- Успокойся, Боб, - сквозь волны тошноты донесся голос Лакмена. - Я знаю, что это он, - сказал Арктор. - Но зачем, черт побери?! Он бы и сам угробился. Зачем? Запах ухмыляющегося Барриса захлестнул Боба Арктора, и его вырвало прямо на приборную доску. Он задрожал и полез за носовым платком.
- Что там было в твоих таблетках? - подозрительно спросил Лакмен у Барриса.
- Послушай, я и сам закинулся, - запротестовал Баррис.- И ты. Так что дело не в травке. Да и слишком быстро. Таблетки не успели бы раствориться...
- Ты меня отравил! - яростно прошипел Арктор. В голове и перед глазами стало проясняться, сохранился лишь страх. Страх - естественная реакция. Страх перед тем, что могло произойти, что это означало. Страх, страх, кошмарный страх перед улыбающимся Баррисом, и его проклятыми таблетками, и его объяснениями, и его странными высказываниями, и его привычками. Перед анонимным доносом в полицию на Роберта Арктора...
- Как ты себя чувствуешь, Боб? - спросил Лакмен, - Это мы сейчас почистим, ничего. Садись лучше назад.
Арктор вышел, нетвердо держась на ногах. Лакмен повернулся к Баррису. - Ты точно ему ничего не подсунул? Баррис с негодованием воздел руки.
Глава 6
Больше всего тайный агент по борьбе с наркоманией боится не того, что его подстрелят или изобьют, а того, что ему введут бешеную дозу какого-нибудь психоделика и до конца жизни в голове будут крутиться глюки ужасов. Или подсунут порцию "смеси" - героин пополам с препаратом С. Или и то, и другое, да плюс еще яду, вроде стрихнина, который почти убьет его, но не совсем, и все закончится тем же: бесконечным фильмом ужасов. И он будет колотиться в стены психолечебницы или, хуже всего, окажется в федеральной клинике. День и ночь будет стряхивать с себя тлю. Вот что может быть, если его кто-нибудь раскусит. И поквитается самым ужасным образом - той дрянью, против которой он боролся. Подъехал ремонтный фургон, и машину наконец починили. Механик почему-то долго рассматривал левую переднюю подвеску, но на расспросы не отвечал. Арктор расплатился; они сели и поехали по направлению к округу Орандж. Виновные порой бегут, даже если их не преследуют, думал Арктор, осторожно ведя машину в густом потоке транспорта. И уж, безусловно, бегут, если чувствуют за собой погоню. Бегут со всех ног и при этом не забывают о самообороне... Вот так сидит один сзади, со своим дерьмовым немецким пистолетом двадцать второго калибра и со своим дерьмовым смехотворным глушителем, а потом возьмет и пустит мне пулю в затылок. И я буду мертв - как Бобби Кеннеди, которого убили из оружия того же калибра... Слабое утешение.
Но отныне, с установкой аппаратуры, проверив барабаны голокамер, я буду точно знать, что делает каждый в моем доме, и когда он это делает, и, может быть, даже почему. Включая самого себя. Однако неминуема задержка. И меня уже не спасет, если камеры покажут, как мне в кофе подсыпают украденную из военных арсеналов нервнопаралитическую дрянь. Кто-нибудь другой увидит, как я бьюсь в судорогах, не соображая, что со мной, где я, кто я...
- Интересно, как там дома... Знаешь, Боб, кто-то хочет тебе серьезно напакостить, - сказал Лакмен.- Надеюсь, когда мы приедем, дом будет на месте.
- Я бы особенно не волновался, - неожиданно бодрым голосом заявил Баррис.
- Не волновался бы? - прорычал Лакмен.- А если нас обобрали до нитки? То есть вломились и забрали все, что есть у Боба? И искалечили животных? Или...
- Я оставил маленький электронный сюрприз для того, кто войдет в наше отсутствие, - перебил Баррис.
- Что еще за электронный сюрприз? - резко спросил Арктор, стараясь подавить беспокойство.- Это мой дом, Джим, и не вздумай...
- Когда дверь откроется, заработает кассетный магнитофон, спрятанный под диваном. Я установил три микрофона "Сони" в трех разных...
- Ты должен был предупредить меня, - сказал Арктор. - А если они залезут через окно? - предположил Лакмен.- Или через черный ход?
- Чтобы воспользовались самым простым путем, а не другими, менее вероятными путями, - охотно разъяснил Баррис, - я предусмотрительно оставил дверь незапертой.
Наступило молчание. Потом Лакмен захихикал. - А как они догадаются, что дверь незаперта? - спросил Арктор. - Я оставил записку. - Ты меня разыгрываешь!
- Да, - услужливо согласился Баррис. - Ты в самом деле разыгрываешь нас? - потребовал Лакмен.- Тебя фиг разберешь. Он разыгрывает нас, Боб?
- Вернемся - увидим, - отозвался Боб.- Если дверь незаперта и на ней висит записка, значит, это не розыгрыш.
- Записку могут снять, - заметил Лакмен.- Все переломают и пограбят, а дверь запрут. Чтобы мы не узнали. И мы никогда не узнаем.
- Конечно, я шучу! - с чувством воскликнул Баррис.- На такое способен только псих - оставить дверь незапертой, да еще повесить записку!
- Что ты написал в записке? - спросил, повернувшись к нему, Арктор. - Кому она? - подхватил Лакмен.- Я даже не знал, что ты умеешь писать. Баррис снисходительно улыбнулся. - Я написал: "Донна, входи. Дверь незаперта. Мы..."- Баррис замолчал.- Записка адресована Донне.
- Все-таки он это сделал, - проговорил Лакмен.- На полном серьезе. - Таким образом. Боб, - снова как ни в чем не бывало продолжил Баррис, - мы узнаем, чьих рук это дело.
- Если они не разделаются с магнитофоном, когда разделаются с диваном, - сказал Арктор.
Он лихорадочно соображал, какие трудности создаст очередная выдумка доморощенного гения. Они-то знают, что делать, - сотрут запись, перемотают ленту, оставят дверь незапертой и не тронут записку. Кстати, открытая дверь даже облегчит им работу. Чертов Баррис! Все равно, как пить дать, забыл включить магнитофон в сеть. Но, разумеется, если он обнаружит штепсель выдернутым... Тогда он сочтет это доказательством, что у нас кто-то был, пришел к выводу Арктор. Начнет стучать себя в грудь кулаком и изводить нас историями, как кто-то хитроумно отключил его электронное устройство.
Одна из наиболее эффективных форм промышленного или военного саботажа - это ограничиться нанесением таких повреждений, которые трудно с определенностью назвать умышленными. Если в автомобиле установлена бомба, то налицо действие врага. Но если происходит случайность или серия случайностей, если оборудование просто отказывается работать, если оно выходит из строя постепенно за какой-то естественный период времени с множеством маленьких неисправностей и поломок, тогда жертве, будь то частное лицо или государство, даже не приходит мысль о защите.
Наоборот, рассуждал Арктор, человек начинает думать, что bp`cnb нет, а есть зато мания преследования. Он начинает сомневаться в себе: ему все мерещится. И это доканывает его куда основательнее, чем любая реальная опасность. Правда, уходит много времени. А той порой жертва может узнать, кто за ней охотится, и нанести ответный удар.
То есть у жертвы куда больше шансов уцелеть, чем если бы в нее, скажем, стреляли из винтовки с телескопическим прицелом. Это преимущество жертвы. Все страны обучают и засылают тучи агентов - тут ослабить гайку, там отвернуть винтик, где-то оборвать проводок или потерять документ... Маленькие неприятности. Жевательная резинка в "Ксероксе" может уничтожить незаменимый и жизненно важный документ: вместо снятия копии стирается оригинал. Избыток мыла и туалетной бумаги, как было известно хиппи шестидесятых, могут засорить всю канализационную систему здания и выдворить на неделю жильцов... Подобно моей жене, вспомнил Арктор. Он тогда работал инспектором страховой компании. Она бесилась, что он засиживается допоздна, составляя отчеты, вместо того чтобы трепетать от восторга при виде жены. К концу их совместной жизни она взяла на вооружение многие трюки и хитрости.
Она могла обжечь руку, прикуривая сигарету, запорошить себе чемнибудь глаза или без конца искать что-то возле его пишущей машинки. Сперва он нехотя откладывал работу и покорно предавался восторженному трепету; потом ударился головой о кухонную полку и нашел лучшее решение.
- Если они убили наших животных, - бормотал Лакмен, - я им подложу бомбу. Я их в порошок сотру. Я профессионалов найму, из Лос-Анджелеса, банду "пантер".
- Да нет, - скривился Баррис.- Какой им смысл убивать животных? Животные ничего не сделали.
- А я сделал? - спросил Арктор. - Очевидно, они так полагают, - сказал Баррис. - "Если б я знала, что оно безобидное, я бы убила его сама", - проговорил Лакмен.- Помните?
Но Тельма Корнфорд была из добропорядочных, вспоминал Арктор. Как-то она пришла к нам и попросила убить залетевшую к ней стрекозу. А когда мы объяснили...
Сидя за рулем автомобиля, Арктор прогнал в памяти эпизод, который произвел на них на всех неизгладимое впечатление. Изящная элегантная девушка из добропорядочных, обратившаяся с просьбой убить большое, но безвредное насекомое, которое на самом деле приносило только пользу, поедая комаров. А потом она произнесла слова, ставшие для них символом всего того, что надо бояться и презирать:
ЕСЛИ Б Я ЗНАЛА, ЧТО ОНО БЕЗОБИДНОЕ, Я БЫ УБИЛА ЕГО САМА. Так хорошо образованная и материально обеспеченная Тельма Корнфорд сразу стала их врагом. И, к ее полному недоумению, они бежали сломя голову, бежали, бросившись вон из роскошной квартиры в свою грязную конуру.
Однажды, еще до перехода на тайную работу, Арктор снимал показания у зажиточной четы из добропорядочных, в чьей квартире похозяйничали наркоманы. Он запомнил одну их фразу: "Люди, которые вламываются в ваш дом и забирают ваш цветной телевизор, ничуть не лучше тех извергов, которые калечат животных или варварски уничтожают бесценные произведения искусства". "Нет, - возразил Арктор, оторвавшись на минуту от записи показаний.- Наркоманы редко обижают животных". Он сам видел, как они ухаживают за покалеченными животными, в то время как добропорядочные давно бы "усыпили" их - еще один специфический термин. Однажды он помогал двум абсолютно выгоревшим торчкам освободить кота, застрявшего в разбитом окне. Торчки, едва чтолибо соображавшие, возились больше часа, терпеливо и бережно. Неизвестно, чей это был кот; вероятно, учуял еду и попытался впрыгнуть в окно.Одурманенные торчки не замечали зверюгу, пока та не заорала; а потом позабыли ради нее свои глюки и приходы. В конечном итоге кот остался цел и невредим; они его еще накормили.
Что касается "бесценных произведений искусств", тут тоже трудно что-либо сказать. Во время войны во Вьетнаме по приказу ЦРУ в Май Лай были уничтожены 450 бесценных произведений искусства плюс без счету цыплят, рогатого скота и другой живности, не внесенной в каталог.
- Вам не кажется, - вслух произнес Арктор, старательно ведя машину, - что когда мы умрем и предстанем перед Господом в Судный День, то выяснится, что составлен реестр наших грехов? В хронологическом порядке. А может, в алфавитном... Испускаю я дух глубоким старцем лет под девяносто, и вдруг как зарычит на меня Господь: "Так ты и есть тот самый сорванец, который в 1962 году украл три бутылки кока-колы из грузовика у магазина 7-11?!"
- Грех есть устаревший иудейско-христианский миф, - посмеиваясь, бросил Баррис.
- Может быть, все грехи держат в одной большой бочке для соленья.Арктор с ненавистью взглянул на антисемита Барриса.- В бочке для кошерного соленья. А потом просто выворачивают ее на тебя, и ты стоишь, обтекая грехами. Своими собственными, ну и небось примешается парочка чужих, попавших по ошибке.
- Грехи другого человека, но с тем же именем, - добавил Лакмен.Как по-твоему, Баррис, сколько существует Робертов Аркторов? Сколько существует Аркторов, подумал Роберт Арктор, совершенно шизанутая мысль... Мне известно два. Некий Фред, наблюдающий за неким Бобом. Одно и то же лицо. Или нет? Кто знает? Должен был бы знать я, потому что на всем свете только мне известно, что Фред - это Боб Арктор. Но, подумал он, кто я? Который из них - я?
Они вылезли из машины и настороженно подошли к двери. Дверь была незаперта, и на ней висела записка Барриса, но в доме все казалось нетронутым. В Баррисе мгновенно проснулись подозрения. - Ага! - буркнул он и молниеносно схватил с полки свой пистолет. Как обычно, заурчали животные, требуя еды.
