поразил его. Отваливаясь от шеи, голова Мурддраала повисла у черного
существа за спиной. Но, опираясь на локоть. Нерожденный успел полоснуть
мечом своим воздух. Такова судьба Никогда-не-рожденных - умирать долго.
Ему повторяли об этом волки, да Юный Бык и сам видел, что сваленные с ног
троллоки катаются по земле и визжат, но ни люди, ни волки не приходят их
добивать.
Эти троллоки, видимо, связаны были с Мурдраалом незримыми узами и
умирали, когда тот погиб, - если их не убили раньше.
Юному Быку неудержимо хотелось поскорей спуститься со склона и, примкнув
к своим сотоварищам, сражаться с Испорченными и преследовать уцелевших
Никогда-нерожденных. Но об этом раздумывала не та частица его существа,
которая помнила человеческое, которая не до конца оказалась похороненной в
сознании, а брат волков. Наконец Перрину удалось снова стать человеком. Лея!
Отбросив топор-секиру, он уложил женщину лицом вверх. Кровью залитый лоб,
недвижный взгляд наполненных смертью глаз. Обличающий, как ему показалось,
взор.
- Я сделал все, что мог, - промолвил он. - Я хотел уберечь вас. - Но
взгляд женщины не изменился. - А что мне еще было делать? Он бы вас убил,
если б я не убил его!
Вставай, Юный Бык! Идем убивать Испорченных!
В разум ворвался, овладел им волк. Отпустив Лею, Перрин поднял топор.
Влажным пламенем блеснуло его острие. Блистая жаждущим боя взором, воитель
поспешил вниз по скалистому склону холма. Он был теперь Юным Быком.
Чаша долины была там и тут освещена полыхающими кронами лип, и сосна
палила небо, как высоченный факел, когда Юный Бык вступил в общую битву.
Ночной воздух отливал, как молния, водной голубизной. Это Лан сошелся в бою
с другим Мурддраалом, сработанная древними Айз Седай сталь схлестнулась с
черной, выкованной в кузницах Такан'дара под сенью горы Шайол Гул. Помахивая
бревнышком серьезного размера - этак примерно не короче заборной жердины, -
Лойал так обработал вокруг себя родные просторы, что стоило троллоку ступить
на землю битвы, как он шлепался навзничь. Отважные люди сражались с
пляшущими тенями в полную силу, как с людьми.
И вдруг Юный Бык - Перрин - приметил как будто бы издалека, что слишком
многие из шайнарских двуногих ранены.
По трое, по четверо братья и сестры бились с врагами, увертывались от
мечей-кос и шипастых топоров, бросались вниз и рвали сухожилия, а после
перегрызали горло упавшей добыче. Не было чести в такой битве, не было ни
славы, ни жалости. Волки пришли не ради битвы, они пришли убивать. В одну
группку серых братьев влился и Юный Бык, и вместо клыков служила ему секира.
О битве в целом он больше и не помышлял. Был лишь троллок, которого он и
его братья-волки отсекали от прочих и валили наземь. Потом будет следующий,
и еще один, и еще один, и еще, пока не останется никого из Испорченных. Ни в
долине-чаше, ни где бы то ни было еще. Перрин неожиданно для себя ощутил,
что нужно отшвырнуть секиру и зубами, клыками сразиться с врагами, бежать,
как и его братья, на четырех лапах, вырваться за горные перевалы. Нестись,
догоняя оленя, утопая по брюхо в снегу. И пусть ветер зимы пригладит его
густую шерсть. Человек стал рычать по-волчьи, как его братья, и троллоки,
скрещиваясь с ним взглядами, выли точно безумцы, страшась золотого взора
сильней, чем волчьего взгляда.
Наконец воин узрел чудо: не осталось в чаше долины ни единого троллока, а
братья-волки догоняют последних врагов, воющих на бегу. Но в темном углу
долины у семерых была иная жертва. Один из Нерожденных решил бежать на своем
твердолапом четырехногом - на своем коне, мелькнула в голове у Перрина
далекая-далекая мысль, - и братья-волки погнались за ним, в носы им бил его
запах, запах самой смерти. Сознанием своим Перрин оставался в мыслях каждого
из сотоварищей, видел долину их глазами. Когда Перриновы собратья настигли
беглеца, тот с ругательством обернулся, и черный клинок и черное одеяние
обратили Никогда-не-рожденного в часть самой ночи. Но ночью - простор для
охоты волкам, братьям и сестрам.
Пал один из собратьев, и Юный Бык зарычал, смертельная боль пикой
пронзила его, но другие волки подступили ближе. Погибли еще братья и сестры,
но волчьи челюсти стащили Нерожденного с седла. Тот отбивался, норовя зубами
вцепиться волкам в горло, полосуя шкуры и мышцы ногтями не тупее тех твердых
клыков, что были у двуногих. Но собратья, даже погибая, рвали и рвали
Мурддраала. Но вот из груды тел, скованных объятием последней схватки,
выскользнула и повалилась на бок волчица-воин. Утренняя Тучка - вот как
звали ее братья-волки. Кроме имени, два слова несли в себе голубоватую
небесную дымку, все морозное утро, налетающий кусачий снег и туман в долине,
уносимый ветром, в порывах которого чуялось предвестие доброй охоты. Она
оплакивала погибших в бою собратьев. Утренняя Тучка, волчица выла от горя,
обратив свою скорбь к луне.
Вместе с волчицей Юный Бык, опечаленный участью мертвых, откинул назад
свою голову и завыл.
Но вот он услышал речь человека. Перед ним стояла Мин.
- Что с тобой, Перрин? - спросила она. Рукав ее одежды был оторван, на
щеке голубел синяк. На клинке ее кинжала и на палице, которую Мин сжимала
другою рукой, темнела кровь и шерсть.
Все уцелевшие в бою воины без единого слова взирали на Перрина. Хлопал
ресницами Лойал, устало опирающийся на длиннющую боевую дубину. Рядом с ним
остановились шайнарцы, спешившие доставить израненных товарищей к костру,
где Морейн уже обихаживала одного из воителей, а рядом с ней высился Лан. Но
сейчас и сама леди Айз Седай всматривалась в лицо Перрина. Подожженные в
битве деревья обливали долину волнующимся светом. Освещали оставшихся там и
тут сраженных троллоков. Рядом с их телами лежали шайнаранцы, и погибших в
сече воинов было много, и везде виднелись тела павших собратьев Юного Быка.
Слишком много их было...
И вновь возжелал воин Перрин завыть по-волчьи. Он в тот же миг заставил
себя забыть о волках-братьях. Но сквозь барьер, выстроенный его волей,
пробивались картины боя и чувство скорей. Наконец воину удалось укрыться от
волков, не чувствовать их боль, их ярость, их желание преследовать
Испорченных, бежать за... Перрин вздрогнул, повел плечами. Огнем полыхала
рана на спине, плечо словно лежало на наковальне под ударами молота. Гудели
от ссадин и ударов босые и поцарапанные ноги бойца. Пахло кровью. Пахло
троллоками, пахло смертью.
- Я... Я уцелел, Мин!
- Ты славно бился, кузнец! - сказал Лан.
Страж поднял над головой свои кровавый меч и произнес: - Тай'шар
Манетерен! Тай'шар Андор! - Что значило:
"Истинная кровь Манетерен. Истинная кровь Андора".
Стоявшие поблизости шайнарцы - как мало их осталось! - вознесли свои
блещущие мечи и повторили:
- Тай'шар Манетерен! Тай'шар Андор!
- Та'верен! - кивнув, добавил важное слово Лойал. Смутившись, Перрин
опустил голову. Своими словами Лан спас воителя от вопросов, отвечать на
которые Перрину не хотелось, да заодно и воздал бойцу почести, хотя и
незаслуженные. Никто из воинов не понял этого. Перрин же терялся в догадках,
что сказали бы шайнарцы, узнай они правду. Но к нему уже подошла Мин.
- Лея погибла, - проговорил Перрин. - Я не смог... Так хотелось защитить
ее!..
- Ты не сумел бы ей помочь, - сказала Мин тихо. - Тебе уже было известно:
ее ждала смерть. - Через секунду Мин содрогнулась, увидев рану в спине
воина.
- Морейн тебя Исцелит. Она сейчас Исцеляет тех, кому в силах помочь.
Перин молча кивнул. Вдоль позвонков кровь у него ссохлась так, что
превратилась в панцирь, но боль он не хотел замечать. О Свет, я едва
вернулся на этот раз! Но пусть больше никогда не повторится такое. Не хочу!
И не захочу ни разу!
Но когда он бился воедино с серо-седыми, все было совсем иначе. Ему ведь
и в голову не приходило, будто кто-то из незнакомых пугается его только
потому, что Перрин такой рослый и сильный. Никто ведь не считает его
тугодумом только из-за того, что он старался быть осторожным. Волки
мгновенно узнавали своих, пусть и не встреченных прежде, и с ними Перрин был
волком среди волков. Ни за что! Руки Перрина сжали рукоять секиры. Нет! И,
услышав вдруг слова Масимы, человек-волк вздрогнул.
- Нам дан знак, - вымолвил шайнарец, обращаясь ко всем воинам. Руки его и
мускулистая грудь - все было в крови, ибо сражался воитель едва одетым, в
одних штанах, к тому же после боя он сильно прихрамывал, но глаза его
светились небывалым блеском. Они просто-таки сияли. - Нам дано укрепиться в
своей вере: сразиться за власть Дракона, рожденного вновь, в союзе с нами
явились волки. В Последней Битве, под знаменем лорда Дракона, в одном ряду с
нами выйдут на бой звери леса! Нам ниспослан знак - идти вперед! Лишь
Друзьям Тьмы не по пути с нами!
Двое шайнарцев кивнули в знак согласия с ним. Но Уно лишь фыркнул и
приказал:
- Закрой рот, Масима! - Похоже, его не коснулось оружие врагов, но ведь
опытный Уно бился с троллоками еще тогда, когда Перрин не успел родиться на
свет. Однако теперь, не в силах уже бороться со своей усталью, ветеран
тяжело опирался на меч, горел, полный сил, только нарисованный глаз на
повязке. - Стоит лорду Дракону бросить боевой клич - мы пойдем вперед! Но не
раньше, чем услышим его команду! И вы, фермеры овцеголовые, растреклятые, не
смейте забывать сего! - Одноглазый горящим взором оглядел увеличившийся ряд
солдат, раны которых стали предметом забот Морейн: не многие даже после
Исцеления имели силы сидеть. Уно покачал головой: - По крайней мере, у нас
теперь найдется, чем согреть раненых - шкурами ярых волков!
- Никогда! - Голос Перрина врезался в спор с такою страстью, что шайнарцы
удивились. - Волки сражались в союзе с нами, и мы похороним убитых зверей
вместе с нашими павшими соратниками.
Уно, нахмурившись, уже раскрыл рот, готовясь возразить Перрину, однако
тот уставил в лоб бойцу-ветерану свой взгляд, золотистый и прямой. И
шайнарец опустил голову перед воителем.
Перрин собрался возобновить протесты, но в ту же минуту Уно приказал
шайнарцам принести всех погибших волков. Мин посматривала на Перрина искоса,
как обычно глядела, когда взору ее представали в других некие знаки.
- Где Ранд? - спросил он у девушки.
- Бродит там, где потемней, - отвечала она, указав на дальний склон
холма. - И не пробуй вызвать его на разговор. Ранд рычит на каждого, кто к
нему подходит.
- Но уж со мной-то он поговорить соизволит, - возразил ей Перрин. Мин
продолжала удерживать воина от беседы с Рандом, уговаривая его показать свою
рану Морейн. Но что ей откроется, когда Морейн пронзит меня взглядом, о
Свет!.. Нет, я не желаю об этом знать...
Ранд сидел на валуне, укрывшись от света горящих деревьев, спиной
опираясь о ствол кряжистого дуба. Воззрившись в пустоту перед собой, сунув
ладони под красную куртку, он обхватил себя руками, как будто все не мог
согреться. Словно и не замечая, что кто-то к нему приближается. Мин присела
рядом с Рандом, тронула его за локоть, но он и не шелохнулся. И тут тоже
Перрин почуял дух крови, крови не только его собственной.
- Ранд! - начал он, однако Ранд его прервал.
- Тебе ведь неизвестно, чем я занимался все время битвы? - Ранд, как
прежде, взирал в пространство, будто разговаривая с ночью. - Я не делал
ровно ничего! Ничего полезного для победы. Истинного Источника поначалу, я
как ни тянулся, достать не сумел, не мог ухватиться. Он все время ускользал.
Но все же он мне поддался! Сжечь всех троллоков, спалить дотла Исчезающих -
вот какой план мне явился. А что в итоге получилось? Я поддел огнем
