Генрих уменьшил скорость. Ему хотелось собраться с мыслями, прежде чем
он доедет до плотины.
Приблизительно в двух километрах от городка он заметил одинокую фигуру
немецкого солдата с автоматом в руках. Солдат шел от плотины в Кастель ла
Фонте.
Генрих поехал еще медленнее.
- Ехать быстрее!- тоном приказа бросил эсэсовец.
Генрих рывком затормозил и остановил машину.
- Ты как, сволочь, разговариваешь с офицером? Ты знаешь, что я зять
генерала Бертгольда?
Размахнувшись, Генрих наотмашь ребром правой руки ударил эсэсовца по
лицу. Тот прикрыл рукой верхнюю губу, на которую пришелся удар, и с
бешенством взглянул на офицера.
- Ни слова! А то пристрелю, как собаку!
- Герр гауптман! Мне надо вам кое-что сказать!взглянув на солдата,
подошедшего к машине, Генрих чуть не вскрикнул.
Шрам через все лицо! Ментарочи!
Генрих вышел из машины. Эсэсовец открыл дверцу с другой стороны и тоже
хотел выйти, но Ментарочи шагнул ему навстречу.
Эсэсовец застонал и упал на сиденье.
- Простите, но он лишний!
- Вы получили предупреждение моего денщика?
- Я искал случая поговорить с вами. И когда увидал машину, очень
обрадовался. Ведь я ее хорошо знаю!Ментарочи хитровато улыбнулся.
Разговор между ними продолжался всего несколько минут. Потом Ментарочи
подошел к машине и с неожиданной для его небольшого роста силой вытащил
эсэсовца за ноги.
- Не волнуйтесь! Поезжайте спокойно. Через минуту его не будет на
дороге.
В девятнадцать часов тридцать минут машина остановилась у плотины. До
взрыва оставался час. Выслушав рапорт командира, Генрих, как бы между
прочим, спросил:
- Мой помощник здесь?
- Час назад ушел!
- Понятно! Выстройте на площадке перед плотиной оба взвода!
Командир чернорубашечников с удивлением взглянул на Генриха.
- Вы что, оглохли? Выстроить оба взвода!
Командир козырнул и побежал выполнять приказание.
Генрих опустился на скамью возле бункера и оглядел все вокруг. Нигде
никого не видно. Где же люди Ментарочи?
Гольдринг посмотрел на часы. Как медленно движется время! Неужели через
час все будет кончено?
- Герр гауптман, взводы выстроены по вашему приказанию!
Генрих сделал несколько шагов и подошел к шеренге солдат. Они стояли
настороженные, взволнованные этой необычной командой - покинуть посты и
выстроиться.
- Солдаты!- голос Генриха звенел в тишине, изредка прерываемой
одиночными выстрелами, доносящимися со стороны завода.- Слушать мою команду!
Два шага вперед, шагом марш!
Шеренга дрогнула и, сделав два шага, остановилась.
- Положить оружие! Всем! Офицерам тоже... Так! Два шага назад, шагом
марш!
Удивленные солдаты выполнили и этот приказ.
- Солдаты! Вы честно служили отчизне и нашему фюреру. От имени
командования объявляю вам благодарность. Но война кончилась! Наши армии
капитулировали. Вы свободны!
Последние слова Генрих произнес с воодушевлением он видел, как люди
Ментарочи бегут по плотине, занимают бункера.
- Командование поручило нам передать охрану плотины в руки восставшего
итальянского народа. Вам всем я гарантирую жизнь. Сейчас вы отправитесь в
казармы, а завтра домой...
Прозвучал одинокий выстрел.
Командир чернорубашечников упал перед строем, пустив себе пулю в висок.
- А теперь слушай меня!- как всегда, весело крикнул Ментарочи.- В
казарму шагом марш! А если кто хочет пустить пулю в лоб, не советую! Мир
лучше войны!
- Направо! Шагом марш!
Чернорубашечники в сопровождении партизан послушно направились в
казармы.
- А большая охрана у этого генерала?- спросил Ментарочи, спокойно
прикуривая сигаретку, предложенную Генрихом.
- Нет, саперы уехали в Пармо. Осталось несколько эсэсовцев, человек
пять или немногим больше.
- Ну, это для нас пустяки!
- Но - чтобы все произошло, как условились!
- Все будет, как в лучших театрах!
Ментарочи, откозыряв, убежал.
Генрих снова опустился на скамью. Он видел, как Ментарочи расставляет
людей на плотине, заводит их в бункера. Большинство в форме
чернорубашечников. Их Ментарочи ставит на внешние посты, остальных
отправляет в окопы и бункера.
- Ну вот, кажется, и все! Теперь будем ждать высокого гостя! Сколько
осталось?
- Двадцать семь минут!- отвечает Генрих, посмотрев на часы.
Слова его заглушает взрыв огромной силы. Замок, высившийся на скале, в
противоположном конце долины, словно подскочил и медленно начал оседать.
- Генерал спешит!- встревоженно говорит Генрих.
- А все-таки жаль замок, хотя он и не наш! Жаль!вырывается с искренним
сожалением у Ментарочи.
В это время раздается громкий свист.
- Едут!- восклицает Ментарочи и громко, весело кричит:- Приготовиться!
Все замирают. Генрих делает шаг вперед.
По дороге к плотине мчатся две машины. Впереди "оппель капитан", позади
"хорх".
- Генерал едет вторым!- бросает Генрих.- В его присутствии не
забывайте, что вы лишь солдаты.
- Яволь!- широко улыбается Ментарочи.
Машины подъезжают к плотине и останавливаются.
- Все хорошо!- не совсем по форме рапортует Генрих. Бертгольд молча
кивает головой.
Из передней машины выходит эсэсовец. Шоферы остаются на местах.
- И это вся ваша охрана, герр генерал?- удивляется Генрих.
- Одного я отправил к Лемке с приказом, а третий с тобой. Кстати, где
он?
- Я приказал ему охранять вход в туннель. Советовал бы и вам послать
своего, я не очень доверяю этим чернорубашечникам.
- Ты прав! В последнюю минуту могут предать!Бертгольд поворачивается и
отдает соответствующее распоряжение эсэсовцу и шоферу сопровождающей машины.
Шофер личной машины генерала остается на месте.
- Пройдемся немного! Я условился с Лемке, чтобы он выводил войска из
долины ровно в двадцать часов тридцать минут. В нашем распоряжении еще
пятнадцать минут, а с плотины открывается чудесная панорама.
Бертгольд и Генрих медленно идут к плотине. Отойдя несколько шагов,
останавливаются.
Бертгольд, облокотившись на перила, рассматривает долину, которую
собирается затопить.
- А знаешь, Генрих, мне сейчас вспомнился Нерон. В галерее Германа
Геринга я видел картину: Нерон любуется пожаром в Риме. Отличная картина!
Особенно хорошо лицо Нерона, оно дышит восторгом, даже наслаждением.
- Скажите, герр генерал, вам не жаль те тысячи людей, которых через
несколько минут потопят по вашему приказанию?
- Жаль? Что за глупости!
- А у каждого из них, как в у вас, возможно, есть жена, дети... мать.
- Прекрати этот разговор! Ты видел, как я поступил со Штенгелем? Еще
одно слово, и...
Бертгольд кладет правую руку на кобуру. Но в этот момент железные
пальцы Ментарочи сжимают его кисть.
- Ну зачем волноваться? Разве нельзя поговорить спокойно!
Рванувшись, Бертгольд заносит левую руку, чтобы оттолкнуть этого
дерзкого солдата, выросшего словно из-под земли, но тот сжимает и вторую
руку.
- Что это значит? На помощь! На помощь!- кричит Бертгольд, вырываясь.
- Ну, зачем кричать? Ваша охрана, синьор, уже на том свете и, должно
быть, ждет вас там.
- Генрих, может, ты скажешь, что это значит?
Генрих вплотную подходит к Бертгольду и шепчет ему что-то ва ухо.
- А-а-а!- Кажется, что над плотиной прокатился волчий вой. Поняв, что
его многие годы водили за нос, Бертгольд забывает об опасности и страхе;- он
теперь действительно напоминает ощерившегося волка.
Генрих поворачивается и медленно идет вдоль плотины.
Секунду Бертгольд провожает его бессмысленным взглядом. Мысль о потере
миллионов, на которые он собирался спокойно дожить свою грешную жизнь,
словно парализует его. Но вдруг до его сознания доходит, что дело идет уже
не о деньгах, а его собственной жизни.
- А-а-а,- еще раз исступленна кричит Бертгольд и, рванувшись с
нечеловеческой силой, выскальзывает из рук Ментарочи.
- Берегись!- предостерегающе кричит итальянец.
Генрих оглядывается.
Прямо на него бежит озверевший Бертгольд, на ходу вынимая пистолет.
Генрих поднимает свой, но в этот момент раздается выстрел.
Бертгольд по инерции делает два-три шага и падает, ударившись лицом о
барьер плотины. Пуля гарибальдийца угодила ему в затылок.
- Куда вы теперь?- спрашивает Ментарочи,- когда Генрих уже сидит в
машине.
- Домой! - широко улыбается Генрих. - Счастливо! Значит, вы без меня
справитесь с отрядом Лемке и спасете восставших на заводе?
- Вы не успеете доехать до гор, как они уже будут распевать с нами
песни! Поезжайте спокойно, и спасибо вам за все!
Ментарочи и Генрих крепко пожимают друг другу руки, и машина, набирая
скорость, мчится в сторону, противоположную Кастель ла Фонте.
Второго мая тысяча девятьсот сорок пятого года на кладбище в Сен-Реми
вошел молодой человек в светло-сером костюме, с траурной повязкой на рукаве
и с букетом роз в руках.
Кладбищенский сторож, мастеривший возле своего домика игрушку для
внука, с любопытством проводил его взглядом. Он знал в лицо всех жителей
Сен-Реми, а этого молодого человека видел впервые. Время от времени,
отрываясь от работы, он поглядывал в сторону двух могил, окруженных одной
оградой, к которым направился незнакомец. Он сидел на маленькой скамеечке
совсем неподвижно, лишь изредка наклонялся и заботливо поправлял цветы на
ближайшем к нему могильном холмике.
- Горе! Всем горе, и молодым, и старым, оставила после себя война!-
грустно пробормотал старик и в сердцах принялся долбить дерево.
Приход нового посетителя опять оторвал сторожа от работы. Это тоже был
юноша, но сторож, очевидно, хорошо знал его. Поздоровавшись, он тут же
доверительно сообщил:
- Возле ваших могил кто-то сидит. Не местный, я вижу его впервые.
Юноша быстро направился к той же ограде, где сидел незнакомец. Еще
издали он увидел темно-русые волосы, которые словно расчесывал ветер, и
немного склоненную вперед фигуру.
- Простите, мсье,- начал юноша и вдруг умолк.- Ой, это вы?!
- Бонжур,- тихо произнес Генрих, пожимая руку брата Моники. Он видел
его второй раз в жизни, но эти глаза, глаза Моники, были такими знакомыми,
такими родными, что Генриху не надо было спрашивать, с кем он разговаривает.
- Мама умерла совсем недавно... Она так часто вспоминала вас...
- Не надо говорить об этом, Жан!- Генрих поднялся. На его глазах
дрожали слезы.- Передайте привет всем знакомым, и особенно - Франсуа.
- Спасибо, он тоже вас помнит.
- А как чувствует себя Людвина Декок?
Жан нахмурился.
- Ее убили,- коротко ответил он и отвернулся.
- Анрэ Ренар, надеюсь, жив? Вы с ним встречаетесь?
- Он недавно был здесь, но сейчас в Париже.
- Когда будете писать, обязательно передайте от меня самые искренние
пожелания.
- Он очень обрадуется, когда узнает, что я видел вас, и будет огорчен,
что это произошло не с ним...
Наступила неловкая пауза. У обоих на губах было одно имя, но они
боялись произнести его, взволнованные упоминаниями и встречей.
- Прощайте, Жан!- не выдержал напряжения Генрих. Он чувствовал, что к
горлу подкатывает тугой комок.Берегите ее могилу. Это тот клочок земли, к
которому всегда будут стремиться мои мысли.
Генрих наклонил голову и быстро пошел к выходу.
ЭПИЛОГ
Какая же чудесная была весна!
Она пьянила, как вино, она возбуждала, как радость, она роднила людей,
как роднит счастье.
Четыре года люди боялись неба, с которого со свистом и воем
низвергалась смерть. Четыре года люди с болью разворачивали газеты, ведь
