категорию "евреями лишь по паспорту", соглашаясь с этим определением.
"Ничего специфически еврейского - ни по духу ни по теме своего творчества",
по мнению М. Слонима, в произведениях этих писателей нет.
Некоторые писатели из этой категории "скрыли свое настоящее имя под
псевдонимом и даже в автобиографиях своих не указывают, что они - евреи", -
говорит М. Слоним.
К этой категории Слоним причисляет Пастернака, Мандельштама, Веру
Инбер, Ефрема Зозулю, Никулина, Лидина, Кирсанова, Лифшица, Маршака и
множество других.
II. Вторую категорию составляют авторы, у которых, как говорит М.
Слоним, "несмотря на их совершенно очевидное растворение в русской стихии,
прорываются иногда еврейские темы и мотивы".
Эта категория своего еврейского происхождения не скрывает, а иногда его
даже выпячивает и подчеркивает. Эренбург, например, свою автобиографию
начинает словами: "Родился в 1891 году. Иудей".
Елизавета Полонская в одном из своих стихотворений говорит: "то кровь моя
в жилах твоих поет, чужим языком говорит"... (при встрече поэтессы с
еврейкой-нищей, узнавшей в ней еврейку),
Во вторую категорию, кроме Эренбурга и Полонской, Слоним зачисляет
также Андрея Соболя, Лунца.
III. К третьей категории М. Слоним причисляет тех евреев-писателей,
которые почти исключительно пишут на еврейские темы.
Во главе этой категории стоит Исаак Бабель, о котором Слоним пишет, что
он, Бабель, "один из так часто встречающихся в действительности тип
еврея-коммуниста, фанатически верившего в учение Ленина и странным
образом сочетавшего заветы Библии или Талмуда с требованиями и
доктриной коммунистической церкви".
Кроме Бабеля, в эту категорию можно включить Козакова, Бройде,
Бергельсона, Хаита и много других евреев-писателей, из которых многие
писали не только на русском, но и на еврейском языке.
По этому же вопросу - вопросу о существовании "русско-еврейской"
литературы, высказывается и Ю. Марголин, журналист, статьи которого
часто появляются на страницах периодической печати, выходящей на
русском языке в эмиграции. В газете "Новое Русское Слово" от II января 1962 г.
Марголин написал следующее: "Бабель - еврейский писатель эпохи крушения. К
русской литературе он относится, как перстень с дорогим камнем на пальце.
Перстенек можно снять, отложить на 20 лет и снова одеть - он не
составляет части тела. В еврейскую литературу своего времени он входит
органически - всем смыслом, всей патетикой и тематикой своего
писательства.
Еврейская литература вообще многоязычна: греческий язык Иосифа Флавия и
Деяний Апостольских, арабский язык Маймонида, латынь Спинозы и немецкий
язык Гейне - все это ответвления от одного ствола".
О еврейской литературе, к каковой, как изложено выше, сами евреи относят
все написанное лицами еврейской расы на самых различных языках в разные
времена и эпохи, известный историк этой литературы С. Л. Цинберг пишет:
"в еврейской литературе отдельная личность была всегда подчинена
коллективу и растворена в нем: все духовные богатства, создающиеся и
собираемые в народе, принадлежат всему народу. Они носят только его имя,
они знают только одного творца - это весь еврейский народ". ("Еврейский
Мир", сборн. II, 1944 год, Нью-Йорк).
Еврейская литература на русском языке проявилась только тогда, когда
значительное число евреев, использовавши возможности, предоставленные
евреям десегрегационной политикой русского правительства, выучили русский
язык, получивши образование в русских учебных заведениях. Произошло это
только в последней четверти 19 столетия, а к началу нынешнего века число
евреев, включившихся в русскую литературу и культурную жизнь, возросло
чрезвычайно.
Включение же это было не слияние, растворение, ассимиляция до конца,
подобно химическому соединению разнородных элементов, а только
механическая смесь или, по меткому определению Ю. Марголина, "перстни с
дорогим камнем", надетые на пальцы чужеродного тела.
"Перстней" этих становилось все больше и больше, особенно в областях
журналистки, публицистики, критики, в адвокатуре...
Явление это не осталось незамеченным. И с 80-х годов прошлого столетия
русское правительство, которое в начале столетия так широко открыло для
своих подданных евреев двери всех учебных заведений, стало на путь
ограничений, о которых так много и часто пишется теперь, забывая тот,
больше чем восьмидесятилетний, период, когда не только не было никаких
ограничений (1804-1888 гг.), но русское правительство всячески содействовало
приобщению евреев к общерусской культуре путем получения образования в
русских учебных заведениях.
Преимущества светского образования и сопряженные с ним открывавшиеся
возможности материального преуспевания были настолько очевидны и
сильны, что значительная часть евреев, не считаясь с неудовольствием
раввинов, устремилась в русские учебные заведения.
Процесс приобщения евреев к числу российских подданных. окончивших средние
и высшие учебные заведения России, стремительно и неуклонно рос. И к
середине 80-х годов одна треть всех студентов университетов Харьковского и
Новороссийского (Одесского), обучавшихся на медицинском и юридическом
факультетах, были евреи.
Получивши дипломы средних и высших учебных заведений России, евреи тем
самым проникали в среду российской интеллигенции, особенно в свободные
профессии: врачи, адвокаты, журналисты, и начали все больше и больше
оказывать влияние и на всю культурную жизнь России. Но это не была, как
указано выше, та ассимиляция, к которой стремилось русское правительство,
содействуя и поощряя обучение евреев в светских учебных заведениях, в
надежде приобщить их к русской культуре и "переварить их в общероссийском
котле", как это происходит сейчас в США со всеми этническими группами
граждан США, где постепенно создается "американская нация" и
"американский патриотизм" путем не только образования на
государственном английском языке, но и смешанных браков, одного быта,
общности интересов материальных и политических.
Ничего этого в России не было. Еврей, несмотря на окончание русского
учебного заведения, на замену традиционного "лапсердака" обыкновенной
одеждой, на то, что он срезал "пейсы", покинул замкнутый круг еврейской
общины-"кагала", перешагнул "черту оседлости" и даже (иногда) переменил
религию и получил все без исключения права наравне с остальным населением -
он все же оставался прежде всего евреем.
Со своей, еврейской, точки зрения он оценивал все события, прежде всего имея
в виду их полезность и выгодность для еврейства. Не только
многомиллионного еврейства России, но и всего еврейства диаспоры.
Это не значит, что они не были лояльными гражданами России. Но им было
чуждо и непонятно то чувство, которое свойственно и присуще тем, кто
корнями своими уходил в далекое прошлое своего народа, а свое будущее видел
неразрывно связанным с будущностью своего народа и государства, созданного
их предками - России.
У евреев же и прошлое и будущее было связано не с Россией и русским народом,
а с еврейством всего мира, его прошлым и его будущим.
Россия для них была только временный этап их тысячелетнего пребывания в
изгнании, как когда-то были Римская Империя, Испания, Западная Европа. Как
не стали они римлянами, греками, испанцами, немцами - так не стали они и
русскими, хотя и изучили русский язык, и сами стремились принимать
живейшее участие в общественной и политической жизни России.
Стремление это находило всемерную поддержку среди русских культурных
людей, особенно, передовой и либеральной интеллигенции.
И евреи приобщались к русской культурной жизни, как равноправные и даже
желанные члены всевозможных обществ и профессиональных объединений и
культурных начинаний.
Но при этом они сохраняли и свято оберегали то, что проф. Лурье называет
"внутренним обликом еврея", присущим только евреям, в какую бы эпоху и в
какой бы стране они ни жили и на каком бы языке ни говорили.
Этот "внутренний облик", отличающий еврея ото всех других народов,
племен, рас, сами евреи не замечали или не хотели замечать, а тем менее о нем
говорить и писать. А не-евреи, принявшие евреев в свою среду, самую мысль о
возможности обсуждения и наличия этого "внутреннего облика" считали
проявлением "юдофобии" или "антисемитизма".
Но подспудно и невысказанно уже с 80-х годов прошлого столетия начинал
ощущаться известный конфликт между вошедшими в русскую культурную
жизнь евреями и русской интеллигенцией, уходящей своими корнями в далекое
прошлое русского народа.
Это не была "юдофобия" или агрессивный "антисемитизм" - в массе своей
русская интеллигенция - культурный слой - его не знала и не одобряла. Но это
было невысказанное и неформулированное признание, что десегрегационная и
ассимиляционная политика не увенчалась успехом, несмотря на то, что
огромный процент евреев внешне полностью стал схож с не-евреями,
русскими подданными.
Заполняя собой ряды свободных профессий, куда евреи и стремились сами, не
только потому, что другие профессии были для них закрыты или затруднены,
но и по своему врожденному отталкиванию от чисто чиновничьей,
бюрократической деятельности - они вносили с собой и свое специфическое
еврейское, чуждое и малопонятное для окружающей среды.
Начали раздаваться, правда, очень робкие, голоса о "еврейском духе" в
свободных профессиях, прежде всего в адвокатуре и газетном деле.
Все это создало предпосылки для пересмотра русским правительством
правильности и целесообразности политики в еврейском вопросе.
Начиная с 80-х годов прошлого столетия правительство пошло по пути
разного рода ограничений для лиц иудейского вероисповедания в разных
областях жизни и хозяйственной и культурной деятельности, в частности, в
вопросе обучения в учебных заведениях, не только государственных, но и
частных.
Ограничения эти в русской общественности были встречены крайне
отрицательно (кроме сравнительно небольшой части, настроенной
консервативно, юдофобски), а у всех евреев вообще породили резко
антиправительственные настроения и толкнули их в оппозиционные и
революционные группировки и организации.
Так закончился "ассимиляционный" период истории евреев в России, который
евреями был полностью использован для создания многочисленных кадров
интеллигенции еврейского происхождения, неразрывно связанного с еврейской
религией и признанием себя "избранным народом", что препятствовало
слиянию с народом русским и его культурой.
Насколько многочисленны были эти кадры можно судить по данным о числе
студентов-евреев, по окончании университетов, пополнявших эти кадры.
По данным "Книги о русском еврействе" (Нью-Йорк, 1960 год) в 1886 году на
медицинском факультете Харьковского университета было 41,5 % евреев; а в
Одессе на медицинском - 30,7 %, а на юридическом - 41,2%. Окончившие
университет вливались в ряды российской интеллигенции, внося в нее немало и
своего, специфично еврейского, свойственного этой древней расе, сумевшей
сохранить свою чистоту на протяжении тысячелетий рассеяния.
Считая это нежелательным и наблюдая неуспех своей ассимиляционной
политики. Российское Правительство вводит в 1887 году так называемую
"процентную норму", которая заключалась в том, что к приему в учебные
заведения (средние и высшие) допускался только известный процент лиц
иудейского вероисповедания, а именно - в "черте оседлости" - 10 %; вне
"черты" - 5 %, в Петербурге и Москве - всего 3 %.
Это вызвало взрыв негодования у всего еврейства и окончательно толкнуло его
в ряды противников режима. Резко отрицательно отнеслась к этому и
либеральная общероссийская общественность.
Однако "процентная норма" существенного изменения процента евреев,
получающих среднее и высшее образование, не внесла. Нашлось много путей и
возможностей обходить закон. Одни переходили в лютеранство и, по букве
закона, переставали считаться евреями; другие кончали учебные заведения за
границей и возвращались в Россию; третьи сдавали экзамены "экстерном";
