думать не о сегодняшнем дне, а о дне завтрашнем, о дне реванша за поражения,
которые наш народ дважды понес на протяжении этого проклятого двадцатого
века. Нам надо иметь друзей на будущее. Мы с вами натворили массу
преступлений в Европе, пусть хоть капля добра, убедит мир, что в Германии
еще есть порядочные люди... Что произойдет, если Лемке замучает или
расстреляет этих трех людей? Разве это остановят грохот советских "катюш" в
Берлине? Или снова отодвинет Восточная фронт к берегам Волги?
Генрих почувствовал, что зашел слишком далеко, но не мог уже
сдерживаться.
Бертгольд с непроницаемым видом смотрел на своего будущего зятя. С
каждым новым словом Генриха в нем эакипала бешеная злоба. Романтический
дурак, дерзкий мальчишка, который своей глупостью чуть не загубил все его
планы. О, если б не те два миллиона, что лежат в Швейцарском банке, он бы
показал этому слюнтяю! Но деньги положены на имя фон Гольдринга. И вместо
того, чтобы пустить ему пулю в лоб... надо думать о его спасении. Без этих
двух миллионов Бертгольду не обойтись, особенно теперь, когда ему не удалось
вырвать собственные сбережения из немецкого банка.
- Когда ты собрался бежать? - мрачно спросил Бертгольд, словно не слыша
всего сказанного Генрихом.
- Сегодня ночью!
- Куда именно?
- Мы же с вами условились: в Швейцарию, к Лорхен.
- Чековая книжка при тебе?
- Я послал ее на хранение в Швейцарский банк. Вот квитанция.
- А ты не боишься, что ею может воспользоваться ктолибо другой?
- О нет! Ведь надо знать еще условные обозначения. Кроме того, в банке
хранятся оттиски пальцев каждого вкладчика. Об оригинале подписи я не говорю
- подпись можно подделать...
Генрих внимательно взглянул на Бертгольда, проверяя, какое впечатление
произведут его слова.
- Завтра на рассвете мы с тобой вместе выедем в Швейцарию!
- Вместе? Вдвоем? - на лице Генриха промелькнула такая неподдельная
радость, что у Бертгольда немного отлегло от сердца.
- Дорога опасна, завтра предвидится капитуляция всего Лигурийского
фронта. Думаю, что нам с тобой на всякий случай надо обменяться завещаниями:
ты уполномочишь меня пользоваться своим текущим счетом в Швейцарском банке,
а я дам тебе доверенность на право распоряжаться моим состоянием. Понятно,
если произойдет несчастный случай, я лично передам все твои капиталы Лорхен,
как твоей невесте. Надеюсь, ты поступишь так же, ежели что-нибудь случится
со мной.
- О, какие черные мысли вас одолевают! Пройдет всего два дня и мы в
безопасном месте, на берегу горного озера. Будем сидеть с удочками в руках и
вспоминать о суровых, но полных своеобразной романтики днях.
- Так ты не возражаешь против обмена такими доверенностями?- прервал
патетические излияния своего будущего зятя практичный Бертгольд. Он решил,
что его отношения к Генриху будут зависеть от ответа последнего на
поставленный вопрос.
- Как вы можете спрашивать об этом, майн фатер? Вы же знаете - для меня
ваша воля - закон!
- Хорошо, что хоть в этом ты оправдал мои надежды,тяжело вздохнув,
проговорил Бертгольд.
- Вы меня очень огорчили, майи фатер! Неужели то, что я помог двум
симпатичным мне людям... имеет такое решающее значение для вас?
- Меня волнует, что ты дружишь с подозрительными людьми. Это
доказывает, что твои патриотические чувства...
- Вы ошибаетесь, майн фатер! - горячо запротестовал Генрих.- Возможно,
я не точно выразил свою мысль или вы невнимательно слушали меня. Тогда я еще
раз вернусь к тому, о чем говорил несколько минут назад. Я считаю, что
прямолинейность иногда пагубна. В наше время надо быть гибким политиком, а
не просто солдатом. Живя сегодняшним днем, мы забываем о дне завтрашнем, о
реванше, который обязаны взять. Это, по-моему, высший патриотизм. Я был
патриотом своей родины и останусь им до последнего вздоха. Даже сейчас,
когда до конца войны остались считанные дни, а может, и часы, я, не
колеблясь, отдам жизнь, если буду знать, что жертва эта пойдет на благо
моего народа. Эти слова я сказал вам впервые в далекой Белоруссии, когда
темной осенней ночью меня привели в ваш кабинет. Эти же слова я повторяю вам
здесь, в Италии, накануне конца войны.
Бертгольд не мог не отметить, с каким внутренним волнением Генрих
произнес последние слова, и это до некоторой степени успокоило
генерал-майора.
- Ты знаешь, зачем я прибыл сюда?- спросил он после длинной паузы и, не
дожидаясь ответа Генриха, продолжал:- Не только за тем, чтобы помочь тебе
избежать плена и всего, что ждет офицера побежденной армии.
- Я очень благодарен вам, майн фатер!
- Я прибыл сюда за тем, чтобы ни завод, изготовляющий радицаппаратуру
для самолетов снарядов, ни секрет изготовления этой аппаратуры не попали в
руки наших врагов. Ты знаешь об этом заводе?
- Да, Лерро говорил мне что-то такое...
- Ты хочешь сказать - покойный Лерро?
- Что?
- Позвони к нему на квартиру. Возможно, Кубис уже успел...
Генрих бросился к телефону. Квартира Лерро долго не отвечала. Наконец
послышался голос Кубиса. Генрих назвал себя.
- Что у вас нового, Пауль?
Разговор продолжался минуты две. Потом Генрих медленно положил трубку.
- На память о покойном Лерро, только что умершем от паралича сердца,
Кубис предлагает мне забрать библиотеку по ихтиологии, собранную покойным.
Ведь мы с ним были друзья.
- Человека, способного раскрыть секрет, уже нет. Остается завод и люди,
которые на нем работают...
- Что вы хотите с ним сделать?
- Сегодня ночью и завод, и люди перестанут существовать,- с холодной
жестокостью проговорил Бертгольд Именно сегодня ночью, ибо завтра будет
поздно. Завтра капитулирует Лигурийский фронт... Твои части охраняют
гидроэлектростанцию и плотину?
- Два взвода чернорубашечников.
- Сегодня, после комендантского часа, смени охрану плотины. На ночь
оставь только немецкие части. Чисто немецкие, понимаешь?
- Будет сделано!
- Я сейчас умоюсь с дороги, немного отдохну, а на четырнадцать часов
вызови сюда Лемке, Штенгеля и Кубиса... Прикажи приготовить ванну!
- Может, выпьете кофе?
- Нет, рюмку хорошего коньяку, если он у тебя есть.
- Сколько угодно! В подвалах старого Рамони его хватит до начала повой
войны!
- Кстати, как себя чувствует граф? Мы с ним старые друзья!
- О, он во многом нам помог, когда формировались отряды добровольцев из
солдат итальянской армии. Но после того как партизаны взяли его заложником,
граф парализован. Вот уже несколько месяцев Рамони лежит неподвижно, никого
не узнает! У него даже отнялся язык.
- Жаль! Мне хотелось бы с ним поговорить. Но за эту войну я нагляделся
на мертвецов и не имею ни малейшего желания видеть живой труп Рамони.
Генрих вышел в комнату, где жил Курт. Тот стоял у окна, бледный,
взволнованный.
- Что с тобой?- удивился Генрих, подходя к нему.
- Посмотрите,- Курт указал на ворота замка.
Возле них стояли три здоровенных эсэсовца.
- И с этой стороны, и с той,- Курт бегал от окна к окну, показывая все
новые и новые патрули эсэсовцев-автоматчиков, окружившие замок!
- Ну и что же? - пожал плечами Генрих,- ведь они здесь затем, чтобы
охранять Бертгольда!
- Но они никого не выпускают из замка!
- Если тебе надо будет выйти, это мы уладим. А сейчас приготовь
генералу ванну, а как освободишься - при ходи в кабинет, мне надо с тобой
поговорить.
Генрих вернулся к себе, там, кроме генерала, была графиня Мария-Луиза.
Она стояла у окна в костюме амазонки, который надевала всегда, собираясь на
прогулку.
- Барон! Объясните, пожалуйста, почему меня не выпускают из
собственного замка?- в голосе Марии-Луизы слышались нетерпение и обида.
Генрих вопросительно взглянул на Бертгольда
- Это я приказал никого не выпускать из замка,- бросил генерал-майор.
- Но по какому праву?- возмутилась Мария-Луиза, продолжая обращаться к
Генриху.
- Простите! Прошу познакомиться - мой тесть, генерал-майор Бертгольд,
графиня Мария-Луиза Рамони.
Бертгольд поднялся и поклонился Марии-Луизе, едва кивнув головой.
- Может быть, генерал-майор объяснит - почему меня не выпускают?
- Я могу разрешить вам выйти с одним условием: вы должны вернуться до
двух, то есть до четырнадцати часов, как говорят военные.
- А если позднее? Меня не пустят?
- Повторяю, разрешаю вам выехать из замка, но вернуться вы должны до
четырнадцати часов.
Мария-Луиза покраснели, потом побледнела от обиды и вышла, не сказав
никому ни слова.
- Надменная племянница у старого Рамони! Узнаю его характер!- улыбнулся
Бертгольд раздеваясь.
- Она невеста барона Штенгеля.
- Штенгеля? - почему-то с удивлением переспросив генерал.
На миг он задумался.
- Пустое! Найдет другую! Где у тебя ванна?
Генрих не отважился спросить, почему Штенгелю надо искать другую
невесту. Ему не хотелось излишним любопытством настораживать Бертгольда. Он
хорошо видел перемену, происшедшую в отношении Бертгольда к нему, и ничего
хорошего это не предвещало. Завтра они вместе выедут отсюда, но предложение
генерала обменяться завещаниями не понравилось Генриху. Несчастный случай в
дороге, от которого Бертгольд хотел застраховать себя на два миллиона марок,
принадлежавших Генриху фон Гольдрингу, мог произойти не только по вине
партизан, а и с помощью самого Бертгольда, если у него в кармане будет
лежать доверенность на Швейцарский банк. Но что он хочет сделать с плотиной?
Почему не выпускает людей из замка? Неужели в последнюю ночь произойдут
какие-то события? А все-таки жаль старого Лерро. Кубис инсценировал паралич
сердца, хотя знал, что смерть Альфредо бессмысленна. Ведь копии чертежей
лежат у Кубиса в кармане.
- Саперные части ведут какие-то работы вокруг замка,- шепотом сообщил
Курт, входя в кабинет.
Генрих бросился к окну, выходившему во двор.
- Не там, не там! В парке!
Действительно солдаты саперной части сверлили скалу в парке.
Генрих побледнел. Теперь он понял, почему Бертгольд приказал никого не
выпускать из замка.
- Курт,- подозвал он денщика,- где сейчас Лидия?
- Не знаю!
- Говори правду! Мне известно, что ты связан с ней и помогаешь ей! Это
ты, узнав от меня об отправке итальянских солдат, передал ей, а она
партизанам. Это ты, услышав об угрозах Лемке, сообщил обо всем Лидии. Я все
знаю Курт... и... хвалю тебя за это! Сейчас у нас считанные минуты! Ты
можешь связаться с Лидией?
- Да!- решительно ответил Курт и вытянулся.
- Необходимо передать ей, что сегодня вечером плотина и электростанция,
очевидно, будут взорваны.
- Боже мой! А городок?
- Ничего больше сказать не могу, сам еще не знаю! Передай также, что
тотчас после наступления комендантского часа я буду сменять охрану на
плотине. Ты сможешь это сделать, Курт?
- Смогу!
- Когда?
- Немедленно. Здесь есть ход, о котором эсэсовцы пока не знают.
- Тогда поспеши! Но помни: если вечером я выйду по каким-либо делам из
замка, а тебе придется задержаться немедленно беги. Понимаешь?
- Яволь!
- Ну, иди... Нет, погоди!
Генрих снял золотые часы.
- Возьми их, Курт, на память. Может, нам уже не придется поговорить с
глазу на глаз.
На глазах Курта выступили слезы.
- Данке!
Генрих обнял Курта, и они крепко поцеловались.
- Действуй!
Когда за Куртом закрылась дверь, у Генриха похолодело внутри.
"Один, совсем один,- подумал он,- ни одного близкого человека, на
помощь которого я могу рассчитывать!"
