добрые хозяйки Эмондова Луга делали стойку, словно гончие, почуявшие
кролика. Любая из них в точности знала, кто в самый раз подойдет в жены
вдовцу с хорошей фермой в придачу, пускай даже и в Западном Лесу.
Ранд шел в этом отношении почти вровень с Тэмом, а иногда, может, и
опережал отца. Не раз, когда Тэма не оказывалось рядом, его почти загоняли
в угол, не оставляя иного способа к бегству, кроме проявления
невоспитанности. Усадив на стул подле кухонного очага, его потчевали
печеньем, медовыми пряниками и пирожками с мясом. И всегда глаза хозяйки
взвешивали и обмеряли Ранда с такой же точностью, как весы и мерные ленты
торговца, пока сама она толковала: мол, угощенье по вкусу ни в какое
сравнение не идет с тем, что готовит ее вдовая сестрица, или кузина,
которая всего-то на год ее старше. Тэму, конечно, не стоит брать
молоденькую, убеждала его хозяйка. Хорошо, что он так любил свою жену, -
это сулит только хорошее той, кто станет его женой, - но уж больно долго
Тэм в трауре. Ему нужна хорошая женщина. Это же очевидно, утверждала
добровольная сваха, что мужчине не обойтись без женщины, которая забо
тилась бы о нем и оберегала от волнений. Хуже всего бывало с теми,
которые, многозначительно помолчав после такого вступления, с нарочитой
небрежностью спрашивали потом, сколько сейчас лет ему.
Как у большинства двуреченцев, в натуре Ранда ярко проявлялось
упрямство. Чужеземцы иногда говорили, что по этой, чуть ли не главной
черте характера всегда можно узнать людей из Двуречья: те вполне могут
давать уроки упрямства мулам и учить этому камни. Хозяйки большей частью
были добрыми и славными женщинами, но Ранд терпеть не мог, когда его к
чему-то принуждают, и из-за их обращения чувствовал себя так, будто его
погоняют палками. Поэтому теперь он шагал быстро и всем сердцем хотел,
чтобы Тэм поторопил Белу.
Вскоре улица вышла на Лужайку - широкую площадь посреди деревни, обычно
поросшую толстым травяным ковром. Этой весной на Лужайке, среди желтовато-
бурой жухлой травы и черноты голой земли, проглядывали всего несколько
островков новой зелени. Неподалеку вышагивали вперевалку пара дюжин гусей,
оглядывая землю маленькими блестящими глазками, но не находя ничего, что
заслуживало бы их внимания. Кто-то привязал корову попастись на скудной
растительности.
На западной стороне Лужайки из-под Камня брал начало Винный Ручей,
который никогда не иссякал. Его течение было настолько сильным, что могло
сбить человека с ног, а вода оправдывала название ручья своей свежестью.
От этого истока, быстро расширяясь, торопливо текла на восток Винная Река,
ее берега заросли ивой до мельницы мастера Тэйна и даже дальше, пока она
не разделялась на дюжины протоков в болотистых дебрях Приречного Леса.
Возле Лужайки через прозрачный поток были переброшены два низких
огражденных мостика и еще один, пошире и покрепче, чтобы мог выдержать
повозки. Фургонный Мост отмечал место, где Северная Дорога, идущая от
Таренского Перевоза и Сторожевого Холма, становилась Старым Трактом,
ведущим к Дивен Райд. Чужестранцы иногда находили забавным, что одна и та
же дорога имеет разные названия: одно - к северу, а другое - к югу. Но
таков был обычай, который, сколько помнили в Эмондовом Лугу, был всегда, и
значит, так тому и быть. Для народа Двуречья вполне резонная причина.
На дальней стороне мостков виднелись подготовленная к Бэл Тайну земляная
насыпь для костров и три аккуратные поленницы дров, почти такой же высоты,
что и дома. Какой бы ни был Праздник, костры должны гореть на Лужайке, но
не на самой траве, даже такой, как сейчас, а на очищенной земле. Возле
Винного Ручья десятой два пожилых женщин устанавливали Весенний Шест и
негромко напевали. Очищенный от сучков, прямой, гладкий ствол ели
возвышался на десять футов, даже когда его опустили в вырытую для него
яму. Чуть поодаль сидели скрестив ноги несколько девушек, слишком еще
молодых, чтобы им заплетали косы. Они завистливо наблюдали за происходящим
и время от времени подпевали работающим женщинам.
Тэм прицокнул на Белу, словно желая поторопить ее, на что она никак не
отреагировала, и Ранд намеренно отвел глаза, чтобы не видеть того, чем
заняты женщины. Утром мужчинам надо будет делать вид, что они удивлены
появлением Шеста. Потом, днем, незамужние девушки будут танцевать вокруг
Шеста, обвивая его длинными цветными лентами под песни холостых мужчин.
Никто не знал, откуда взялся этот обычай - еще один всегда существовавший
обычай, - но он был предлогом для песен и танцев, и никому в Двуречье для
этого не нужен был иной предлог.
Целый день Бэл Тайна занимали песни, танцы, угощения, не считая
состязаний по ходьбе, да и не только по ней. Призами награждались
победители в стрельбе из лука, лучшие в метании камней из пращи, во
владении дорожным посохом. Соревновались в разгадывании головоломок и
загадок, в перетягивании каната, в поднятии тяжестей и бросках их на
дальность. Полагались призы и лучшему танцору, лучшему певцу, лучшему
скрипачу, самому быстрому в стрижке овец, даже лучшим игрокам в шары и в
дротики.
Бэл Тайн всегда проводится тогда, когда бесповоротно наступила весна,
когда появляются на свет первые ягнята и когда зеленеют первые всходы. Но
ни у кого и в мыслях не было теперь отложить его, пусть даже холод не
хочет отступать. Каждому хотелось немного попеть и потанцевать. Вдобавок
ко всему на Лужайке, по слухам, намечался грандиозный фейерверк, -
разумеется, если первый в этом году торговец появится вовремя. Толки об
этом стали предметом досужих пересудов - с последнего фейерверка прошло
уже десять лет, но об этом событии все еще вспоминали.
Гостиница "Винный Ручей" стояла на восточном краю Лужайки, сразу возле
Фургонного Моста. Первый этаж ее был сложен из речного камня, хотя на
фундамент пошли более древние камни, привезенные, поговаривали, чуть ли не
с гор. На втором этаже, чьи побеленные стены выступали, нависая над нижним
этажом, вокруг всего здания, в задних комнатах жил с женой и дочерьми
Бранделвин ал'Вир, содержатель гостиницы и вот уже двадцать лет бессменный
мэр Эмондова Луга. Красная черепичная крыша - одна такая во всей деревне -
чуть поблескивала в слабых лучах солнца, а над тремя из дюжины высоких
труб на крыше поднимались дымки.
К южному концу здания, в стороне от речки, примыкали остатки еще более
обширного каменного фундамента, бывшего когда-то частью гостиницы - так,
по крайней мере, говорили. Теперь в самой его середине возвышался огромный
дуб со стволом, имевшим в обхвате шагов тридцать, и с сучьями толщиной с
человека. Летом под его раскидистую крону Бран ал'Вир выносил столы, и
посетители могли в свое удовольствие посидеть в тенечке, наслаждаясь вином
и прохладным ветерком, проводя время за беседой или разложив доску для
игры в камни.
- Вот мы и на месте, парень. - Тэм протянул было руку к поводьям Белы,
но та уже остановилась прямо у входа в гостиницу. - Знаешь, дорога
оказалась легче, чем я думал, - довольно усмехнулся он.
Не успела ось повозки скрипнуть в последний раз, как из дверей гостиницы
появился Бран ал'Вир, направляясь к двуколке легкой походкой, необычной
для человека, который был вдвое толще любого другого мужчины в деревне.
Широкая улыбка сияла на его лице, редкие седые волосы были аккуратно
расчесаны. Невзирая на холод, содержатель гостиницы был только в жилетке,
живот его обтягивал белоснежный, без единого пятнышка, фартук. На шее
висел серебряный медальон в виде чашечных весов.
Медальон, а вместе с ним набор чашечных весов нормальных размеров,
предназначенных для взвешивания монет купцов, приезжающих из Байрлона за
шерстью и табаком, являлся символом должности мэра. Бран носил медальон
только при заключении сделок с купцами и на празднествах, званых обедах н
- свадьбах. Для праздника он надел его рановато, но ведь сегодняшняя ночь
будет Ночью Зимы, ночью перед Бэл Таймом, когда всяк мог ходить по гостям
почти до утра, обмениваясь маленькими подарочками, слегка закусывая и
выпивая в любом доме. "После такой зимы,- подумал Ранд,- он, наверное,
считает Ночь Зимы удобным предлогом не ждать до завтра".
- Там! - воскликнул мэр, спеша к Тэму и Ранду. - Да сияет надо мной
Свет, я так рад наконец увидеть тебя! И тебя, Ранд. Как поживаешь, мальчик
мой?
- Отлично, мастер ал'Вир, - ответил Ранд. - А как вы, сэр?
Но внимание Брана уже переключилось на Тэма:
- Я уже начал думать, что в этом году тебе не удастся привезти бренди.
Раньше ты с этим делом никогда так не тянул.
- Не хотелось в эти дни оставлять ферму без присмотра, Бран, - отозвался
Там. - Волки эти кругом. Да еще и погода.
Бран крякнул:
- Как мне хочется, чтобы хоть кто-нибудь заговорил не о погоде. Все на
нее жалуются, а кое-кто, кому следует соображать получше, ждет, что я
наведу порядок и в погоде. Вот сейчас я битых полчаса объяснял миссис
ал'Донел, что ничего не могу поделать с аистами. Н-да, знать бы, что она
хотела от меня... - Он покачал головой.
- Дурной знак,- раздался скрипучий голос, - в Бэл Тайн нет на крышах
аистиных гнезд.
К Тэму и Брану прошествовал угловатый и потемневший, как старое
корневище, Кенн Буйе, опиравшийся на такой же высокий и узловатый, как он
сам, посох. Кенн пытался смотреть глазками-бусинками сразу на обоих
мужчин.
- Грядет нечто худшее, попомните еще мои слова.
- Ты стал предсказателем, толкуешь знаки, а? -сухо осведомился Тэм. -
Или, как Мудрая, слушаешь ветер? Несомненно, его тут хватает. Недалеко
отсюда что-то происходит.
- Смейтесь, смейтесь, коли хочется, - пробормотал Кенн, - но если тепла
недостанет, чтобы зерно поскорее дало всходы, то до жатвы опустеет не один
погреб с овощами. Следующей зимой в Двуречье не останется никого, кроме
волков и воронов. И хорошо, если следующей зимой. То же может случиться и
в эту.
- Ну и что означают сии предположения? - язвительно поинтересовался
Бран.
Кенн одарил его сердитым взглядом:
- Много хорошего о Найнив ал'Мира я не скажу. Ты это знаешь. Одно скажу:
она слишком молода, чтобы... Ладно, неважно. Круг Женщин возражает, когда
Совет Деревни всего лишь обсуждает их дела, хотя сами лезут в наши, когда
вздумается, что бывает почти всегда, или так кажется...
- Кенн, - перебил его Тэм, - какой во всем этом смысл?
- Еще какой, ал'Тор! Спроси Мудрую, когда кончится зима, и она уйдет от
ответа. Может, она не хочет нам рассказывать, что ей говорит ветер. Может,
она слышит, что зима не кончится. Может, всего лишь то, что зима будет
длиться до тех пор, пока не повернется Колесо и не кончится Эпоха. Вот
тебе и смысл.
- А еще, может, овцы научатся летать, - парировал Тэм. Бран воздел руки:
- Да сохранит меня Свет от дураков. Кенн, ты - в Совете Деревни, а
повторяешь болтовню Коплина. Ладно, выслушай меня. У нас хватает забот и
без...
Резкий рывок за рукав и приглушенный голос отвлекли Ранда от разговора
старших:
- Пойдем, Ранд, пока они тут спорят. Пока тебя на работу не запрягли.
Ранд глянул вниз и усмехнулся. Рядом с двуколкой, изогнувшись жилистым
телом, словно старающийся сложиться вдвое аист, притаился Мэт Коутон. Ни
Тэм, ни Бран, ни Кенн его не заметили.
Карие глаза Мэта, как обычно, блестели озорством.
- Мы с Дэвом заловили большого старого барсука, он ворчит вовсю - его ж
прямо из норы выдернули. Вот мы его сейчас на Лужайку выпустим и поглядим,
как девушки забегают.
Улыбка Ранда стала шире; хоть это и не казалось ему таким забавным, как
год-другой назад, но Мэт, похоже, так никогда и не повзрослеет. Ранд
