непонятной консистенции.
А старательно конструируемая мной модель Гиперсети приобрела такой невероятный
объем, масштаб и сложность, что если б было чем, я задохнулся бы от изумления
превосходящей всякое разумение грандиозностью панорамы. И от представления о
собственной ничтожности. Я показался себе светлячком, залетевшим в зону
праздничного фейерверка.
Очевидно, я оказался в одном из Узлов Гиперсти, в котором пресекались
информационные каналы нескольких уровней именно земной ноосферы и обеспечивающих
функционирование ее внешних программ.
Перегрузка для моей слабенькой матрицы оказалась почти запредельной, еще
немного, и она просто расплавилась бы, подобно микросхеме, попавшей под
напряжение бытовой электросети. Но кто-то или что-то опять обратил внимание на
мое плачевное положение, или просто сработала система предохранителей
"Fullproof".
Однако несколько информационных пакетов, предназначенных лично для меня, я
принять и усвоить успел.
В них было кое-что о моем прошлом и о дальнейшей судьбе (в целом -
обнадеживающее) пояснение, что имеет место своеобразное тестирование наших
личностей на предмет пригодности работе в Сети (окончательная оценка осталась
неизвестной), а также и то, что предстоящие нам испытания могут быть расценены
как некий "обряд очищения" перед тем, как даровать Артуру "вечный покой" или
запустить на очередной круг воплощений...
Выброшенный обратно в здешний, почти уже привычный и совместимый с моей
обыкновенной сущностью мир, я довольно долго реадаптировался к чересчур уж
бедной цветами, звуками, эмоциональным напряжением окружающей среде.
По-прежнему прибегая к чувственным аналогиям, я бы сказал так - разница между
тем и этим как между главной площадью Рио-де Жанейро в час кульминации карнавала
и цементной два на два метра тюремной камерой-одиночкой в диктаторской стране,
не имеющей понятия об элементарных правах человека.
Потрескивали жарко разгоревшиеся дрова в печи, на широкие половицы падали
оранжевые блики, за окнами и в трубе гудел неизвестно когда поднявшейся ветер.
Привалившись плечом к стене, подремывал или просто глубоко погрузился в свои
невеселые мысли Артур. Вот и все, этим исчерпывался сейчас окружающий мир.
Чтобы не потревожить своего не слишком желанного спутника, я осторожно
поднялся, едва не охнув от боли в затекшей ноге, захватил винчестер и вышел в
сени. Сел на пороге, достал с прискорбной быстротой пустеющий портсигар.
Тоже ведь странность - есть почти совершенно не хочется.
Облака так и не рассеялись к ночи, но сильный ветер истончил их слой, и время
от времени в зеленовато-белесой мгле просвечивал диск луны. А почему бы и нет?
зачем создавать для единственного зрителя оригинальные декорации, когда в моей
памяти содержатся достоверные картины неоднократно виденных осенних ночей?
Степень доступности и совместимости полученной от контакта с Гиперсетью
информации предыдущим жизненным опытом была настолько мала, что я сейчас не
чувствовал уверенности, правда ли все было так, как было, или все - лишь плод
моего больного воображения.
Довод "за" - я только что понятия не имел о том, что мне стало известно, и
результат моей "медитации" более менее совпадает с тем, что я пытался с ее
помощью достичь.
Довод "против" - я не узнал ничего такого, о чем с уверенностью можно сказать:
"Да, вот это - новое, такого еще не было под солнцем". Все, что мне привиделось,
вполне может быть игрой моего подсознания, небывалой комбинацией бывших
размышлений. А медитация просто вывела догадки, гипотезы и сомнения в сознание и
оперативную память.
То есть у меня прибавилось пищи для размышлений, но и только.
И вот, стоило мне мысленно произнести слово "пища", как чувство голода стало
очень острым.
Степень достоверности окружающей среды продолжала повышаться.
Я подумал, что, продолжая в этом же роде гонять свои мысли по кругу абсолютно
неразрешимых в данных обстоятельствах антиномий, я могу только уверенно сойти с
нарезки. Никакого другого практического эффекта мои догадки и логические
построения произвести не в силах.
Настроение мое слегка напоминало то, что могло быть у экипажа подводной лодки
лежащей на грунте с пробитыми балластными цистернами. Всплыть скорее всего не
удастся, но пока вроде в порядке: тепло, сухо, нормально светят плафоны,
регенераторы очищают воздух, на камбузе полно провизии. Умирать, видимо,
придется но не сейчас. И остается какая-то надежда. Спасатели разыщут или через
торпедные аппараты попробуем выбраться. Такая вот оптимистическая трагедия.
Предаваться же отчаянию было просто скучно. Надоело. Я сидел, медленно пускал
дым тонкой струйкой сквозь сложенные, как для свиста. Губы, и ветер сразу же
срывал его, уносил в темноту.
Ни самостоятельной гипотезы, ни разумной линии поведения у меня не
складывалось. Чувствовать себя экспериментальной крысой в лабиринте было
противно. Я догадывался, что оттого, как я стану теперь поступать, будет
каким-то образом зависеть дальнейшее развитие событий. Жаль только - невозможно
предугадать, какое именно поведение будет предпочтительнее для благоприятного
исхода.
В действие слепых сил и законов природы я не слишком верил. В Бога - тоже,
хотя отец Григорий приложил немалые силы к моему обращению. Если со мной
произошла очередная пакость, на первый взгляд намного худшая, чем все, имевшие
место раньше, значит некто сделал свой рассчитанный ход. В то, что к моим бедам
впрямую причастны Андрей с Шульгиным, мне верить не хотелось. Подобное случалось
за многие годы до знакомства с ними, и на совсем другой исторической линии.
Скорее, наоборот - встреча с Новиковым во Фриско - очередное звено в веригах,
что сковала для меня судьба, рок, да та же самая Гиперсеть, которая, очевидно,
едина для всех времен и реальностей.
Даже можно предположить (я об этом пробовал думать и раньше, только вовремя
останавливался), что мы с Андреем какие-то своеобразные аналоги друг друга,
"ремейку", так сказать одного и того же человеческого генотипа с поправкой на
время и обстоятельства.
А слепые силы природы - нет, их вмешательства я предполагать не буду по самой
простой причине. Даже если они и существуют. Одно дело, когда тебя в пропасть
стараются столкнуть люди. С ними можно бороться, и неизвестно, кто победит.
Совсем же другое, когда ты просто поскользнулся на обледенелой тропе и твоя
жизнь определяется только формулой E=mgh.
И вот еще что обнадеживает. Тело ведь мое по-прежнему (а так ли? ) находится
под присмотром друзей, в таинственной московской квартире, а они люди достаточно
опытные, с подобными инцидентами сталкивались и несомненно что-нибудь придумают.
Если же перекинуло сюда вместе с телом (а это как-то объясняет и то, что я все
еще здесь, и вызывающую естественность моих физических реакций), то возникает
целый веер возможностей и вариантов. Хоть так, хоть этак - делай, что должен,
свершится, чему суждено.
К месту вспомнился кумир мальчика Марка - его тезка, философ-стоик на римском
троне.
Я докурил сигарету, выбросил окурок, и глаза, которые волей-неволей
фиксировались на ярком алом огоньке, заново стали привыкать к темноте.
Глава 6
Вдалеке, в самом конце уличного порядка, метрах в двухстах, а может , и
дальше, светился другой огонек. Бледный и слабый, похожий на проблески
карманного фонаря с подсаженными батарейками. Я вскочил, подхватил винчестер,
почти автоматически взвел тугой курок. Ситуация явно осложняется. Раз здесь
появились еще какие-то существа, кроме нас, значит, непонятная игра переходит в
новую фазу. Миттельшпиль или сразу эндшпиль?
Мои "космические видения" приобретают большую убедительность.
Бессмысленно опасаясь каких-то еще тайных врагов, я пробирался вдоль
покосившихся заборов правой стороны улицы (здесь я использовал уроки Шульгина,
который учил, что в случае чего стрелять навскидку влево легче, чем наоборот).
Я проверял - да, действительно. И еще я мысленно обзывал всякими словами тех,
кто сообразил перенести меня сюда в той самой одежде, что хороша названом ужине,
но крайне неудобна в походе. Узкие, парадно-выходные туфли вязли в песке,
колючий бурьян цеплялся за синтетические брюки, тонкий пиджак совсем не защищал
от холодного ветра.
Лучше бы я оставался в походном мундире князя Мещерского.
Приблизившись к объекту своего интереса на полсотни шагов, я понял, что ввело
меня в заблуждение. Разросшиеся кусты лещины выбрались далеко за пределы
палисадника, чуть ли не до середины улицы, и их раскачивающиеся под ветром ветви
создавали иллюзию мигающего и движущегося источника света. На самом же деле
неярким, но ровным желтоватым огоньком светилось боковое окно, такой же, как
наша, полутораэтажной, чуть покосившейся избы.
Картинка эта в вымершей деревне производила не самое лучшее впечатление. Более
того - меня охватила смутная, но острая тревога. Людей тут не было еще
три-четыре часа назад, если только они не прятались в глубоких подвалах, как во
времена татаро-монгольского нашествия, и мои пробные выстрелы заставили их
сидеть еще более тихо, чем к моменту нашего здесь появления.
Предположение нелепое, но и факт наличия в доме людей и других любых существ,
умеющих с наступлением темноты включать осветительные устройства, опровергнуть
невозможно. Естественных источников света такого спектра и интенсивности,
функционирующих внутри жилых помещений, я представить себе не мог тем более.
Упирая приклад винчестера в бедро и не снимая пальца со спуска, я подкрался к
окну и заглянул в его нижний угол.
Сказать, что я замер от ужаса, было бы преувеличением. Означенный ужас я уже
пережил на безымянном острове, причем по той же самой причине.
Покойники. Я видел их там и снова увидел сейчас и здесь.
Причем в том же самом обличье. Они сидели по сторонам квадратного стола, в
центре которого горела керосиновая лампа со слегка закопченным у верхнего обреза
стеклом, неподвижно, словно группа восковых фигур из музея. Но муляжами явно не
являлась. Какие-то движения время от времени каждый из них совершал. Мне
показалось, что и губы у них двигаются, хотя и очень замедленно, словно ведут
они какой-то свой, неслышимый для живых разговор.
Спиной ко мне сидел тот, кого я увидел на острове первым, - мужчина с разбитым
затылком и засохшими потеками крови на плечах и спине.
Напротив - Вера, в том же распахнутом цветном халатике, что был с ней в каюте
"Призрака", когда мы нашли ее безжизненное тело.
Справа и слева от нее - еще двое. Их я тоже видел на острове. Один, судя по
его лицу, был задушен, второй - убит ударом кувалды Артура в висок. Такая же
судьба ждала и меня...
Акт второй того, что оказалось трагедией, а сейчас? Ее автор и режиссер вряд
ли отличаются тонким вкусом. Явный срыв в мелодраму.
Или... Или эта постановка предназначена не для меня. Но тогда почему Артур,
отличавшийся сверхъестественным чутьем (в буквальном смысле), не уловил сейчас
столь близкого присутствия своих бывших друзей, а тем более - Веры. О разлуке с
которой так печалился.
Может быть, он действительно здесь, внутри специально сконструированной
псевдореальности, стал обыкновенным человеком? Сменил знак, как при переносе
числа из одной части уравнения в другую?
Повторяю, страшно в обычном смысле этого слова мне не было, для охватившего
меня чувства я просто не имею подходящего термина. Я ведь не Гоголь, я человек с
неприлично здоровой психикой, без которой не обойтись представителям ряда
профессий, от патологоанатомов до репортеров. Люди с более тонкой душевной
организацией называют это цинизмом.
Выбор был невелик - повернуться и тихонько уйти или переступить порог дома.
Кого-то же бывшие коллеги Аллы здесь ждут? Тем более с Верой мы в конце концов
стали приятелями, а остальных - Ивара, Кирилла, Самсона - мне бояться нет
оснований. Как и вообще смешно бояться хоть чего-нибудь здесь. Я ведь уже
согласился, что являюсь не более чем электроном или элементарной частицей внутри
