кровати и поманила меня за собой.
Эфраин Сандоваль, кажется, хотел возразить ей, но вместо этого лишь
кивнул головой. - как ты уже знаешь, у меня есть большой дом в городе, -
сказал он, поворачиваясь ко мне. Он обвел рукой вокруг себя. - и все же я
иногда живу здесь. Именно здесь я могу ощутить присутствие Фриды Герцог,
той, кто невольно дал мне все, что я имею. - он подошел к окну, но прежде
чем закрыть его, как-то неопределенно взглянул на донью Мерседес: - ты
дашь мне сегодня очищение?
- Конечно, - засмеялась она. - не думай о Музии. Она уже видела, как
я делаю это.
Эфраин Сандоваль секунду колебался, затем, по-видимому, испугавшись,
что ему, возможно, не хватит времени, быстро снял пиджак и лег лицом вниз
на постель.
Мерседес Перальта вытащила из кармана маленькую бутылочку, белый
платок, две свечи и две сигары. Она тщательно разложила их на полу у
кровати, затем зажгла одну из свечей, раскурила сигару и глубоко
затянулась. Слова заклинаний, окутанные дымом, вырывались из ее рта с
каждым выдохом. Злая улыбка пробежала по ее лицу; она подняла белый платок
и маленькую бутылочку, наполовину наполненную микстурой из ароматной воды
и нашатыря. Она обильно смочила платок и сложила его в идеальный квадрат.
Вдохни! - приказала она и одним быстрым и точным движением поднесла
платок к носу Эфраина Сандоваля.
Бессвязно бормоча, он несколько раз изогнулся в тщетной попытке
сесть. Слезы покатились по его щекам, его губы в волнении скривились в
напрасной мольбе. Донья Мерседес удерживала его на месте совершенно без
усилий, просто увеличивая давление своей руки на его нос. Вскоре он
отказался от борьбы, сложив руки на груди. Совершенно изнуренный, он лежал
тихо и неподвижно.
Донья Мерседес зажгла вторую сигару. Тихо шепча молитву, она
попросила дух Ганса Герцога защитить Эфраина Сандоваля. Последние
несколько затяжек дыма она вдула в свои чашечкой сложенные руки, а затем
провела пальцами по его лицу, сложенным рукам и ногам.
Услышав странный звук, я испугалась и оглянулась. Комнату наполнял
дым, и из этого тумана появилась фигура, не более чем тень или волна дыма,
которая, казалось, парила рядом с кроватью.
Глубокий сон Эфраина Сандоваля прерывался громким храпом и
заклинаниями. Мерседес Перальта встала, сложила все свои вещи и окурки
сигар в свой карман, затем повернулась к окну и открыла его. Указав своим
подбородком на дверь, она приказала мне следовать за ней.
- С ним будет все в порядке? - спросила я, когда мы вышли. Я никогда
не присутствовала на такой короткой встрече.
Он также хорош, как и в другие годы, - заверила она меня. - каждый
год Эфраин Сандоваль приходит на такую спиритическую встречу. - она обвела
рукой вокруг себя. - здесь бродит дух Фриды Герцог. Эфраин верит, что она
принесла ему счастье. Вот почему он держит эту хижину, в то время как его
семья живет в городе. Это, конечно, не так, но его вера никому не вредит.
Фактически она приносит ему облегчение.
- Но кто такая Фрида Герцог? - спросила я. - и кто такой Ганс Герцог?
Ты еще попросила его дух покровительствовать Эфраину.
Донья Мерседес зажала мне рот. - Музия, имей терпение, - сказала она.
- Эфраин со временем расскажет тебе об этом. Я же добавлю только одно. Для
Эфраина колесо случая было повернуто не Фридой Герцог. Да, она была
причиной. Но сделал это призрак. Призрак Ганса Герцога.
Донья Мерседес тяжело оперлась на меня. Мы медленно спускались с
холма. - скорей бы добраться до моего гамака, - прошептала она. - я умираю
от усталости.
Боясь, что кто-то может подменить или даже украсть его мопед, Эфраин
вытащил его на тротуар и закатил в прихожую нового двухэтажного дома,
который принадлежал его хозяйке Фриде Герцог.
Финка и ее ребенок, которые ютились в нижних комнатах, обиженно
смотрели на него. Они считали прихожую своей верандой. Он извинительно
пожал плечами и поднялся по ступенькам в апартаменты Фриды Герцог.
Он работал на Герцогов еще подростком. Сначала на Ганса Герцога,
который и купил ему мопед. Время, которое Эфраин работал на него,
пролетело так быстро, что он даже не заметил его. Ему нравилась работа на
птицеферме, где он был и помощником, и курьером. Но больше всего его
привлекала аристократичность хозяина, его величайшее чувство юмора. Иногда
Эфраину казалось, что он не работает, а, приходя на службу, каждый день
получает урок искусства хорошей жизни.
С годами он стал скорее приемным сыном или учеником Ганса Герцога,
чем его служащим. - я думаю, что ты, Эфраин, - говорил он ему, - человек
моего склада потребностей, в определенном возрасте, конечно.
Ганс Герцог приехал из Германии перед войной, но искал не счастья и
денег, а скорее удовлетворения. Он очень поздно женился и считал брак, а
тем более отцовство, моральной необходимостью. Он называл их управляемыми
видами рая.
Когда с ним случился удар, Эфраин ухаживал за ним день и ночь. Ганс
Герцог не мог ничего говорить, но прекрасно общался с Эфраином с помощью
глаз. В свой последний миг он сделал безумное усилие сказать что-то
Эфраину - но не смог. Тогда он пожал плечами и рассмеялся. И умер.
Сейчас Эфраин работал на вдову, правда, не так охотно и, конечно, не
с тем удовольствием. Она продала птицеферму, напоминавшую, как она
говорила, ее супруга, но продолжала держать Эфраина на службе, так как он
был единственным, кто знал, как ездить на мопеде.
Заметив, что дверь в апартаменты Фриды Герцог приоткрыта, он толчком,
без стука, открыл ее и вошел в крошечную переднюю, которая вела в
гостиную.
Комнату, заваленную мебелью с бежевой обивкой, отделял от столовой
прекрасный рояль. Остекленный книжный шкаф стоял рядом с огромным камином,
который Фрида Герцог разжигала раз в год на рождество евы.
Эфраин отошел на несколько шагов так, чтобы мог видеть себя в
позолоченном зеркале на каминной доске. Ему было двадцать лет, но
маленькое суховатое тело и мальчишеское, незрелое, безбородое лицо делали
его еще моложе. Он старательно причесал свои вьющиеся волосы, поправил
галстук и надушенный носовой платок в нагрудном кармане. Бедность - это
еще не причина для того, чтобы выглядеть неопрятным, подумал он и,
оглядываясь, осмотрел пиджак сзади, расправляя складки и морщины.
Весело насвистывая, он пересек комнату и вышел на широкий балкон.
Декоративные пальмы, орхидеи, высокие папоротники и птичьи клетки почти
скрывали Фриду Герцог. Полная и солидно сложенная, она сидела за белым
письменным чугунным столом с тяжелой матовой стеклянной крышкой.
- Я жду тебя с девяти часов, - сказала она вместо приветствия.
Сердитое выражение ее глаз усиливалось линзами толстых роговых очков,
угрожающе спущенных на ее орлиный нос.
- Ну что за красота! Какой прохладой дышит это истинное небо! -
воскликнул Эфраин восторженным тоном. Он знал, что восхваляя ее
искусственные джунгли, Фриду Герцог всегда можно вернуть в хорошее
расположение духа. - даже в полдень ваши канарейки поют как ангелы. -
подражая крику птиц, он снял пиджак и аккуратно повесил его на спинку
стула.
- Ладно, хватит о птичках, - сварливо сказала она, приказав ему сесть
возле себя. - я плачу тебе жалование и хочу, чтобы ты был здесь все время.
- Меня задержали наши будущие клиенты, - важно возразил он.
Она посмотрела на него с сомнением и вытерла капельки пота вышитым
платком с верхней губы и лба. - ты принял все заказы? - она не дала ему
возможности ответить, подтолкнув несколько белых коробочек. - проверь это,
- проворчала она.
Не смущаясь ее плохим настроением, он весело сообщил ей, что заказы в
сущности написаны и подписаны. Затем он почти благоговейно открыл одну из
коробочек и почтительно осмотрел покрытый серебром набор шариковых ручек,
уложенных на темно-синюю вельветовую подкладку. Он открыл одну ручку,
отвинтил колпачок и аккуратно проверил небольшой прямоугольный кусок
металла с резиновым оттиском. Это была печать. Эту операцию он повторил со
всеми ручками, после чего тщательно проверил правильность написания
фамилии а адреса покупателя.
- Сколько раз тебе повторять - на ручках не должно быть отпечатков
пальцев, - затрещала Фрида Герцог, выхватив авторучку из его рук. Она
обтерла ее своим платком и опустила в коробочку. - сейчас же заверни их!
Он бросил на нее недружелюбный взгляд. - вы хотите, чтобы я наклеил
на них адреса? - спросил он, закончив заворачивать последнюю коробку.
- Да, сделай это. - она дала ему шесть аккуратно отпечатанных наклеек
из небольшого металлического ящика. - постарайся наклеить их ровно.
- Что? - раздраженно переспросил он, не расслышав слов, которые она
сказала. Ее акцент, обычно едва заметный, становился невыносимым, когда
она была в гневе или страхе.
Фрида Герцог медленно повторила, четко произнося каждое слово: -
наклей все уголки этикеток ровно. - она взглянула на него и добавила: - я
хочу, чтобы этикетки были приклеены крепко.
- Если бы взглядом можно было убивать, я был бы уже мертв, -
прошептал он, поднимая обе руки над головой в притворном жесте муки. Затем
он очаровательно улыбнулся ей и обругал ее скороговоркой.
- Что ты сказал? - спросила она. Ее акцент был так силен, что слова
получались невнятными.
- Я сказал, что у меня нет столько времени, чтобы сделать все, что
вам хочется. - он ослабил свой галстук в голубую полоску и расстегнул
воротничок жестко накрахмаленной рубашки, затем достал из ящика стола
тюбик с клеем и выдавил по небольшой капле на каждую этикетку. Он
тщательно подровнял резиновую насадку со всех сторон и наклеил этикетки на
аккуратно завернутые пакеты.
- Хорошо сделано, Эфраин. - намек на одобрение мгновение играл на
полном, румяном лице Фриды Герцог. Она никогда не удивлялась той
аккуратности, с которой он приклеивал наклейки как раз посередине коробок.
Она не могла признать, что кто-то может делать это лучше ее самой.
Окрыленный ее комплиментом, он решил спросить о ручке, которую она
обещала ему. Хотя юноша уже оставил надежду когда-нибудь получить что-то
от нее, он тем не менее напоминал ей об этом при первой возможности.
Каждый раз у нее были различные отговорки, чтобы не выполнить свое
обещание. - когда же вы дадите мне авторучку? - повторил он высоким,
настойчивым голосом.
Фрида Герцог молча посмотрела на него, затем подвинула стул ближе к
столу и опустила на него свои локти. - я не говорила тебе раньше о
трудностях, которые я имею, чтобы убедить фирму направлять торговое судно
в эту местность? Да ты и не поймешь, что быть в моем возрасте (она никогда
не говорила, сколько ей лет) и быть женщиной - это огромный недостаток. -
она помолчала секунду, а затем гордо добавила: - и то, что я так хорошо
продаю авторучки, еще не означает, что я должна их кому-то дарить.
- Одна авторучка не разорит вас, - настаивал Эфраин.
- Твоя ручка! Твоя ручка! Это все, о чем ты думаешь? - ее голос
дрожал от негодования. Она приблизила свое лицо к нему. Ее глаза сверлили
его немигающим взором.
Он ошеломленно смотрел в ее голубые глаза, в которых бушевал огонь
безумия.
Возможно, заметив, что зашла слишком далеко, Фрида Герцог потупила
взор. Ее лицо смягчилось. Просительным тоном она продолжала говорить о
своей уверенности в том, что вместе они смогут продать тысячи авторучек.
Они будут продавать их не только в городе и в окрестных деревнях, но и по
всей стране. - будь терпелив, Эфраин, - умоляла она, склонясь к нему. -
