сыпь, аллергия, анемия и даже корь и оспа.
В почтительном молчании каждая женщина ожидала от Августина призыва
помощи христа, после чего он прописывал подходящее лекарство. Знакомый с
современной фармакопеей и верящий в нее, Августин в дополнение к
собственным отварам прописывал молоко магнезии, антибиотики, аспирин и
витамины, которые, однако, пересыпал и переливал в собственную тару. Как и
Мерседес Перальта, он не назначал платы за лечение, оставляя это на
усмотрение своих клиентов. Они платили столько, сколько могли себе
позволить.
Наш поздний обед из цыпленка и жареной свинины нам принесла женщина,
живущая по соседству. Но в этот момент в кухню вошел мужчина, неся на
руках небольшого подростка. Мальчик шести или семи лет порезал икру ноги,
играя на поле с мачете своего отца.
Спокойно и уверенно Августин положил ребенка на койку в своей рабочей
комнате и развязал пропитанную кровью повязку. Сначала он промыл глубокий
порез соком розмарина, затем перекисью водорода.
Трудно сказать, был ли мальчик загипнотизирован успокаивающими
прикосновениями Августина, когда тот массировал встревоженное маленькое
личико, или его мягким голосом, когда он читал заклинания. Но через
некоторое время малыш уснул. Августин же приступил к наиболее важной части
своего лечения. Для остановки кровотечения он приложил к ране припарку из
листьев, смоченных в чистом тростниковом ликере. Затем он приготовил
пасту, которая, как он утверждал, должна была залечить рану в течение
десяти дней, не оставив даже шва.
Воззвав к руководству христа, Августин брызнул несколько капель
молочной субстанции на раковину. Медленными ритмичными движениями он начал
дробить раковину широким деревянным пестиком. Через полчаса он получил
чуть меньше половины чайной ложки зеленоватой, с запахом мускуса,
субстанции.
Он осмотрел рану еще раз и, сжав порез пальцами, закрыл его и
тщательно наложил сверху пасту. Шепча молитвы, он искусно перебинтовал
ногу полосками белой материи. Довольная улыбка осветила его лицо. Он
передал спящего мальчика в руки отца и приказал приводить его каждый день
на перевязку.
После обеда, убедившись, что пациентов сегодня больше не будет,
Августин предложил мне прогуляться во дворе. Его лекарственные растения
росли аккуратными рядами, расположенные в том же порядке, что и банки на
столе и полках в его рабочей комнате. В дальнем конце двора у бревенчатого
сарая стоял старый керосиновый холодильник.
- Не открывай его! - закричал Августин, крепко сжимая мою руку.
- Как бы я смогла? - обиделась я. - он же на замке. Какие тайны ты
хранишь в нем?
- Мои чары, - прошептал он. - ты знаешь, что я практикую колдовство?
- в его голосе сквозила насмешка, но лицо оставалось хмурым. - я
специалист по лечению детей и наведению чар на взрослых.
- Ты действительно практикуешь колдовство? - спросила я с недоверием.
- Не будь тупой, Музия, - выругался Августин. Он помолчал секунду, а
затем выразительно добавил: - донья Мерседес наверно говорила тебе, что
другой стороной целительства является колдовство. Они идут бок о бок, так
как одно бесполезно без другого. Я лечу детей. Я околдовываю взрослых, -
повторил он, постукивая по крышке холодильника. - я добр к тем, и к
другим. Донья Мерседес говорит, что однажды мне придется околдовывать тех,
кого я лечил в их юные годы. - он засмеялся, увидев мое испуганное лицо. -
я не думаю, что это возможно. Но пусть нас рассудит время.
Мне понравилась его открытость, и я рассказала ему то, о чем думала
целый день. О том, что я видела и слышала его этой самой ночью.
Августин слушал внимательно, но его взгляд ничего не выражал.
- Я совершенно не могу понять, что произошло, - говорила я, - но это
был не сон!
Его нежелание оценить или объяснить мне это вывело меня из себя и я
настаивала на ответе.
- Мы с тобой так схожи, что мне захотелось узнать, действительно ли
ты медиум, - сказал он, улыбаясь. - сейчас я знаю, что это так.
- Мне кажется, ты смеешься надо мной, - сказала я в еще большем
отчаянии.
Брови Августина поднялись в изумлении. - наверно просто ужасно иметь
такие длинные ноги.
- Длинные ноги? - пробормотала я в недоумении, разглядывая свои
босоножки. - мои ноги идеально соответствуют моему росту.
- Они могли бы быть чуть меньше, - настаивал Августин, прикрыв
пальцами свои губы, стараясь сдержать улыбку. - твои ноги чересчур длинны.
Вот почему ты живешь в нескончаемой действительности. Вот почему ты хочешь
объяснить все на свете. - в его голосе насмешка сменилась горьким
состраданием. - колдовство следует правилам, которые не могут быть
продемонстрированы на опыте или повторены. Этим они отличаются от других
законов природы. Колдовство - это точное действие убедительной причины,
чтобы подняться выше себя или, если хочешь, опуститься ниже себя. - он
тихо засмеялся и толкнул меня.
Я споткнулась, и он быстро подхватил меня, удерживая от падения.
- Ну как, сейчас ты убедилась, что твои ноги слишком длинны? -
спросил Августин и захохотал.
Мне показалось, то он пытается загипнотизировать меня. Он смотрел на
меня не мигая. Я была пленницей его глаз. Словно две капли воды они
растекались все шире и шире, заслоняя все вокруг меня. Единственное, что я
осознавала, был его голос.
- Колдун выбирает быть отличным от того, чем он был поднят, -
продолжал он. - он понимает, что колдовство - это дело всей жизни.
Посредством чар он ткет узоры, похожие на паутину. Узоры, которые передают
вызванные силы к какому-то высочайшему таинству. Дела человека имеют
бесконечную по протяженности сеть результатов; он принимает и
истолковывает эти результаты магическим образом. - он приблизил ко мне
свое лицо еще ближе и произнес почти шепотом: - сила, с которой колдун
держит реальность любым способом, который есть в арсенале его искусства.
Но он никогда не забывает, какой была и какой стала реальность. - без
лишних слов он повернулся и зашагал в гостиную.
Я быстро последовала за ним. Он прыгнул на диван и сел, скрестив
ноги; точно так же он сидел и на моей кровати. Улыбнувшись мне, он
похлопал место рядом с собой. - давай посмотрим настоящее колдовство, -
сказал он, включая дистанционное управление огромного телевизора.
Я не успела задать ему ни одного вопроса. В следующий момент нас
окружила группа хихикающей детворы из соседних домов.
- Каждый вечер они прибегают сюда посмотреть телевизор. Это на час
или больше, - объяснил Августин. - позже у нас будет время для разговора.
После первой встречи я стала беспристрастной поклонницей Августина.
Привлеченная не столько его мастерством целителя, сколько таинственной
индивидуальностью, я фактически переселилась в тайны пустых комнат его
дома. Он сплетал для меня бесконечные истории, включая в них то, что
хотела дать мне послушать Мерседес Перальта.
Испуганный слабым стоном, Августин открыл глаза. В луче света,
подвешенный на невидимой нити, с облупленного тросникового потолка
спускался паук. Он опускался все ниже и ниже, туда, где, свернувшись как
кот, лежал Августин. Малыш потянулся к пауку, сдавил его слабыми пальцами
и съел. Вздохнув, он подтянул колени поближе к груди, дрожа от
предрассветного холода, который сочился сквозь щели грязных стен.
Августин уже не мог припомнить, сколько дней или недель прошло с тех
пор, как мать принесла его в эту ветхую заброшенную хижину, где летучие
мыши свисали с потолка, словно незажженные лампочки, а тараканы роились
днем и ночью. Он знал только, что он голоден, и что слизняки, пауки и
кузнечики никогда не смогут утолить грызущие боли в его вздутом животе.
Августин услышал слабый стон, который исходил из затемненного угла в
дальнем конце комнаты. Он увидел призрак своей матери. Она сидела на
матрасе, ее рот был слегка приоткрыт. Она томно растирала свой голый
живот, оседлав матрас, словно осла. Ее голая тень скользила вверх и вниз
по закопченной стене.
Часом раньше он видел свою мать в тот момент, когда она дралась с
мужчиной. Он видел как ее голые ноги, словно две черные змеи, тесно
оплетая торс мужчины, вздымались при его дыхании. И когда он услышал
пронзительный крик и эту гнетущую тишину, остановившую ночь, он знал, что
мужчина выиграл битву. Он убил ее.
Усталые глаза Августина закрылись в блаженстве при мысли, что он стал
сиротой. Он был в безопасности. Его возьмут в приют. Под шелест призрачных
вздохов, хихиканья и шепота матери он задремал еще раз.
Громкий стон расколол утреннюю тишину. Августин открыл глаза и
закусил кулак, останавливая вопль. Перед ним на матрасе сидел мужчина, тот
самый, из ночного кошмара.
Августин не знал его, но был уверен, что он из Ипаири. Он смутно
помнил, что видел его, когда мать разговаривала с ним на площади. Неужели
женщина из маленькой деревушки на холмах велела привезти его обратно?
Возможно он убьет его? Этого не может быть. Просто это яркий и ужасный
сон.
Мужчина откашлялся и сплюнул на землю. Его голос заполнил комнату. -
я заберу тебя сегодня. Но я не могу взять мальчишку. Почему ты не оставила
его у протестантов? Ты же знаешь, они принимают детей, и даже если они его
не примут, то хотя бы накормят.
Когда Августин услышал резкий ответ матери, он понял, что проснулся
окончательно. Он знал, что это уже не призрак.
- Протестанты не берут ребенка, если он не сирота, - сказала его
мать. - мне ничего не оставалось делать, как отнести ребенка в эту
заброшенную хижину. Я хотела, чтобы он умер.
- Я знаю женщину, которая возьмет его, - прошептал мужчина. - она
знает, что с ним делать. Она ведьма.
- Слишком поздно, - отозвалась мать. - я хотела отдать Августина
ведьме, когда он только родился. Он был совсем маленьким, и ведьма из
Ипаири хотела забрать его себе. Она напоила его зельем и нацепила амулеты
на его запястья и шею. Они хранят его от бедствий и болезней. Я знаю, она
наложила на него заклятье. Это из-за нее все мои беды. - мать замолчала на
мгновение, затем сдавленным шепотом, словно под давлением невидимого
врага, добавила: - я в ужасе от ведьм. Если я сейчас останусь одна, она
узнает, что я не кормила мальчишку. Она убьет меня.
Слезы покатились по щекам Августина. Он вспомнил дни в Ипаири, когда
мать баюкала его на своих руках. Она душила его поцелуями и говорила, что
его глаза похожи на кусочки неба. Но когда женщина из соседней хижины
запретила своим детям играть с ним, его мать изменилась. Она больше не
ласкала и не целовала его. В конце концов она совершенно перестала с ним
разговаривать.
Однажды после обеда соседка принесла в их хижину мертвого ребенка. -
голубые глаза на черном лице, - кричала она матери Августина, - это работа
дьявола. Это и есть дьявол. Он убил мое дитя дурным глазом. Если ты не
избавишься и не изведешь мальчишку, это сделаю я.
Той же ночью мать убежала с ним в холмы. Августин был уверен, что это
соседка навела на мать заклятие, так как она ненавидела его.
Громкий голос мужчины оборвал раздумья Августина.
- Тебе нельзя вести его к ведьме. Я сам попрошу ее забрать ребенка
сегодня вечером. Потом мы уедем. Я увезу тебя так далеко, что ведьма
никогда не отыщет тебя, - пообещал он ей.
Мать долго молчала, а затем, откинув голову назад, захохотала, как
сумасшедшая. Она вскочила с матраса и, накинув на тело грязное одеяло,
