежду твою в порядок привести надо, почистить, постирать да
высушить. У меня для тебя сменных туалетов нет. И сам без того обхожусь...
- Ты что же, князь, женское исподнее своими руками стирать будешь? - глаза у
нее расширились в изумлении.
- Оно у тебя, как замечен, - усмехнулся я, - отнюдь не женское, а солдатское
тож. А я его с двадцати лет своими княжескими ручками добела оттирать научен,
когда мылом, а когда и песком. Начинай привыкать понемногу...
- У меня во вьюках и настоящее есть...
- Там тоже все промокшее, да и твое боюсь, очень еще долго не понадобится.
В горнице я наискось резанул ножом конверт, развернул плотную бумагу, судя по
почерку, собственноручно написанному Великим Князем. И тут в оконное стекло
тихонько постучали.
"Акинф, наверное, - подумал я, - а чего в дом не заходит?"
Открыл тяжелую, набухшую от сырости дверь и зажмурился. В лицо ударил яркий
солнечный свет.
"Как же так? утро уже? Я что - заснул над письмом?" - мелькнула мысль и сразу
исчезла. Передо мной стоял Артур. Совершенно такой, как я его и представил перед
началом "сеанс". В оливково-желто-коричневом тропическом камуфляже, высоких
испачканных глиной ботинках, только лицо у него было теперь вполне человеческое
и глаза не мертвые, а обыкновенные.
Так и должно быть, - сообразил я, - это там, у нас, они у него были мертвые, а
здесь на том свете, - нормальные. А вот какие глаза у меня сейчас? Зеркальце
бы... Но - это я тоже вспомнил - покойники и зеркала несовместимы. Не зря же их
принято занавешивать.
Но как же Елена? Она же согласилась пойти за меня замуж! А татары? До
Селижарова тридцать верст, вот-вот они могут появиться и здесь!..
Я глубоко вздохнул и все вспомнил. И понял. Из каких глубин памяти они сумели
вытащить это? Мне было девятнадцать лет. В турлагере - вон там, за плесом, по ту
сторону монастыря, я познакомился с девочкой Леной.
Влюбился в нее мгновенно и страшно. Кстати - впервые в жизни вот так,
по-настоящему. Однажды на танцах даже ухитрился поцеловать ее в щечку. Но ничего
у меня не вышло. Чем-то ей я не показался.
С полгода еще мы переписывались. Чернилами по бумаге для пущей романтики. А на
лекциях в университете я сочинял исторический роман про нас с не. Вот этот
самый, экранизацию которого я сейчас посмотрел.
Мне стало так горько, так тоскливо и обидно. Ведь примерно до этого места я и
тогда дошел. В целомудрии своем не решился на более откровенную сцену, хотя в
мыслях, конечно...
Где-то, наверное, и сейчас валяется та тетрадь. Я отправил распечатку
нескольких глав Лене в Петроград, получил в ответ довольно насмешливое послание,
и от злости и оскорбленной гордости забыл и девушку, и роман, который мог бы...
А что, вполне мог бы быть дописан и даже стать популярным. Народ такие сюжеты
любит.
И еще стихотворение сочинил для нее, уже совсем на прощание:
Глядя, как Артур торопливо, по-солдатски "дергает", пряча сигарету в кулак,
ощущая совершенно натуральный запах табачного дыма, я спросил:
- Разве ты на Земле курил? Не помню что-то.
Он щелчком сбил выросший на кончике сигареты столбик пепла.
- Когда живой был - курил. В качестве... зомби - действительно нет. А здесь я
снова идентичен себе - исходному. В твоем обществе...
Я не понял, о чем это он.
- Именно в моем? Почему?
- Так никого же больше здесь нет. Соответственно - нет ни времени, ни
пространства. То есть ничего. Поскольку нет для меня точки отсчета. Сейчас эта
точка - ты. И отсчета, и кристаллизации. Древние греки были правы - нет более
печального места, чем Аид - царство мертвых. Где души в виде полупрозрачных
теней бродят в сумерках, оглашая окрестности тоскливыми стонами...
Надо же, и память у него в порядке, и даже нечто вроде иронии присутствует.
- Разумеется, - ответил я в тон. - Мусульманский рай не в пример приятнее.
Фонтаны, гурии, шербет...
Артур посмотрел на меня, склонив к плечу голову с давно не мытыми
всклокоченными волосами. То ли удивленно, то ли с уважением.
- Разве только мусульманский? Разве наш, российский, тебе понравился меньше? И
девушка, княжна, хороша, правда? Это же ее ты беззаветно любил полжизни? Вот
она, возьми... Ты сам - настоящий воин. Каким и мечтал быть. Впереди, конечно,
много сражений и бед, но ведь и награда... красавица жена, еще и амазонка
вдобавок. Тесть - Великий князь, а там и на объединенный Великий стол, Тверской,
Московский, Владимирский шансы у князя Игоря не слабые... Спаситель земли
Русской - вполне возможно.
И еще заметь, - продолжал Артур, не обращая внимания, что у меня сжались
кулаки, а может быть, как раз поэтому. - Рай совсем не в христианском духе,
никаких кущ и песнопений "Аллилуйя" под звон арф у подножия господнего престола.
Вполне достойная мужчины обстановка. "Страна удачной охоты"...
Хорошо бы сейчас засветить ему как следует в морду. И вернуться... Туда...
- Нервничай, - сказал он спокойно, видимо, уловив мое настроение. - Людям в
нашем положении приличествует мудрость. Чтобы не ошибиться... Ты думаешь, это
все иллюзия? Гипноз? Происки... Чьи происки? "И удалился Христос в пустыню, и
там дьявол искушал его"? совсем нет. Тебе показали еще одну реальность, из
которой ты сюда пришел, создана под настроение твоих новых приятелей. Ты понял?
Совершенно подлинная реальность, где ты сумеешь быть воистину счастливым.
Я подумал: "Ну а вдруг он прав?" И спросил:
- Но там же масса несообразностей. И исторических, и вообще... Реальность
наскоро и примитивно выдуманная...
- Лишь до тех пор, пока ты можешь сопоставлять и сравнивать. Уйти туда совсем,
и все будет оправданно и единственно возможно...
... Как будто ничего не изменилось и все же стало чуть-чуть другим. Куда
сочнее и естественнее. Засверкали капельки росы на листьях пышного куста сирени,
над розовыми шариками клевера с гудением закружились шмели. Вдали заржал конь,
ему откликнулся другой, поближе.
- А вон тебе и гурии, в натуральном виде...
Я обернулся.
По ту сторону невысокой штакетной ограды, в ограды, в глубине запущенного
соседского сада, на краю заросшей иван-чаем и пастушьей сумкой поляны,
распахнулась низкая дверь бревенчатой баньки. Следом за клубами пара на лужайку
выскочили две... Нет, в самом деле гурии, только славянского образца.
Молодые, фигурстые, докрасна распаренные, с распущенными мокрыми волосами до
пояса, с чуть-чуть утрированными, как в эротических мультфильмах, прелестями. И
оказалось, это не какие-нибудь абстрактные модели, нет, а именно Алла и Ирина.
Одна - моя многолетняя подруга, другая - вроде бы женщина-мечта... полностью
игнорируя наше близкое присутствие (а не увидеть нас в нормальной ситуации они
никак не могли), молодухи с радостным смехом и визгом подскочили к
сорокаведерной бочке возле угла баньки, здоровенным черпаком вылил друг на друга
по нескольку ведер дождевой воды и бросились обратно. Причем уже на пороге Алла
влепила Ирине оглушительный шлепок по тугой ягодице.
- Красота, - меланхолически сказал Артур. - Дворовые девки веселятся.
Патриархальные радости жизни. А вот и княгинюшка...
"Если Елена сейчас проявится на пороге - ох как я ему врежу! " - подумал я с
ненавистью и азартом.
Артуру или тому, кто стоял за ним, не хватило ума или деликатности вовремя
остановится.
Елена появилась. Точно такая, какой я видел ее в последний раз, летом 2038
года. Вернее - какой я не успел тогда ее увидеть. Сначала я услышал голос
княжны, сердито что-то выговаривающей служанкам, а потом она вышла из
предбанника на порог, конечно, по замыслу режиссеров, тоже обнаженная, но
величественная, тонкая, с надменно вскинутой головой. За нею выбежали прежние
красавицы, уже чуть меньше похожие на оригиналы. Псевдо-Алла накидывала ей на
белоснежные плечи простыню, а псевдо-Ирина, упав на колени, старалась обуть на
стройненькие ножки сандалии...
Но самое смешно - как они ошиблись! Не появись сейчас Лена "в натуре", а эдак
мелькни за окном легкой тенью, я скорее всего поддался бы искушению. Снова ее
увидеть и, возможно...
Выходит, что пятнадцать лет воспоминание о той влюбленности сверлило мою душу,
как червяк, и оттого, наверное, происходили все мои странные, бессмысленные
зачастую метания.
Но, увидев Лену наяву, красивую, конечно, но, искренне признаться, довольно
ординарную восемнадцатилетнюю девчонку, я испытал облегчение.
Нельзя дважды войти в одну реку. И первая любовь хороша только в
воспоминаниях.
И уж никак не следовало бы им изображать мою нынешнюю женщину служанкой.
Безо всякой злобы, единственно, чтобы показать, "кто в лавке хозяин", как
выразился бы папаша моего альтер-эго, правоверный еврей Моисей Риттенберг, я
Артуру врезал. Как давно собирался. В целях самовыражения.
Законы Ньютона в этом вымышленном мире действовали безупречно.
Тем более, что удара он не ждал. И поднимался с шелковой травы довольно долго.
Вот только крови на губах я не заметил.
А кровь на губах должна была быть обязательно. И несколько выбитых зубов. На
