Майка Уэстуэя послали на грузовике за полусгнившими овощами, пожертвованными "Новому пути" местным магазином. Убедившись, что за ним не следят, он сделал звонок из автомата и в закусочной Макдональда встретился с Донной Хоторн. Они сели на улице, поставив на деревянный столик гамбургеры и кока-колу.
- Он не вызывает подозрений? - спросила Донна. - Нет, - ответил Уэстуэй. Но подумал: парень слишком выгорел.Боюсь, что все это бессмысленно. Я сомневаюсь, что мы чего-нибудь достигнем. И все же иного пути не было.
- Вы убеждены, что препарат выращивают? - Я - нет. Убеждены они.- Те, кто нам платит, подумал он. - Что означает название? - Mors ontologica? Смерть духа. Личности. Сути. - Он сможет выполнить свою задачу? Уэстуэй мрачно промолчал. - Не знаете... - Это никому не дано знать. Память. Несколько оживших клеток. Словно рефлекс. От него требуется не выполнять - реагировать. Мы можем лишь надеяться.
Уэстуэй смотрел на темноволосую девушку, сидящую напротив, и, кажется, понимал, почему Боб Арктор... Нет, я должен всегда думать о нем как о Брюсе...
- Он был отлично натренирован, - произнесла Донна сдавленным голосом. И вдруг на ее красивое лицо легло выражение скорби, выделяя и заостряя все черты.- Господи, какой ценой...пробормотала она и залпом выпила стакан кока-колы. Но иного способа проникнуть нет, думал Майк. Я не смог, сколько ни пытался. Туда допускают только абсолютно выгоревших, безвредных, от которых осталась одна оболочка. Вроде Брюса. Он должен был стать таким... каким стал. Иначе ничего бы не получилось. - Правительство требует от нас невозможного, - сказала Донна. - Этого требует от нас жизнь. Ее глаза сузились и засверкали. - В данном случае - федеральное правительство. Конкретно. От b`q, от меня. От...- Она запнулась.- От того, кто был моим другом.
- Он до сих пор ваш друг. - То, что от него осталось. То, что от него осталось, думал Майк Уэстуэй, все еще ищет тебя. По-своему. Им тоже овладела тоска. Но день по-прежнему был хорош, люди веселы, воздух свеж. И впереди возможность успеха - это больше всего придавало ему сил. Они многого достигли. Цель близка.
- Наверное, нет ничего ужаснее, чем жертвовать живым существом, которое даже не догадывается. Если бы оно понимало и добровольно вызвалось...- Донна взмахнула рукой.- Он не знает. И не знал. Он не вызывался...
- Вызывался. Это его работа. - Он и понятия не имел. И не имеет, потому что сейчас у него нет вообще никаких понятий. Вы знаете не хуже меня. И не будет. Никогда-никогда, сколько бы он ни прожил. Это произошло не случайно, все было запланировано. Мы на это рассчитывали. На мне тяжелейшая вина. Я чувствую на плечах... труп- труп Боба Арктора. Хотя формально он жив. Ее голос поднялся. Люди за соседними столиками отвлеклись от своих гамбургеров и с любопытством смотрели в их сторону. Майк Уэстуэй сделал знак, и Донна с видимым усилием взяла себя в руки.
- Существо, лишенное мозга, нельзя допросить и разоблачить. - Мне пора возвращаться, - сказала Донна, взглянув на часы.- Я сообщу руководству, что, по вашему мнению, все в порядке.
- Надо дождаться зимы, - сказал Уэстуэй. - Зимы? - Не спрашивайте почему.
Уж так есть: либо получится зимой, либо не получится вовсе.
- Подходящее время. Когда все мертво и занесено снегом. Он рассмеялся. - В Калифорнии-то? - Зима духа. Mors ontologica. Когда дух мертв. - Только спит.- Уэстуэй поднялся, положил руку ей на плечо. В голову почему-то пришла мысль, что этот кожаный пиджак, возможно, в былые счастливые дни подарил Арктор.
- Мы слишком долго над этим работали, - сказала Донна тихим ровным голосом.- Скорей бы все кончилось. Иногда по ночам, когда я не могу заснуть, мне кажется, что мы холоднее их. Холоднее врага.
- Я смотрю на вас и вижу самого теплого человека из всех, кого знаю. - Я тепла снаружи: это то, что видят люди. Теплые глаза, теплое лицо, теплая фальшивая улыбка. Внутри я холодна и полна лжи. Я не такая, какой кажусь; я отвратительна.- Она говорила спокойно и все время улыбалась.- Я давно поняла, что другого выхода нет, и заставила себя стать такой. Это не так уж плохо - легче добиться своей цели. Все люди такие, в большей или меньшей степени. Что действительно кошмарно - это ложь. Я лгала своему другу, лгала Бобу Арктору постоянно. Однажды я сказала ему, чтобы он мне не верил, и, конечно, он решил, что я шучу. Но я его предупреждала. Он сам виноват. Донна встала из-за стола и пропала в толпе. Уэстуэй мигнул. Должно быть, так чувствовал себя Боб Арктор. Только что она была тут. живая, осязаемая, и вдруг - ничего. Растворилась. Исчезнувшая девушка. Из тех, что приходят и уходят по своей воле. И ничто, никто не может остаться с ней рядом. Арктор пытался удержать ветер. Агенты по борьбе с наркоманией неуловимы. Тени, исчезающие, когда того требует работа. Словно их и не было. Арктор любил призрак, голограмму, сквозь которую нормальный человек пройдет, не заметив. Им нужно поставить памятник. Всем тем, кто погиб. И тем, кто - еще хуже - не погиб. Остался жить после смерти. Как Боб Арктор.
Такие, как Донна, пропадают навсегда. Новые имена, новые адреса. Вы спрашиваете себя: где она теперь?
А ответ... Нигде. Потому что ее и не было. Вернуть Донну, найти, привязать к себе... Я повторяю ошибку Арктора. Любить атмосферное явление. Вот - трагедия. Ее имя не значится ни в одной книге, ни в одном списке; ни имя, ни место жительства. Такие девушки есть, и именно их мы любим больше всего - тех, кого любить безнадежно, потому что они ускользают в тот самый миг, когда кажутся совсем рядом.
Возможно, мы спасли его от худшей участи, подумал Уэстуэй. И при этом пустили то, что осталось, на благое дело.
Если повезет.
- Ты знаешь какие-нибудь сказки? - спросила Тельма. - Я знаю историю про волка, - сказал Брюс. - Про волка и бабушку? - Нет. Про черно-белого волка, который жил на дереве и прыгал на фермерскую скотинку. Однажды фермер собрал всех своих сыновей и всех друзей своих сыновей, и они встали вокруг дерева и принялись ждать, когда волк спрыгнет.
Наконец волк спрыгнул на какую-то паршивую коричневую тварь, и тогда они все разом его пристрелили.
- Ну, - расстроилась Тельма, - это грустная история. - Но шкуру сохранили,
- продолжал Брюс.- Черно-белого волка освежевали и выставили его прекрасную шкуру на всеобщее обозрение, чтобы все могли подивиться, какой он был большой и сильный. И последующие поколения много говорили о нем, слагали легенды о его величии и отваге и оплакивали его кончину.
- Зачем же тогда стрелять? - У них не было другого выхода. - Ты знаешь веселые истории? - Нет, - ответил Брюс.- Это единственная история, которую я знаю. Он замолчал, вспоминая, как волк радовался своим изящным прыжкам, какое удовольствие испытывал от своего мощного тела. И теперь этого тела нет, с ним покончили.
Ради каких-то жалких тварей, все равно предназначенных на съедение. Ради неизящных, которые никогда не прыгали, никогда не гордились своей статью. Но, с другой стороны, они остались жить, а черно-белый волк не жаловался. Он ничего не сказал, даже когда в него стреляли; его зубы были на горле у добычи. Он погиб впустую. Но иначе не мог. Это был его образ жизни. Единственный, который он знал. И его убили.
- Я - волк! - закричала Тельма, неуклюже подпрыгивая.- Уф! Уф! Брюс с ужасом впервые заметил, что ребенок - калека. - Ты не волк, - сказал он и ушел. А Тельма продолжала играть, ковыляя и прихрамывая. Подпрыгнула, споткнулась и упала. Он плелся по коридору и искал пылесос. Ему велели тщательно пропылесосить помещение для игр, где проводили время дети.
- По коридору направо.- сказал ему Эрл. Он подошел к закрытой двери и открыл ее. Посреди комнаты старая женщина пыталась жонглировать тремя резиновыми мячиками. Она встряхнула растрепанными серыми волосами и улыбнулась беззубым ртом. Он увидел запавшие глаза; запавшие глаза и разинутый пустой рот.
- Ты так можешь? - прошепелявила она и подбросила все три мячика. Они упали ей на голову, на плечи, запрыгали по полу. Старуха засмеялась, брызгая слюной. В дверь вошел человек и остановился за спиной у Брюса. - Давно она тренируется? - спросил Брюс. - Порядком.- И к старухе: - Попробуй еще. У тебя уже лучше получается.
Старуха хихикала, снова и снова высоко подбрасывала мячики, втягивала голову в плечи и, скрипя всеми суставами, подбирала их с пола. Человек рядом с Брюсом презрительно фыркнул. - Тебе надо вымыться. Донна. Ты грязная. Брюс потрясенно сказал: - Это не Донна. Разве это Донна? Он пристально взглянул на старуху и почувствовал смятение: в ее глазах стояли слезы, но она смеялась. Смеялась, когда швырнула в него все три мячика. Он еле уклонился.
- Нет, Донна, нельзя, - сказал человек рядом с Брюсом.- Не кидай в людей.
Иди умойся, от тебя несет.
Старуха засеменила прочь, сгорбленная и маленькая. Человек рядом с Брюсом закрыл дверь, и они пошли по коридору. - Донна давно живет? - Давно. Я здесь шесть месяцев, а она уже была. - Тогда это не Донна, - твердо заявил Брюс.- Потому что я приехал неделю назад.
А меня привезла Донна, думал он. Я точно помню. Как она была хороша темноволосая, темноглазая, тихая и собранная, в аккуратном кожаном пиджачке... На душе у него стало гораздо легче. Но он не понимал, почему.
Глава 15
- Можно, я буду работать с животными?- попросил Брюс. - Нет, - сказал Майк.- Пожалуй, отправим тебя на одну из наших ферм. Я хочу, чтобы ты несколько месяцев .ухаживал за растениями. На свежем воздухе, у земли. Приходилось иметь дело с сельским хозяйством?
- Я работал в учреждении. - Теперь ты будешь работать в поле. Если твой разум вернется, то вернется естественным путем. Нельзя заставить себя снова думать. Можно лишь упорно трудиться, например, сажать семена или пахать землю на наших овощных плантациях - так мы их называем - hkh бороться с вредителями. Мы опрыскиваем насекомых из пульверизатора. Но с этими веществами надо быть крайне осторожным, иначе они принесут больше вреда, чем пользы. Они могут отравить не только урожай, но и человека, который пустит их в дело. Проесть его голову. Как проело твою.
- Хорошо, - сказал Брюс. Тебя опрыскали, думал Майк, и ты стал букашкой.
Опрыскай букашку ядом, и та сдохнет; опрыскай человека, обработай его мозги, и он превратится в насекомое, будет вечно трещать и щелкать. По рефлексу. Исполняя последний приказ. Ничто новое не войдет в этот мозг, думал Майк, потому что мозга нет. Как и человека, которого я никогда не знал. Но, может быть, если привести его на нужное место, если наклонить ему голову, он еще сумеет посмотреть вниз и увидеть землю. Сумеет осознать, что это земля. И посадить в нее нечто отличное от себя, нечто живое. Чтобы оно росло. Майк вел грузовик, а рядом на сиденье подпрыгивало обмякшее тело, оживленное машиной.
Уж не "Новый путь" ли сделал это с ним, думал Майк. Породил вещество, которое превратило его в безмозглую тварь и в конечном итоге вернуло к себе? Он не знал. Директор-распорядитель сказал, что их цели будут открыты ему, когда он проработает в штате еще два года. Эти цели, сказал директор-распорядитель, не имеют ничего общего с лечением наркомании. На какие средства существует "Новый путь", было известно одному директору-распорядителю Дональду. Но недостатка в средствах не было никогда. Что ж, думал Майк, производство и распространение препарата С должно приносить огромные деньги. Достаточные, чтоб "Новый путь" рос и процветал. И чтоб оставалось еще на ряд других целей. Смотря для чего предназначен "Новый путь". Он знал - федеральное правительство знало - то, чего не знала ни общественность, ни даже полиция. Препарат С не синтезировали в лаборатории. Как героин, препарат С был органического происхождения. Живые, думал Майк, никогда не должны служить целям мертвых. Но мертвые - он взглянул на Брюса, на трясущуюся рядом пустую оболочку - по возможности должны служить целям живых.nТаков закон жизни. Мертвые, думал Майк, которые еще могут видеть, даже если ничего не понимают, - они наши глаза. Наша камера.
