проходившими по серым плитам.
Под куполом зала холодно-жарко блистала необоримая сила-причина, причина,
приводившая сюда тех, чьи стопы и отполировали плиты зала. Меч, парящий в
воздухе стоя, обращенный вниз рукоятью, будто невесомый, ожидал, казалось,
того, кто легко дотянется до рукояти и возьмет его. Сияющий меч чуть заметно
поворачивался вокруг своей оси, словно повинуясь какому-то дуновению
воздуха. Однако меч сей был не совсем мечом, сработанный из стекла или
хрусталя, ибо клинок его, рукоять и крестовина гарды впивали в свои точеные
грани весь свет мира и тут же рассекали сияние на тысячи хладных огней.
Приблизившись к манящему оружию, Перрин протянул к нему руку, словно
тысячу раз его ладонь уже обнимала великолепную сию рукоять. Она горела у
него перед глазами, руку лишь протянуть. Но в футе от сверкающего меча
пальцы наткнулись в пустом воздухе будто на камень. Перрин как будто этого
ожидал. Юноша сделал вторую попытку - с тем же успехом он мог бы
проталкиваться сквозь стену. В футе от Перрина меч совершал свой
медлительный, свой блистательный вальс замороженного огня, но парил он все
равно что по ту сторону океана.
Калландор. Прошептал ли сам Перрин - или слово вонзилось ему в затылок?
Настойчиво доносилось будто отовсюду. Калландор. Кто владеет мною, тот
повелевает судьбой! Возьми меня, и свершим последний путь!
Перрин, ошарашенный, отступил на шаг. Этот шепот никогда не звучал
прежде. В точности такое же видение являлось ему подряд уже четыре раза до
нынешней ночи - он помнил это даже сейчас, во сне! Но впервые сегодня ночью
в нем прорезалась перемена.
Испорченные идут!
Донесся иной шепот. Перрин понял, откуда пришла весть, и вздрогнул, будто
Мурддраал схватил его за плечо. Из-за колонн выступил горный волк, лохматый,
серый с сединой, в холке его рост достигал человеческого сердца.
Волк не отрываясь смотрел на человека глазами такими же золотистыми, как
у Перрина. Искаженные идут!
- Нет! - проскрипел Перрин. - Прочь! Не впущу вас! Ни за что!
Из последних сил человек пробил себе тропу из видений сна в явь жизни и
вскочил с кровати, один в своей хижине, и все еще били его волны страха, и
дрожь от холода, и вспышки гнева.
- Не впущу! - продолжали шептать его губы. Испорченные идут! Мысль сия
ясно полыхала у него в голове, но мысль эта была не Перрина. Они уже близко,
брат!
Глава 5
ОЖИВШИЕ КОШМАРЫ
Схватив боевую секиру, Перрин выбежал из дома босой, в одном белье, ибо
холод уже не был ему врагом. Луна окунала тучи в молочно-белое сиянье. Взор
Перрина ясно, как днем, различал скользящие меж дерев тени, обступающие
лагерь, ростом иные из них казались не менее чем Лойал, но уродливые их лица
давно обратились в звериные морды, украшенные клювами, а у иных оставались
полулюдские физиономии, рогатые, увенчанные пушистыми гребнями, и рядом с
ними прокрадывались к человеческому жилью зверолюди с копытами или когтями
вместо сапог. Перрин хотел поднять тревогу, но вдруг широко распахнулась
дверь бревенчатого дворца леди Морейн и в ночь вылетел, сжимая меч, Лан,
крича во все горло:
- Троллоки! Проснитесь! К оружию! Рубите троллоков!
Выпрыгивая из своих избушек, на его призыв откликались неодетые, но не
забывшие прихватить мечи бойцы.
Яро ринувшись в драку, троллоки напоролись на сталь и оглохли от
возгласов "Шайнар!" и "Дракон Возрожденный!".
Перрин готов был побиться об заклад: Страж дежурил всю ночь, а не спал,
ибо облачен был сейчас по всей форме и уже размахивал мечом в жарком сердце
боя столь бесстрашно, точно куртка на его груди была прочней, чем кираса.
Чудилось, будто Лан не сражается, а пляшет, и там, где кружила его пляска,
визжащие троллоки падали замертво, ибо меч просвистывал их насквозь, как
ветер или дождь.
Сменила свой сон на боевой танец и грозная Морейн. Оружием владычица
лагеря-поселка избрала хлыст, но когда она стегала троллока, то по телу его
шла полоса пламени. Вдобавок свободной рукой Морейн не уставала изымать из
глубины воздуха поражающие огнем ядра: их пламя приносило воющим троллокам
неотвратимую гибель. Вспыхнула вдруг целиком - от корней до верхушки -
мощная липа, за ней другая, и еще вяз. Опрокинутые раскрытым светом,
троллоки выли, но продолжали размахивать изостренными шипастыми секирами и
изогнутыми наподобие кос мечами.
Внезапно Перрин заметил: из обители Морейн нетвердым шагом выходит Лея.
Все остальное, кроме лица женщины, перед его взором как бы померкло.
Посланница народа Туата'ан, прижав руку к груди, прислонилась к бревенчатой
стене. В отблеске света Перрин видел на лице Леи боль, ужас и отвращение к
резне.
- Спрячьтесь! - выкрикнул Перрин в сторону Леи. - Запритесь в доме!
Рев битвы и стон боли волнами поглощали его слова. Воин побежал к
несчастной.
- Спрячьтесь в доме, Лея! Спасайтесь! Спасайтесь же. Света ради!
В двух шагах от Перрина уже ходил ходуном троллок с круто загнутым клювом
вместо рта и носа. Тело его от плеч до самых колен покрывала украшенная
шипами черная кольчуга, троллок подскакивал, взрывая землю ястребиными
когтистыми ногами, и поводил кровожадно изогнутой саблей. Пахло от него
грязью, потом и кровью. Перрин пригнулся под свист вражьей сабли, коротко,
бессловесно выкрикнув, достал троллока секирой. Вроде бы ему нужно бояться,
но сейчас страх не брал юношу: у него была цель. Главное сейчас - дойти до
Леи, увести ее в убежище, а троллок, стало быть, - просто помеха делу.
Но троллок уже ревел и брыкался, катаясь по земле, так что Перрин и не
успел заметить, ранил он врага или нанес ему удар смертельный. Воин
перепрыгнул через извивающуюся тварь и стал карабкаться вверх по склону
холма.
На всю узкую долину расстилались зловещие тени деревьев, освещенных
гигантскими кострами. Возле дома Морейн одна из теней вдруг обратилась в
троллока, рогатого и козломордого. В руках он сжимал секиру с громадным
клювом-шипом, готовясь ринуться вниз, в гущу схватки, но увидел Лею.
- Не смей! - воскликнул Перрин. - Только не Лею! О Свет, нет!
Осыпи скатывались под босыми его ступнями; боли он уже не чувствовал.
Троллок взмахнул секирой. Перрин закричал:
- Лея-а-а-а-а-а!
Услышав человеческий голос, троллок развернулся, и блеск его оружия
сверкнул в глаза Перрину. Юноша кинулся наземь и вскрикнул, когда вражья
сталь чиркнула по спине. Отчаянный бросок - и Перрин пальцами ухватился за
козлиное копыто и дернул. Троллок потерял равновесие, шумно грохнулся и
покатился вниз по склону, но успел зацепить Перрина ручищами, которые вдвое
больше человеческих, и потянул его за собой. Сцепившись, два бойца кубарем
катились под гору. В ноздри Перрину ударили вонь козлиной шерсти и почти
человеческий запах троллочьего пота. Грудь воителя сдавливали тяжелые руки
врага, не давая дышать, круша Перрину ребра. Секира троллока скатилась в
ямину, но тупые козлиные зубы вцепились Перрину в плечо, человека стали
жевать мощные челюсти. Боль поползла по левой его руке, и воин не сдержал
стона. Грудь Перрина силилась вдохнуть воздух, но перед глазами у него уже
поплыли черные круги. Смутно он осознавал, что правая рука свободна, и в ней
- чудом не оброненный боевой топор. Перрин крепко сжал рукоять топора - как
молот, шипом вперед. С ревом, на последнем дыхании, Перрин изловчился и вбил
шип в висок троллоку. Без звука тот содрогнулся в предсмертных конвульсиях,
разбросал в стороны руки и ноги и откатился в сторону. Совершенно
инстинктивно Перрин сжал пальцами топорище, оружие освободилось, а троллок,
все еще подергиваясь, заскользил вниз по склону.
Какое-то время Перрин не мог вздохнуть. Горела в спине его рана,
прорубленная саблей троллока, она сильно кровоточила. Он все-таки встал,
преодолев боль в спине и плече.
- Лея!
Она, как прежде, прижималась спиной к стене дома, шагах в десяти от
Перрина. И с прежним выражением лица следила за Перрином. Ему в глаза она
старалась не глядеть.
- Не надо меня жалеть! - успел он прокричать. - Не...
Спрыгнув с крыши дома Морейн, медленно, точно птичье перо, к земле
опускался Мурддраал. Сколь бы ни длился неторопливый прыжок Получеловека,
черный его плащ мертво свисал с плеч, будто бы Исчезающий не летел вниз, а
стоял на твердой земле. Безглазый взгляд самой смерти избрал целью Перрина.
От Получеловека стлался зловещий запах смерти. Под безжизненным взором
Мурддраала Перрина сковывал ледяной ужас.
- Лея! - выговаривали его губы. - Лея! - Одно это сумел сделать Перрин:
прошептать имя, лишь бы только не бежать. - Лея! Спрячьтесь скорей, Лея!
Получеловек наступал на Перрина, надеясь, что уже подавил его волю страх
смерти. Извиваясь, как змей в любовной пляске, Мурддраал выхватил из-под
плаща свой меч, по-змеиному черный, освещаемый пламенем на ветвях деревьев.
- Отрубим треноге ножку - вот она и обвалится! - услышал Перрин. Голос не
гудел, а шуршал, как пересушенная кожа.
Вдруг Лея бросилась на черного убийцу, пытаясь схватить его за ноги.
Меч-змея будто сам собой нагнулся назад, Мурддраал своего удара и не
заметил, а женщина повалилась на каменистый склон.
В уголках своих глаз Перрин почувствовал слезы. Я должен был прийти на
помощь... спасти Лею... Обязан был защитить ее! Но под взглядом безглазого
Мурддраала не только действовать, думать тоже было почти невозможно.
Вот и мы, брат! Мы пришли к тебе, Юный Бык!
От слов, ударивших в глубине его мыслей, голова рыцаря зазвенела, будто
гонг после удара, отзвуки звона пронзили все тело. И в то же мгновение через
ход, пронзенный звенящими словами, в сознание Перрина вбежали десятки волков
- точно таких же, какие теперь ворвались в чашу долины. Волки гор, ростом по
пояс человеку. Серебристые, в густой седине, волки рысью вымахивали из ночи,
зная об изумлении всех двуногихибо набросились явившиеся звери на
Испорченных. А Перрин уже из последних сил заставлял себя не забывать, что
сам он - человек, а не волк, но волки, седые волки заполонили его сознание.
Золотисто-желтый свет их глаз вливался в глаза воину.
Наступавший на Перрина Получеловек остановился, словно вмиг утратив
наглость.
- Исчезающий, - произнес хрипло Перрин. Но уже иное имя пришло в его
память вместе с ворвавшимися в нее волками. Троллоки, Испорченные, созданные
в годы Войны Тени смешением в себе людского и животного, являли собой
немалое зло и мерзость, но Мурддраал... - Никогда-не-рожденный! - Молодой
Бык сплюнул. Рык искривил его человечьи губы - и воин напал на Мурддраала.
Несущество извивалось вездесуще, как смерть, меч его взлетал, точно
черная молния. Но Перрин был теперь - Юный Бык, ибо такое имя принесли ему
седые волки гор. Юный Бык, сжимающий в каждой руке стальной рог. Он был
теперь вместе с волками, заодно. Он и сам стал уже волком. А каждый волк
готов умереть вновь и вновь ради того, чтобы хоть еще один
Никогда-не-рожденный был повержен.
Исчезающий пригнулся перед воином-кузнецом, перед новым волком, защищаясь
мечом от роковых ударов. Подколенное сухожилие и горло - вот как наносит
смертельный удар волк. Отскочив в сторону. Юный Бык преклонил колено,
взмахнул секирой. Под коленку Получеловека резанул боевой топор. Побежденный
враг закричал - от вгрызающегося в кости вопля в иной другой момент у
солдата могли вздыбиться волосы на голове, но не сейчас. Мурддраал пал
наземь, приподнялся на локте. Получеловек - Нерожденный - не выпустил из рук
свой меч, но не успел он взметнуть оружие, как боевой топор Юного Быка
