вариантах -- быка) в белорусской сказке, записанной в прошлом
веке в Витебской губернии Е.Р.Романовым. Сказка интересна
редким в славянском фольклоре нюансом: отец после смерти жены
пытается жениться на собственной дочери. Но мать из могилы
советует дочери выдвинуть условие: пусть отец сперва справит
платье "как на небе звезды, как на небе месяц" (вот они
космические реминисценции!). Второе условие тоже связано с
Космосом: отец обязан был справить повозку и коней, как звезды
и как месяц. По счастью, кровосмесительства не произошло -- да
такое с точки зрения позитивной народной морали, закреплявшейся
в фольклоре, и не могло случиться (что вообще-то не исключало
случаев инцеста). По третьему условию, выдвинутому сиротой по
совету матери (из могилы), отец должен жениться на вдове с
тремя дочерями (в популярном варианте -- Одноглазка, Двухглазка
и Трехглазка). Дальше сюжет разворачивается по знакомой схеме:
мачеха с дочерями пытается извести падчерицу, но той помогает
волшебная Коровка Буренька. Когда мачеха с помощью дочерей
выследила Корову, она велит ее зарезать. Но падчерица, по
совету матери, находит зернышко в кишках зарезанной коровы,
сажает, и из него вырастает яблоня -- одно яблоко золотое,
другое серебряное, которые никому не даются (золото и серебро
здесь, как и полагается, олицетворяют Солнце и Луну). Да и
падчерица между тем продолжает разъезжать в платье, как звезды
и месяц на небе, и в такой же повозке с конями. (Здесь,
несомненно, смутное воспоминание о космических колесницах
древнеарийских богов, сохраненное в народном сознании и
фольклоре.) Увидал ее в таком виде царский сын и влюбился.
Падчерица пытается скрыться, но царевич разливает на ее пути
растопленную смолу, в которой увязает один башмачок. Его стали
примерять девушкам по всему царству, при этом мачеха подсекла
пальцы своим дочерям, а падчерицу спрятала под корыто. Царевич
находит свою суженую и женится на ней. Казалось бы, все -- но
нет. Когда у молодой царицы родился ребенок, мачеха превратила
падчерицу в лису и подменила собственной дочерью. В конце
концов обман разоблачается: муж увидел, как лиса сбрасывает
шкуру, чтобы покормить своего ребенка. Шкура сжигается, и
наступает неотвратимое возмездие: мачеху и ее дочь --
царицу-самозванку привязывают к конским хвостам и пускают в
чисто поле118.
Последовательный и тесно увязанный между собой ряд
архетипов, запечатленных в русском фольклоре, естественно
продолжает следующий космический символ -- Конь.
Почти все космические функции коня удачно соединены в
классической литературной сказке Петра Павловича Ершова
"Конек-горбунок", бережно и скрупулезно использовавшего образы
русского фольклора. Два небывалых коня золотогривых, их мать --
волшебная кобылица, умчавшая Иванушку к поднебесью, и, наконец,
чудесный Конек-горбунок, уносящий своего хозяина еще дальше --
к небесным светилам.
Здесь сконцентрированы древние верования о космической
предназначенности коня. В индоевропейской традиции Бог Солнца
неотделим от солнечных коней или солнечной колесницы, на
которой он ежедневно объезжает небо с Востока на Запад. Гимны
Ригведы славят солнечного Бога Сурью:
Запряг (Сурья) семь чистых
Дочерей колесницы солнца.
На них, самозапрягающихся, ездит он (1, 50, 9).
................................
Благодатные рыжие кобылицы Сурьи,
Яркие, пестрые, вызывающие восторг,
Достойные поклонения, поднялись на спину неба.
В один день они объезжают небо и землю (1, 115, 3).
В современном литературном переводе гимны Ригведы,
обращенные к Сурье, звучат так:
...Семь кобылиц
по крутым небесам
влекут твою
колесницу,
Пламенновласый
ты тьму сжигаешь
радостно и легко,
И все, что дышит,
видит и слышит,
к свету --
к тебе стремится,
О славный Сурья,
о наш Солнцебог,
о Видящий далеко! ...119
Конь в Ригведе представляется рожденным из океана с
крыльями сокола или вытесанным Богом из Солнца (1, 163, 1-2).
Древним индийцам вторили древние иранцы:
Мы молимся Солнцу,
Бессмертному Свету,
Чьи кони быстры120.
Древнегреческий Бог Солнца Гелиос перемещается по небу в
колеснице, запряженной четверкой коней (рис. 152), что
соответствует либо четырем странам света, либо четырем временам
года. В одной же из польских сказок Солнце ездит в алмазной
двухколесной повозке, запряженной двенадцатью златогривыми
конями (сивками), что соответствует двенадцати месяцам в году.
В огненной колеснице по небу разъезжает и грозный славянский
Бог Перун -- породитель молнии, дождя и грома. Впоследствии в
народном представлении эти функции были целиком перенесены на
Илью-пророка, также объезжающего небо на конской упряжке.
Небесный конь -- неразлучный спутник и другого
космогонического общеславянского Бога -- Световита. По
свидетельству латинских средневековых авторов-очевидцев
Гельмольда и Саксона-грамматика, у балтийских славян при
арконском храме содержался в большом почете белый конь,
посвященный Световиту, а возле огромного скульптурного
изображения этого Бога висели седло и удила. Ездить на
Световитовом коне было строжайше запрещено, дотрагиваться до
него -- тоже. Только жрец имел право выводить и кормить
священного коня. Народ верил, что Световит садился ночью на
своего небесного коня и, устремляясь в небо на врагов славян,
истреблял их дотла121.
Конь -- устойчивый образ народного искусства.
Многочисленные и разнообразные изображения солнечных коней
встречаются в русском орнаменте, резьбе, утвари (рис. 153).
Летающие и скачущие до небес кони -- излюбленные образы
русского фольклора.
В народной памяти древние представления о солнечном
золотом коне сохранились также в виде мнения о солнечных
зайчиках, как о кониках, что солнышко выпускают. Кстати, и о
зайце -- древнейшем тотеме праиндоевропейцев и всех народов
земли. Заяц и кролик -- древнейший магический (а во многих
случаях демонический -- откуда поверье: встреча с зайцем
приносит несчастье122) фольклорный персонаж народов Европы,
Азии, Африки и обеих Америк. Космические реминисценции,
связанные с зайцем, прослеживаются и в русском фольклоре.
Помимо солнечных зайчиков, доживших и до наших дней, заяц
отождествлялся и с месяцем. В одной детской народной песенке он
так и именуется -- Заяц-Месяц:
Заяц-месяц
Сорвал травку,
Положил на лавку...
С детства и навсегда врезаются в память завораживающие
строки, дошедшие из незапамятных времен и звучащие как
заклинания:
"Конь бежит -- земля дрожит, из ушей дым валит, из
ноздрей пламя пышет".
"Сивка-Бурка, Вещая Каурка, стань передо мной, как лист
перед травой!"
"В правое ухо влезь, в левое вылезь -- станешь таким
красавцем, каких свет не видывал".
Космические реминисценции проступают и в сюжетах о конях,
скачущих до неба, и в сюжетах о героях, рожденных от лошади.
Так, в известной сказке об Иване-Кобыльникове сыне, записанной
в Сибири в начале века123, спутниками и помощниками героя
выступают Иван-Солнцев сын и Иван-Месяцев сын.
В русском фольклоре и народном миросозерцании с
единосущностью коня и Солнца связаны другие известные образы и
имена. Так, сказочный конь Сивка-Бурка (или в сказках других
славянских народов -- Солнечный конь, Конь-солнышко), вне
всякого сомнения, олицетворяет дневное светило. Его имя также
восходит к протоиндоевропейским верованиям (Богиня Сива " Бог
Шива).
В одной из самых емких по мифологической закодированности
сказок из афанасьевского сборника (No 104) о Василисе
Прекрасной приоткрываются древнейшие представления русского
народа о слитности смены дня и ночи с космическими всадниками:
День ясный -- "сам белый, одет в белом, конь под ним белый и
сбруя на коне белая"; Солнце красное -- всадник "сам красный,
одет в красном и на красном коне"; Ночь темная -- "опять
всадник: сам черный, одет во всем черном и на черном коне".
Мифологические солнцеобразы не просто вошли в плоть и
кровь народного миросозерцания -- они стали неотъемлемой частью
народного искусства и повседневного быта. Конские головы,
укрепляемые на краю крыш, символизируют солнечную колесницу (в
развернутых сюжетах вышивок, росписей и резьбы эти кони, как
правило, изображаются вместе с Солнцем). В композиции русской
избы кони, устремленные в небо, как бы уносят весь дом в
космические дали. Солнце присутствует здесь же в разных
украшениях -- оно неотделимо от этого полета, более того -- это
как бы модель солнечной колесницы, запряженной деревянными
навершными конями. Навершие крыши, называемое охлупень (от
слова "охлуп" -- "крыша", "кровля"), не обязательно делалась в
виде коня. На русском Севере были также распространены
охлупни-утицы. Утка, водружавшаяся при этом на конек,
раскрывала еще более глубинные пласты народного миросозерцания:
она символизировала ту самую Праматерь-утку, которая, по общему
представлению многочисленных народов Евразии, сотворила землю и
весь мир.
Современное русское "конь" -- сокращенное от
древнерусского "комонь". "Комони ржут за Сулою", -- навсегда
врезается в память фраза из "Слова о полку Игореве".
Общеиндоевропейская линия развития этого понятия содержится в
санскритском бrvan -- "конь". Корень этот сохранился в
старорусских словах "орать" -- "пахать", "орало" -- "соха",
"оратай" -- "пахарь". Солнечный аспект обнаруживается в
собирательном имени древнегреческих Богинь -- Оры, они отвечают
за смену времен года и заботятся о божественных колесницах. По
Велесовой книге, один из обожествленных прародителей древних
руссов звался Ореем (Орем). (А.И.Асов -- известный
интерпретатор "Книги Велеса" -- так и переводит это имя: Арий).
Корень здесь, хотя и сродни санскритскому бrvan ("конь")
и родственным ему древнерусским "оралу" и "оратаю", но
непосредственно восходит, как, скажем, и имя древнегреческого
героя Ореста к общеарийскому понятию arjб --
"благородный" (откуда и само понятие "арий", "ариец"). Наконец,
вспомним, что один из санскритских синонимов названия Солнца --
arkб.
Эти понятия, как и образованные от него имена, несравненно
более древнего происхождения, чем гнездо слов, связанных с
понятием коня. Одомашнивание лошади современные историки
относят к VII тысячелетию до новой эры, а первые
документированные (в том числе и археологические) факты
существования культа коня у племен, населявших территорию нашей
Родины, относятся к концу IV тысячелетия до новой эры. Времена
же существования общего праязыка и последующей его
дифференциации -- значительно более ранние, не совпадающие с
эпохой приручения лошади.
Архетипы космических животных, выступавшие опорными
точками народного мировоззрения и неисчерпаемыми источниками
духовных сил, пронизали в дальнейшем всю русскую литературу --
поэзию и прозу. Собирательный образ, объединивший в себе
одновременно коня, птицу и русскую землю -- это "птица-тройка"
из поэмы Н.В.Гоголя "Мертвые души". Русь -- устремленная в
будущее, но не стремящаяся оторваться от своего прошлого
"птица-тройка". Русь -- Мать-родина соединяется в представлении
русского человека с Матерью Сырой Землей. Это -- следующий и
последний архетип народного миросозерцания, уходящий своими
