осторожно раздвинул ветви густого кустарника. Перед глазами друзей
открылся темный лаз, словно в медвежью берлогу.
Кто-то зажег еловую ветку. Затрещали, задымились смольем иглы, в темноту
посыпались золотые искорки.
Подземелье круто поднималось вверх. Шли по крутым каменным ступеням,
разрушенным от времени.
Петр снова поднял руку, призывая к осторожности.
- Ступени кончились, други, теперь недолго, - шептал он. - В кладовую
тайник выходит.
Петр остановился, подняв горящую ветку над головой. Мужики увидели тяжелую
дубовую крышку, скрепленную железными полосами.
Малыгин повернул запор и уперся головой в сырые, покрытые плесенью доски.
Бросив огонь на землю, он притоптал его ногами. Стало темно, словно в
могиле.
От усилий Петра крышка медленно повернулась, открыв широкий выход. В
кладовой было пусто, тихо и темно. Стараясь не шуметь, Малыгин и Шарапов
выбрались из тайника, очутившись среди бочонков, ящиков и мешков.
- А вам, ребята, назад. Как говорено, в лодке поджидайте.
Петр закрыл крышку, и друзья остались вдвоем в темной кладовой. Над
головой гулко ударил колокол; раздались голоса перекликавшихся дозорных.
Потом все стихло.
Малыгин подошел к сложенным у стены рогожным мешкам и осторожно стал их
оттаскивать в сторону. За мешками оказалась небольшая дверца.
- Видал? - тихо произнес Малыгин. - Теперь в гости к отцу Феодору в
келейку пожалуем.
Дверь открыли тихо, без скрипа и очутились в небольших сенях.
- Тут отец Феодор проживает, - указал Петр на дубовую в глубокой нише
дверь. - На столике, слышь, Степа, - шептал Малыгин, - у постели ключ
лежит. Так ты смотри, пока я со старцем буду говорить, не зевай.
Малыгин направился к двери. Раздался тихий стук - два раза, потом еще
два...
За дверью молчали. Петр постучал еще раз. Из кельи послышалось шлепанье
босых ног.
- Кто там? - раздался испуганный голос.
- Это я, отец Феодор, ямщик Петруха Малыгин.
- Ты, Петруха? Искушение... - недоверчиво прозвучало за дверью.
Малыгин узнал голос отца Феодора.
Со звоном повернулся ключ, дверь приоткрылась. В щель показалась седая
борода.
- Входи, Петя.
Малыгин и Степан вошли в келью. Перед образом чуть отсвечивала лампадка.
Воздух был пропитан удушливым запахом деревянного масла, воска и ладана.
- Еремей Панфилыч в Каргополе. Мужиков лес рубить подряжает, - сказал
Малыгин. - А меня к игумену послал, все о могилке жениной хлопочет.
- Тяжко у нас, - засуетился отец Феодор, - мужичье взбунтовалось.
Искушение. Недаром говорится: еловый пень - не отродчиво, а смердий сын -
не покорчиво...
- Дела... - начал Малыгин, немного помолчав. - Мужиков что воронья, едва
тайником в монастырь пролез. И ваших опасался... Вишь, ряску вздел. А
мужики в один голос воют: подавай-де казначея да келаря.
- Искушение, - вздохнул старик. - Отсидимся, к воеводе люди посланы.
Солдатов из Каргополя ждем. А монастыря мужикам не взять - твердый орех. -
Он, засмеялся, показав редкие съеденные зубы.
- Перехватили тех людей мужики, - спокойно сказал Петр, - смерти предали.
Отец келарь побледнел. Лицо покрылось каплями пота.
- Завтра ворота народ сломает. Тебе да Игнатию живыми не быть. - Петр
взглянул на отца Феодора.
- Искушение. Бог не допустит злодейство сие. Помоги, Петя, - взмолился
вдруг старец, - не оставь...
- Ежели жить хочешь, - твердо сказал Малыгин, - зови отца Игнатия.
Тайником бегите к реке. У кустов ждут верные люди.
Отец Феодор колебался.
- Искушение, - бормотал он, стуча зубами.
- Спеши, отче, ежели опоздаешь - никто не спасет.
- Иду, иду, - заторопился эконом. - Ох, искушение? Иду, милый. - Он взялся
за дверь. - А ежели одному мне... пока отец Игнатий очухается да
соберется?..
"Вот гадина, - подумал Малыгин, - своего насмерть оставляет".
- Вдвоем способнее будет, отче, зови Игнатия - и в тайник. А я к игумену
наведаюсь, меня не жди, отче.
В первом часу ночи густой туман плотно накрыл осажденный монастырь. На
дворе у ворот было тихо. Несколько вооруженных монахов, закутавшись в
рваные овчины, спали у догоравшего костра. Разгоняя сон, топтался дозорный
из послушников. На колокольне снова отбили время. Снова на стене
перекликались монахи.
Один из спавших поднял голову, окинул бессмысленным взором монастырские
стены, едва проступавшие в темноте, торопливо перекрестился и, натянув на
себя одежду, захрапел.
Два призрака, почти невидимые в тумане, бесшумно пробирались из глубины
двора. Когда дозорный, обеспокоенный шорохом, повернулся, он чуть не
вскрикнул от неожиданности: рядом стояли два незнакомых монаха, закутанные
в сермяжные рясы.
- Пошто здесь отцы, откуда? - забормотал испуганно послушник.
- Скорбим животами, сынок, всю ночь муки принимаем, - придвигаясь ближе,
плаксиво гнусавил монах повыше ростом.
Дозорный, заметив в рукаве незнакомца блеснувший нож, метнулся было в
сторону.
Петр, словно тигр, прыгнул на растерявшегося послушника, мигом свалив его
с ног.
- Дурак, бежать надумал, - отрывисто говорил он, затыкая чернецу рот, -
хорошо, жив остался. Голову чуть тебе не оторвал.
- Ну-к что ж, быстрая вошка завсегда первая на гребешок попадает. Идем
дале, - торопил Степан.
Малыгин бросил у стены связанного монаха и повернул за угол.
Вслед за Малыгиным тихо, как тень, двигался Степан. Спустившись по
каменным ступенькам, друзья подошли к тяжелой железной двери.
Степан долго возился у замка. Наконец дверь открылась. Пахнуло сыростью.
Выкрошив огонь, Малыгин зажег факел. Ярким огнем осветилось глубокое
подземелье. Прижавшись друг к другу, на каменных плитах спали люди.
- Ребята, вставай, эй! - радостно крикнул Малыгин. Мужики подняли головы,
сонно зашевелились. Петряй спустился по выщербленным ступеням на каменный
пол.
- Яков Рябой здеся? - спросил он, двинувшись к узникам.
Мужики испуганно зашептались. Из темной кучи грязного тряпья, позвякивая
цепью, поднялась высокая и худая фигура.
- Я Рябой, - раздался спокойный глуховатый голос. На Петра глянули
исподлобья холодные, жестокие глаза. Мужик казался нестарым, но резкие
морщины густо бороздили угрюмое лицо и широкий лоб. У рта залегли глубокие
складки.
Жмурясь от света, он шагнул к Малыгину.
- От Фомы Гневашева присланы, - сказал Петряй, на волю выведем.
Мужики радостно и громко загомонили.
- Не шуметь, дьяволы! - властно прикрикнул Яков. Рябой, резко повернувшись
к мужикам. Шум сразу утих.
- От Фомы? Видать, не забыл. - Голос Рябого потеплел.
- Не забыл, выходит, - отозвался Малыгин. - А ты пошто с
ножом-то?-покосился он одним глазом на Якова Рябого.
- Жизни лишить хотел, - нехотя ответил Рябой, - давно случая ждал ребят
вывести. Смотри, чепи-то у всех перепилены. Ты Фому Гневашева назвал -
жизнь себе уберег. Монахи двери не открывали, боялись: вон в то оконце, -
показал он, - хлеба кинут, и все, возьми их.
- Вот ты каков! - вступился молчавший Степан Шарапов. Он с удивлением
рассматривал мужика. - Молодец, с волками жить - по волчьи выть. А теперь,
ребята, пойдем, время волочить зазря нечего.
Радостно блестели глаза у мужиков. Не веря еще своему спасению, они тихо
выходили из подземелья.
С ликованием встретили крестьяне освобожденных товарищей. И когда
забрезжил рассвет, захватив казначея и келаря, они всем скопом двинулись в
лес. На поляне, окруженной частым кустарником, мужики остановились.
- Казнить злодеев! - раздалось из толпы.
- Вора миловать - доброго казнить!
- Под дерево попов, под корни! - кричали мужики. Словно из-под земли
появился Яков Рябой и, сверкнув волчьим глазом, указал на огромную сосну.
Мужики бросились к дереву. Одни стали обкапывать и подрубать корни,
другие, держа в руках веревки, ловко вскарабкались к самой вершине.
- Корневанием казнить будут, - тихо сказал мореходам Малыгин, - страшная
казнь.
- Вали дерево на энти кусты! - раздался голос Рябого.
Подрубив с одной стороны корни, мужики дружно ухватились за веревки и
стали клонить на себя сосну. Подрубленные корни, отделившись от земли,
ощетинились: под ними зияло углубление.
- Веди злодеев! - приказал тот же голос.
Несколько человек схватили упиравшихся монахов, приволокли к сосне и,
бросив на землю, затолкнули их расслабленные тела под корневище.
Монахи, судорожно глотая ртом воздух, обезумев от страха, пытались
вырваться из-под корней, но мужики длинными кольями удерживали их.
- Бросай веревки, - загремел Яков Рябой. Дерево, зашумев ветвями,
выпрямилось. Раздался короткий отчаянный вопль. Мужики торопливо забросали
корни землей.
Мореходы перекрестились, вытерли пот, выступивший со лба. Несколько минут
прошло в молчании.
- Натерпелись горя мужики, - оправдываясь, сказал Степан, - ох как
натерпелись, оттого и лютуют.
Пришло время расходиться. Мореходы готовились к походу в скиты. Мужики
спорили и рядили, что делать дальше.
Шарапов сидел нахмурившись на замшелом валуне. Рухнула надежда на помощь
монастыря. Предстояло одним искать затерянный в лесах раскольничий скит,
проникнуть сквозь стены и запоры, вырвать Наталью из цепких рук, увести
из-под носа сторожей.
- Степан, - услышал он знакомый глуховатый голос, - послушай-ка!
Мореход поднял голову. Перед ним стоял Яков Рябой, подходили остальные,
освобожденные из монастырской темницы узники.
- Хотим с вами в леса податься, - твердо сказал Яков, - мы на себя всю
вину за мир берем, дак здесь все едино нас плетьми запорют. - Он
помолчал, посмотрел на обступивших его мужиков. - Порешили ребята помогти
доброму делу: Фома-то про невесту нам все обсказал... Скопом в лесу
вернее. Не сумлевайся, Степан, найдем девку.
Мужики одобрительно закивали головами.
- И отец со мной в леса уходит и жена. - Яков Рябой положил руку на плечо
маленькой бледной женщины. - Детишек-то бог прибрал. - Он тяжело вздохнул.
- И Фома Гневашев с нами. Поможем вам, а потом ищи ветра в поле, - опять
заговорил Яков, хищно раздувая ноздри длинного носа. - Русская земля
длинна, широка, не клином сошлась.
Крепко пожал руки мужикам Степан.
С первыми лучами утреннего солнца крестьяне отряда Якова Рябого,
вооруженные вилами, топорами и рогатинами, одетые в дранье и заплаты,
выступили вместе с мореходами в трудный поход.
Глава двадцатая
ПО ЗВЕРИНЫМ ТРОПАМ
Вечерело. Лес окутался пронизывающей сыростью. По низинам поднимался
туман. Небо темное, недоброе, ночь обещала быть холодной.
Отряд Якова Рябого шел прямиком по лесной чаще, по болотам и топям
карельской тайги. Многочисленные озера и реки, большие и малые,
преграждали путь людям, одежда и обувь давно промокли. Вожак сбился с
пути, люди шли наугад Несметные комариные полчища доводили мужиков до
исступления, лица и руки у них вспухли и нестерпимо чесались. Но сейчас
усталость заглушала все, люди валились с ног, не чувствуя даже голода.
Вот опять вышли к лесному озерку, поросшему болотной травой и кустарником.
- Это Лешозеро, - признал Яков Рябой, - деревенька здесь была. А приписали
мужиков к заводу, невтерпеж стало жить, всем миром в леса ушли.
Сквозь ветки кустарника, разросшегося у самого берега, виднелись темные
контуры каких-то строений. С радостью бросились мужики к жилью.
Да, совсем недавно здесь была деревенька - жили люди. Теперь с десяток
заброшенных изб угрюмо глядели в лес пустыми оконцами. Двери либо забиты
накрест досками, либо приперты колом. По щелям тесовых крыш буйно
разрослась трава, а кое-где проглядывала нежная березовая поросль.
Под ночлег путники заняли большую и лучше других сохранившуюся избу,
стоявшую у самой воды. На обширный крытый двор вели тяжелые резные ворота.
В окнах, обрамленных узорчатыми наличниками, торчали остатки слюдяных
пластинок. Дверь висела на одной петле; порывы ветра раскачивали ее, она
жалобно стонала, словно сетуя на судьбу. Во дворе нашлись сухие березовые
дрова, а верх под крышей был забит сеном.
Мужики стали готовиться к ночлегу: кто рубил и носил дрова, кто колол
