сущими драндулетами, как их величали в народе, а стоянки их - "притонами
драндулетов". Для Эла это было совершенно естественной нормой поведения,
сообразил Ян. Если им не удастся добиться успеха виртуозной игрой на
кувшинах, они обеспечат благоприятный для себя результат конкурса с
помощью папоолы.
- Неужели ты сам себе наихудший враг? - оживленно жестикулируя,
прошептал Эл. - Это просто маленькая хитрость, характерная для торговой
рекламы. К такой рекламе прибегают вот уже целое столетие - это древний,
вполне респектабельный метод привлечения общественного мнения в нужную для
себя сторону. Я вот что хочу сказать: давай смотреть фактам в лицо, мы уже
очень давно не практиковались в игре на кувшинах.
Он притронулся к пульту управления у себя на поясе, и папоола
поспешила вперед, чтобы нагнать их. Эл еще раз что-то сделал у себя на
поясе...
И в сознании Яна убедительно зазвучало вот что: "А почему бы и нет?
Все остальные так поступают".
- Убери от меня подальше эту тварь, - с трудом выдавил он.
Эл пожал плечами. Мысль, которая вторглась в сознание Яна со стороны,
постепенно угасла. И все же, какой-то осадок остался. Он больше уже не был
уверен в том, что он не одобряет использование папоолы.
- Это еще ничто по сравнению с тем, чего можно достичь с помощью
имеющейся у Николь машинерии, - подчеркнул Эл, заметив выражение лица Яна.
- Всего-то одна папоола против инструмента промывания мозгов в масштабах
всей планеты, в который Николь превратила телевидение, - вот где, Ян,
реальная опасность. Папоола - весьма грубое, примитивное средство - и к
тому же ты сознаешь, что подвергаешься воздействию со стороны этого
существа. Совсем иное дело, когда слушаешь Николь. Нажим, оказываемый ею,
такой тонкий, неуловимый, и одновременно такой всеобъемлющий...
- Мне ничего об этом неизвестно, - сказал Ян. - Я знаю только то, что
если мы не добьемся успеха, если не получим возможности сыграть в Белом
Доме, жизнь для меня потеряет всякую ценность. Вот к этой мысли никто меня
не подталкивал со стороны. Я в самом деле именно так чувствую. Это моя
собственная, выстраданная мною самим мысль, черт побери!
Он открыл дверь, и Эл прошел в зал, неся за ручку свой кувшин. Ян
последовал за ним, и мгновеньем позже они оба уже были на сцене, глядя на
заполненный наполовину зал.
- Ты когда-нибудь ее видел? - спросил Эл.
- Я ее вижу все время.
- Я имею в виду - в действительности. Лицом к лицу. Так сказать, во
плоти.
- Разумеется, нет, - признался Ян.
В этом-то и заключается смысл его такого страстного желания пробиться
в Белый Дом. Чтобы увидеть ее саму, а не телевизионное изображение,
увидеть не нечто воображаемое, а подлинное.
- А я видел ее один раз, - заметил Эл. - Я только-только развернул
свою стоянку "Марсолеты Луни Люка" N_3 на главном проспекте Шривперта, в
Луизиане. Было раннее утро, около восьми часов. Я увидел правительственный
кортеж машины. Естественно, первой моей мыслью было, что это национальная
полиция - я начал лихорадочно сворачиваться. Но это оказалось не так. Это
был правительственный кортеж, сопровождавший Николь, которая направлялась
на торжественную церемонию по случаю открытия нового жилого комплекса, в
то время самого крупного в стране.
- Верно, - вспомнил ЯН. - "Поль Баньян".
Футбольная команда "Авраама Линкольна" каждый год встречалась с
командой этого комплекса и всякий раз проигрывала. В "Поль Баньяне" было
более десяти тысяч жильцов, и все они принадлежали к классу управленцев
низших уровней; это было фешенебельное многоквартирное здание для мужчин и
женщин, подступивших к самому порогу, чтобы стать гостами. И ежемесячная
квартплата была в нем невероятно высока.
- Тебе не мешало бы увидеть ее, - задумчиво произнес Эл, когда они
усаживались перед собравшимися, держа кувшины на коленях. - Знаешь ли,
всегда почему-то кажется, что в реальной жизни она не столь
привлекательна, как выглядит на экране телевизора. Я хочу сказать техника
сейчас такая, что операторы в состоянии целиком и полностью контролировать
изображение, корректировать его в случае необходимости. Оно - составленное
искусственно в очень многих, черт побери, отношениях. Однако, Ян, в жизни
она оказалась намного привлекательное. Телевидение все равно не в
состоянии передать все богатство, всю жизненность, всю яркость красок.
Нежный цвет ее кожи. Блеск ее волос.
Он тряхнул головой, толкнув нечаянно папоолу, которая примостилась
прямо под сиденьем его стула так, чтобы не было видно зрителям.
- Ты знаешь, что произошло со мною, когда я увидел ее в жизни? Я
испытал острейший приступ неудовлетворенности жизнью. Жил я тогда вполне
прилично - Люк платил мне хорошее жалованье. И потом мне доставляет
удовольствие общаться с людьми. Нравится управлять этим созданием. Это
такая работа, которая требует определенного искусства, артистизма так
сказать. Но после того, как я увидел Николь Тибо, я перестал по-настоящему
быть довольным как собою, так и своею жизнью.
Он посмотрел на Яна в упор.
- Мне кажется, нечто подобное сейчас происходит с тобою: когда ты
просто видишь ее по телевидению, ты испытываешь полнейшую не
удовлетворенность и самим собою, и свою жалкой жизнью.
Ян рассеянно кивнул. Он теперь явно занервничал - их выступление
должно быть объявлено через несколько минут. Для них наступал час
решающего испытания.
- Только вот поэтому, - продолжал Эл, - я согласился на это - достать
еще раз кувшин и предпринять еще одну попытку.
Заметив, как напряженно держит свой кувшин Ян, Эл спросил:
- Так что, прибегнуть к помощи папоолы или нет?
Он шутливо поднял бровь, но лицо его выражало понимание состояния
товарища.
- Давай, - согласился Ян.
- Ладно, - сказал Эл и засунул руку под пиджак.
Неторопливо провел пальцами по клавиатуре управления. И папоола
выкатилась из под стула вперед, ее антенны нелепо, даже как-то смешно
задергались, глаза то сходились вместе, то далеко расходились в разные
стороны друг от друга.
Собравшиеся сразу же насторожились; все подались вперед, чтобы
получше рассмотреть это редкое, экзотическое создание, некоторые из них
восхищенно зацокали языком.
- Гляди, - взволнованно произнес какой-то мужчина. - Это папоола.
Со своего места поднялась женщина, чтобы полюбоваться папоолой, и Ян
отметил про себя - все очень любят папоолу. Мы победим независимо от того,
удастся ли нам хорошо сыграть на кувшинах или нет. И что тогда? Не сделает
ли нас встреча с Николь еще более несчастными, чем мы сейчас? Неужели
только этого мы добьемся - еще большей, совершенной уже безнадежной на
удовлетворенности? Тяжелых душевных мук, неутоленной страстной жажды,
которую никогда не удовлетворить в этом мира?
Но теперь уже поздно отступать. Двери зала закрылись, со своего места
поднялся Дон Тишман и легким постукиванием потребовал тишины.
- О'кэй, народ, - произнес он в микрофон, прикрепленный к лацкану
пиджака. - Сейчас к нашему всеобщему удовольствию перед нами выступят
очередные наши таланты. Как вы можете прочесть в своих программах, первым
выступят прекрасный ансамбль. Дункан и Миллер со своими классическими
кувшинами, он исполнит попурри на мелодии Баха и Генделя, и я не
сомневаюсь в том, что вам это понравится, что вы станете притопывать
ногами в такт музыке.
Он криво ухмыльнулся Яну и Элу, как бы говоря: "Вас устраивает такое
вступление?"
Эл не обратил на него никакого внимания; повозившись с органами
управления папоолой, он задумчивые обвел взглядом собравшихся, затем
поднял свой кувшин, глянул мельком на Яна и слегка притопнул ногой.
Попурри открывалось "Маленькой фугой в соль миноре", и Эл стал дуть в
кувшин, развивая прелестную тему.
- Бум-бум-бум. Бум-бум-бум-бум-бум-бум де бум. Ди-бум. Ди-бум,
ди-ди-ди-бум... - Щеки у него раздулись, раскраснелись.
Папоола прошлась вдоль сцены, затем после целой серии неуклюжих,
нелепых движений плюхнулась в свободное пространство между сценой и первым
рядом. Она самым серьезным образцом принялась за работу.
Эл подмигнул Яну.
- Вас хочет видеть мистер Страйкрок, доктор. Мистер Чарлз Страйкрок.
Аманда Коннерс заглянула в кабинет д-ра Саперба, прекрасно понимая,
какая нагрузка выпала ему в течение последних нескольких дней, но в то же
самое время отдавая себе отчет, насколько важным является и выполнение
собственных ее служебных обязанностей. Саперб вполне разделял ее
озабоченность. Подобно психомедиуму, Аманда была посредником между богом и
человеком - в данном случае, между психоаналитиком и просто человеческими
существами. Притом очень больными.
- Хорошо. - Саперб поднялся, чтобы поздороваться с новым пациентом и
одновременно спросил себя - неужели нет этот? А я здесь единственно только
для того, чтобы оказать помощь - или скорее, не преуспеть в оказании
помощи вот этому конкретному человеку?
Этот вопрос его больше всего интересовал, когда каждый новый пациент
переступал порог его кабинета. Он даже стал ощущать некоторую усталость от
непрерывных размышлений на эту тему.
В кабинет неторопливо вошел высокий, несколько лысоватый мужчина в
очках. Вид у него был какой-то озабоченный. Протянув руку Сапербу, он
произнес:
- Мне хочется поблагодарить вас, доктор, за то, что вы
незамедлительно меня приняли.
Они пожали друг другу руки.
- У вас должно быть, ужасная загрузка, в такие дни.
Чик Страйкрок сел прямо напротив Саперба по другую сторону его
письменного стола.
- Весьма значительная, - проворчал Саперб.
Но, как предупредил его Пэмброук, он не имел права отказывать ни
одному новому пациенту. Только на таких условиях ему позволили
практиковать.
- У вас такой вид, - сказал он Чику Страйкроку, - будто вы
испытываете чувства, аналогичные моим. Чувствуете себя загнанным в угол, в
положении настолько безвыходном, что даже не представляете себе, как
дальше жить, и тем не менее вас одолевают смутные предчувствия, что всему
этому какой-то предел обязательно должен быть.
- Говоря откровенно, - начал Чик, - я уже почти готов все бросить -
работу, свою... подругу... - он осекся, губы его скривились, - ...и
присоединиться к этим чертовым сыновьям Иова.
Он поднял на д-ра Саперба исполненный взгляд неподдельных страданий.
- Хорошо, - произнес Саперб, сочувственно ему кивая. - Но как вы себя
при этом чувствуете - вас что-то заставляет так поступить? Или это ваш
собственный выбор?
- Да нет, я вынужден так поступить - я приперт к стенке.
Чик Страйкрок тесно прижал друг к другу ладони трясущихся рук, его
длинные, тонкие пальцы плотно переплелись.
- Под вопрос поставлена вся моя дальнейшая жизнь в обществе в
качестве профессионала.
На письменном столе Саперба замигала сигнальная лампочка телефона.
Неотложный вызов, на который он, по мнению Аманды, должен обязательно
ответить.
- Прошу прощения, мистер Страйкрок.
Д-р Саперб поднял трубку. На экране сформировалось гротескно
искаженное миниатюрное изображение лица Ричарда Конгросяна. Рот у него был
широко открыт, как будто он тонул.
- Вы все еще во "Франклине Эймсе"? - тотчас же спросил у него Саперб.
- Да.
Голос Конгросяна доходил до его ушей из аудиоприемника малого
диапазона и не был слышен его пациенту. Тот в это время, сгорбившись,
бессмысленно вертел в пальцах спичку, явно негодуя на то, что его
