На загривках мастиффов дыбом стояла шерсть, уши их были прижаты, рык псов
звучал как землетрясение. Вдруг Илайас поднял вытянутый палец на уровень
плеча и засвистел долгим пронзительным свистом, который становился все выше и
выше, нескончаемо. Рычание собак неровно оборвалось. Псы отступили на шаг,
поскуливая и вертя головами, будто хотели убежать, но что-то их удерживало.
Глаза их были прикованы к пальцу Илайаса.
Медленно Илайас стал опускать руку, и тональность свиста понижалась вместе
с нею. Собаки следовали за движением руки, пока не легли плашмя на землю,
вывалив языки из пастей. Три хвоста завиляли.
- Смотрите, - сказал Илайас, шагнув к собакам. - В оружии нет нужды. -
Мастиффы лизали ему руки, а он почесывал их широколобые головы и ласково
трепал псов за ушами. - Они выглядят гораздо более злобными, чем есть на
самом деле. Они хотели всего лишь отпугнуть нас и укусили бы, только если б
мы попробовали сунуться в лес. Так или иначе, теперь об этом волноваться не
стоит. До того как совсем стемнеет, мы успеем добраться до другой рощицы.
Перрин посмотрел на Эгвейн: рот у нее был открыт. Клацнув зубами, он
захлопнул свой.
По-прежнему поглаживая псов, Илайас изучал рощу.
- Здесь будут Туата'ан. Странствующий Народ. Перрин с Эгвейн непонимающе
уставились на него, и он добавил:
- Лудильщики.
- Лудильщики? - воскликнул Перрин. - Мне всегда хотелось увидеть
Лудильщиков. Они иногда останавливались лагерем у Таренского Перевоза, за
рекой, но в Двуречье, насколько помню, они не бывали. Почему так, я не знаю.
Эгвейн фыркнула:
- Наверное, потому, что людишки в Таренском Перевозе такие же большие воры,
как и Лудильщики. Несомненно, они кончили тем, что без всякого толку воровали
друг у друга. Мастер Илайас, если тут и вправду недалеко Лудильщики, может,
мы дальше пойдем? Нам не хочется, чтобы Белу украли и... ну, богатства у нас
все равно нет, но всем известно, что Лудильщики готовы украсть хоть что-
нибудь.
- В том числе и младенцев? - сухо осведомился Илайас. - Похищают детей и
все такое прочее? - Он сплюнул и девушка вспыхнула. Такие истории про детей
иногда рассказывали, но чаще всего - Кенн Буйе или кто-то из Коплинов или
Конгаров. Каждый знал: это те еще россказни. - Порой от Лудильщиков меня
попросту тошнит, но воруют они не чаще, чем другие. Намного реже, чем кое-
кто, кого я знаю.
- Скоро совсем стемнеет, Илайас, - сказал Перрин. - Где-то же мы должны
остановиться на ночь. Почему бы не вместе с ними, если они примут нас? - У
миссис Лухан имелся в хозяйстве починенный Лудильщиками котел, о котором она
заявляла, что он лучше нового. Мастер Лухан не испытывал особой радости,
когда его жена превозносила работу Лудильщиков, но Перрину хотелось
взглянуть, как те достигают своего мастерства. Однако в тоне и облике Илайаса
сквозило какое-то нежелание, которого юноша понять не мог. - Или есть
причина, из-за которой нам нельзя так поступать?
Илайас отрицательно покачал головой, но нежелание не пропало, оно по-
прежнему чувствовалось в развороте его плеч и в напряженно сжатых губах.
- Можно, можно. Только не берите в голову то, что они говорят. Всякую
глупость. По большей части Странствующий Народ ведет себя как
заблагорассудится, но порой они придают очень большое значение формальностям,
поэтому делайте то же самое, что и я. И держите свои секреты при себе. Нечего
выкладывать все каждому встречному-поперечному.
Собаки, виляя хвостами, трусили рядом с путниками, пока Илайас вел ребят
дальше в лес. Перрин почувствовал, что волки задержались на опушке, и понял,
gb. дальше они не пойдут. Собак они не боялись - к ним волки относились с
пренебрежением, ведь те променяли свободу на сон возле костра, - но людей они
избегали.
Илайас шагал уверенно, словно знал, куда идти, и в глубине леска, меж дубов
и ясеней, показались фургоны Лудильщиков.
Как и любой в Эмондовом Лугу, Перрин много слышал о Лудильщиках, хоть
никогда и не видел никого из них, и лагерь оказался точно таким, каким он и
ожидал его увидеть. Фургоны представляли собой небольшие дома на колесах:
высокие деревянные сундуки, покрытые лаком и раскрашенные в яркие цвета -
красные, синие, желтые, зеленые, различные их оттенки, названия которых
Перрин не знал. Странствующий Народ занимался делами, которые оказались
разочаровывающе обыденными: кто готовил еду, кто шил, кто возился с детьми,
кто чинил упряжь, но у всех одежда оказалась еще более многоцветной, чем их
фургоны, - и на первый взгляд выбранной наугад; иногда от сочетания расцветок
куртки и штанов или платья и шали у Перрина рябило в глазах. Лудильщики
напоминали ему бабочек на лугу с яркими полевыми цветами.
Четыре или пять человек в разных концах лагеря играли на скрипках или
флейтах, и немногие танцующие кружились рядом с ними, будто колибри всех
цветов радуги. Среди костров бегали и играли дети и собаки. Собаки были
мастиффами, точно такими же, что встретили путников, но дети дергали их за
уши и таскали за хвосты, карабкались им на спины, а здоровенные псы спокойно
сносили подобное обращение. Трое мастиффов, идущих рядом с Илайасом, свесив
языки, глядели на бородача как на лучшего друга. Перрин покачал головой. Все
равно в них хватало роста, чтобы достать человеку до горла, просто оторвав
свои передние лапы от земли.
Внезапно музыка оборвалась, и Перрин понял, что все Лудильщики глядят на
Илайаса и его спутников. Даже дети и собаки стояли тихо и смотрели
настороженно, будто готовые тут же сорваться с места и убежать.
Минуту вообще не слышалось ни звука, а затем вперед выступил седоволосый,
жилистый, невысокого роста мужчина и степенно поклонился Илайасу. Мужчина был
одет в красную куртку с высоким воротником-стойкой и мешковатые ярко-зеленые
штаны, заправленные в высокие, до колен сапоги.
- Добро пожаловать к нашим кострам! Известна ли вам песня?
Илайас поклонился ему столь же церемонно, приложив обе руки к груди:
- Ваш радушный прием, Махди, согревает душу, как ваши костры согревают
тело, но я не знаю песни.
- Тогда мы по-прежнему ищем, - нараспев произнес седоголовый. - Как было,
так и будет, если только мы помним, ищем и находим. - Он с улыбкой повел
рукой в сторону костров, и в голосе его зазвучало радостное, приветливое ожив
ление. - Ужин почти готов. Пожалуйста, присоединяйтесь к трапезе!
Словно по сигналу, вновь заиграла музыка, детвора опять затеяла веселую
беготню и возню с собаками. Все в лагере вернулись к прерванному делу, словно
бы вновь пришедшие были давнишними друзьями Лудильщиков.
Однако седоволосый взглянул на Илайаса и, поколебавшись, спросил:
- А ваши... другие друзья? Они не придут? А то, бедные собачки так
пугаются.
- Они не придут. Раин. - Илайас качнул головой с едва заметным оттенком
презрения. - Пора бы тебе это понять.
Седоволосый развел руками, словно сетуя, что ни в чем нельзя быть
уверенным. Когда он повернулся, чтобы отвести гостей в лагерь, Эгвейн
спешилась и подошла ближе к Илайасу.
- Вы - друзья?
Чтобы отвести Белу, появился улыбающийся Лудильщик;
Эгвейн с видимой неохотой отдала ему уздечку, и то после кривой усмешки
Илайаса.
- Мы знаем друг друга, - коротко ответил одетый в шкуры мужчина.
- Его имя - Махди? - спросил Перрин. Илайас что-то проворчал шепотом.
- Его зовут Раин. Махди - это нечто вроде звания. Ищущий. Он предводитель
их отряда. Если так для вашего слуха необычно, можете называть его Ищущим.
Ему все равно.
- А что это было о песне? - спросила Эгвейн.
- Это то, из-за чего они странствуют, - сказал Илайас, - или же так они
говорят. Они ищут песню. Именно ее разыскивает Махди. Они утверждают, что при
Разломе Мира утеряли ее, и если им удастся найти ее, вернется рай Эпохи
Легенд. - Он обежал взглядом лагерь и хмыкнул. - Они даже не знают, какую
ищут песню; заявляют, что когда отыщут ее, то узнают. Они не ведают, каким
образом она, как предполагается, принесет рай, но они верят в это уже почти
три тысячи лет, с самого Разлома. Полагаю, искать они будут, пока Колесо не
перестанет вертеться.
Путники подошли к костру Раина в центре лагеря. Фургон Ищущего был желтым,
с красной окантовкой, красные спицы высоких колес с красными ободьями
чередовались с желтыми. Полная женщина, такая же седая, как и Раин, но со все
еще гладкими щеками, появилась на лестнице в задней части фургона и
остановилась, расправляя на плечах украшенную голубой бахромой шаль. Кофточка
на ней была ярко-желтой, юбка - ярко-красной. От такого сочетания цветов
Перрин зажмурился, а Эгвейн сдавленно охнула.
Увидев идущих за Райном людей, женщина с радушной улыбкой пошла им
навстречу. Ила, жена Раина, оказалась на голову выше мужа, и вскоре она
заставила Перрина забыть о расцветке ее одежды. Материнской своей
заботливостью она напомнила ему миссис ал'Вир, а от первой же ее улыбки на
душе у него стало теплее и радостнее.
Ила приветствовала Илайаса как старого знакомого, но со сдержанностью,
которая, по-видимому, ранила Райна. Илайас криво улыбнулся ей и кивнул.
Перрин и Эгвейн представились женщине сами, и она пожала руки им обоим со
много большим теплом, чем она выказала Илайасу, а Эгвейн даже обняла.
- Как ты прелестна, дитя, - сказала она, погладив Эгвейн по щеке, и
улыбнулась. - И вдобавок продрогла до костей, как я вижу. Садись ближе к
огню, Эгвейн. Все присаживайтесь. Ужин почти готов.
Вокруг костра лежали обрубки бревен, предназначенные для сидения. Илайас
отказался даже от такой уступки цивилизации. Вместо этого он вольготно уселся
прямо на землю. Над пламенем в железных треногах стояли небольшие котелки, а
около углей - печка. Ила захлопотала возле них.
Когда Перрин и остальные расселись, к костру упругим шагом подошел стройный
молодой человек, в одежде в зеленую полоску. Он крепко обнял Раина и Илу,
окинул холодным взглядом Илайаса и ребят. С Перрином он был примерно одних
лет и двигался так, будто со следующего шага готов пуститься в танец.
- Что, Айрам, - нежно улыбнулась Ила, - решил откушать со своими
старенькими дедушкой и бабушкой, так? - Наклонившись помешать в котле,
висящем над костром, она с улыбкой перевела взгляд на Эгвейн. - Хотелось бы
узнать, почему?
Айрам легко присел, скрестив руки на коленях, напротив Эгвейн, по другую
сторону костра.
- Я - Айрам, - сказал он ей тихим, уверенным голосом. Казалось, здесь,
кроме нее, он больше никого не замечал. - Я ждал первую розу весны, и теперь
я нашел ее возле костра моего дедушки.
Перрин ожидал, что Эгвейн захихикает, а потом увидел, как она смотрит в
глаза Айраму. Перрин пригляделся к молодому Лудильщику. Ему пришлось
признать, что тот наделен изрядной долей миловидности. Через минуту Перрин
понял, кого он ему напомнил. Вила ал'Сина: на него, когда тот приходил из
Дивен Райд в Эмондов Луг, заглядывались и о нем перешептывались за его спиной
все девушки. Вил ухаживал за каждой девушкой, какую встречал, и ухитрялся
убедить каждую из них, что с остальными он просто-напросто вежлив.
- Эти ваши собаки, - громко произнес Перрин, отчего Эгвейн вздрогнула, -
выглядят большими, как медведи. Удивительно, как вы разрешаете детям играть с
ними.
Улыбки Айрама как не бывало, но, когда он взглянул на Перрина, улыбка вновь
вернулась на его лицо, причем куда более самоуверенная, чем раньше.
- Они не укусят тебя. Они просто принимают грозный вид, чтобы чужих
отпугнуть, и предупреждают нас, но они обучены как положено - в духе Пути
Листа.
- Пути Листа? - сказала Эгвейн. - А что это такое? Айрам жестом указал на
