и помогать слабеющим. Как я теперь поддерживаю старика Васю, которого оттесняют
от подвальных мисок.
Но я не мог поступить, как раньше, - унизить Серого, ведь тогда он был для меня
малоизвестный негодяй, а теперь я за многое уважал его, и восхищался. Но как же
допустить избиения наших! Разрушится дом, наше убежище, и куда нам тогда
приходить, особенно зимой?..
И я решил драться с ним честно, соблюдая правила котовского боя.
Вынес на улицу им поесть, в теплое время я часто так делаю, а он тут как тут, со
своей наглой рожей, и всей тушей отшвыривает тех, кто послабей. Макс сжался и
вовсе не подошел. Я резко и сильно шлепнул Серого ладонью по морде. Попасть-то
попал, но он оказался гораздо быстрей меня, сразу понял, что это бой, а не
шутка, и успел располосовать мне руку так, что кровь полилась. Он считал, что
победил меня, и с места не сдвинулся. Тогда я ударил его тыльной стороной
ладони, быстрей и жестче, чем в первый раз. Опьяненный успехом, он зазевался и
не успел ответить. От удара он отлетел метра на полтора, однако устоял на ногах,
набычился и снова придвинулся к мискам. Я посмотрел на Макса, он отбежал, но
внимательно наблюдал за событиями. Я обязательно должен победить! Это нелегко,
Серый вдвое быстрей меня, одинаково владеет двумя лапами, даже четырьмя, а когти
у него... Что поделаешь, никудышный я кот, придется использовать человеческую
подлость. Хочу сказать в свою защиту - я не надел перчаток и не ответил ему
каким-нибудь нечестным приемом, ногой или палкой. Я всего лишь сделал обманное
движение левой рукой. Он попался, и тут я влепил ему правой так, что он не
удержался на ногах. На этом я закончил, Макс должен понять меня и закрепить наш
успех. Я отошел на несколько метров и наблюдал, что будет. Серый быстро пришел в
себя и опять двинулся к мискам, по дороге отшвырнул еще одного моего друга...
Макс наконец понял, что от него требуется - он тоже подскочил к еде, страшно
захрипел, разбрызгивая слюну, вытянул когтистую лапу и зацепил Серого за щеку. И
так здорово зацепил, что отцепиться у него не получалось. Серый сначала страшно
удивился, а потом запаниковал, замахал лапами, но оказалось, что у Макса лапы
длинней, и враг сидит у него на когте, как рыба на крючке. Наконец, Серый
освободился и бросился бежать.
Мы не видели его почти неделю, а потом он вернулся и вел себя чуть потише. Так и
пошло у нас, как только он распояшется, я с треском выгоняю его, а он, пользуясь
моей медлительностью, снова прокрадывается на балкон и сладким голоском
сманивает кошек у наших котов. И это продолжается по сей день! Несмотря на
боевые действия, я подкармливаю его, а он не против, так что наши отношения
можно назвать сложными, но не враждебными. Кажется, он понял, что лапы
распускать опасно, но сдерживаться у него не всегда получается.
После Макса, главного свидетеля и участника боя с Серым, первым заметил
изменения в расстановке сил мой главный кот Клаус, хитрец и дипломат. Он тут же
перестал замечать Серого. Тому это было страшно обидно. Ведь именно он год назад
прокусил Клаусу ухо, оно превратилось в огромную подушку, в которой
перекатывался гной. Клаус мучился, но лечиться не давался. Когти у него
железные, и я сдался - будь что будет... Ухо в конце концов сморщилось и стало
небольшим твердым хрящиком. Но о Клаусе будет еще разговор.
6. На следующее утро... Люська.
И сегодня сухо, тепло, и у той же кучи листьев меня встретил Макс. Второй была
Люська, серая пушистая кошечка, молодая вертихвостка, шельма, глаза раскосые,
шальные... Она орет тоненьким пронзительным голосочком, появляется на балконе и
прыгает вниз ко мне. "Ну, зачем, Люся... - говорю ей, - ведь мы идем туда, могла
бы подождать..." Но на самом деле приятно, что меня встречают. Я их вырастил,
выкормил вместе с братцем Шуриком. Шурик, милая душа, его уже нет, о нем
отдельный разговор... А Люська в восемь месяцев пошла по рукам или лапам, не
знаю, как вернее, и первый, кто ее заметил, был старина Клаус. Он обделал свои
делишки так быстро и ловко, что кошка, котенок в сущности, не успела и глазом
подмигнуть, а я не сумел помешать совращению - вышел из кухни на минутку, а
когда вернулся, охранять ребенка уже было бесполезно... Люська навсегда
сохранила нежное отношение к Клаусу, познакомившего ее с любовью: они часто
сидят рядом, она старается коснуться мордой его шерсти, а он делает вид, что не
замечает... Люська тогда выкинула двух совершенно голых тварей, один еще
шевелился и мне пришлось его прикончить, и закопать обоих. Она же долго
недоумевала, где ее плоды, ходила в то самое потаенное место, куда спрятала их,
и ее мать, Алиса, была все время с ней. Они сидели рядышком у коробки, в которую
затащили котят, и прислушивались, прислушивались... В коробке было тихо. Одна за
другой они лазили туда через узкую щель, нюхали тряпку со следами крови...
Дальше еще страшней. К тому времени у Алисы подросли котята, Сильва, приблудная
Саманта... и Люська в отчаянии посчитала их за своих, и донимала - звала особым
воркующим голосом, тащила к себе и пыталась кормить. Полугодовалые зубастые
зверюшки отбивались от нее, злились, кусали и убегали. А она смотрела на них
отчаянными непонимающими глазами, как это, ее дети отказываются от нее!.. Потом
Люська, наконец, забыла о своих котятах, а вот Алиса... еще долго приходила к
коробке, сидела и слушала... А мне было страшно, и стыдно перед ними.
7. Алиса, общая любовь.
Я уважаю эту кошку. Сколько ей лет, не скажу, иногда мне кажется, она всегда
была здесь. Полуслепая, в одном глазу плавает туман, а второй косенький,
печальный. Серенькая, всегда чистая, хотя никогда не жила у людей, я это знаю,
такие вещи мимо меня не проходят. Лет десять или двенадцать тому назад она
подошла ко мне в подвале. Было совершенно тихо, как бывает только в подвалах, и
темно, но я всегда слышу, что идет кот. Хотя на человеческую речь слух у меня и
не очень, про котов я слышу все. И ничего не услышал, только что-то мягкое и
теплое коснулось ноги... Она уже была взрослой кошкой, мельком я ее видел в
девятом с кумушками, а до этого она жила еще дальше от нас, я знаю. Как она
сохраняла чистую шерсть, и белоснежный воротничок, и весь вид, спокойный и
уверенный?.. Она рожала котят по два раза в год, в подвальных глухих углах, в
старых коробках и ящиках, старалась для них изо всех сил, кормила, приносила
остатки еды, которые находила у мусоропровода, мышей, птиц... тащила им все, что
находила и выпрашивала у людей. И каждый раз, в течение многих лет, котята
погибали. Зиму пережить не мог никто - голодно, а, главное, холодно.
Я стал кормить Алису в подвале почти каждый день, но не мог помочь котятам - они
быстро дичали и так прятались, что я не находил их, только видел на расстоянии.
А потом они исчезали... И так продолжалось бы всегда, если б Алиса не приняла
простое решение, и гениальное - принести котят туда, откуда появляется пища. Ко
мне в квартиру. Когда-то я жил здесь, потом почти перестали топить, то ли дом
сползает в овраг, то ли врастает в землю... Большинство жильцов выехало, и
теперь у меня здесь мастерская, летом я сплю в ней, а зимой не выдерживаю холода
- прихожу, работаю и к ночи ухожу в свою берлогу, примерно такую же, но теплую.
И вот, Алиса, понаблюдав, как я кормлю Феликса, своего первого кота, проследила,
каким путем он пробирается ко мне, и однажды явилась, когда меня не было, и
оставила на кровати трех котят. Она поверила мне и принесла их, чтобы я защитил.
Что я мог сделать, глядя на ее многолетнюю борьбу, обреченную на поражение? Я
оставил котят. Их было трое - двое рыжих и серенькая кошечка. Один рыжий,
головастый и могучий, объелся рисовой каши и умер, а два котенка - Люська и
Шурик, выросли в доме. Но в квартире их было не удержать - второй этаж,
форточка, рядом земля, целый день без присмотра... Впрочем, те, кого запирают,
погибают быстрей, стоит им случайно оказаться на земле, в овраге, в подвале....
Кот должен быть свободным, и я, как они чуть подросли и стало теплей, открыл им
балкон. Пусть выкатываются, как только почувствуют уверенность в себе. Люська
быстрей, сообразительней - выросла, а Шурик погиб. Я его любил больше всех, он
чудный был - рыженький, пушистый, доверчивый такой, даже вальяжный котик. Второй
после Макса научился приносить бумажку, что совершенно не присуще котам: я
бросаю, он бежит, ловит, играет, а потом несет в зубах и отдает мне - брось
еще!.. Шурик.
Сегодня Алиса сидит на подоконнике квартиры первого этажа, с южной стороны дома.
Нужно быть котом, чтобы оценить все достоинства этого подоконника в теплые дни.
Скажу только, что он прикрыт от посторонних глаз кустами, не слишком высокими,
так что солнце здесь постоянно, к тому же в квартире пусто, и некому спрашивать
кошку, зачем она сидит. Она прыгает еще легко, бесшумно, как клубочек, а вот
наверх ей забираться мучительно трудно, на балкон, я имею в виду, и она часто
забивается в подъезд, под лестницу, и там ждет меня. Это опасно, очень опасно.
Она осталась без хвоста два года тому назад. Прищемили дверью, нечаянно или
нарочно, какая разница! Что-то я не слышал, чтобы ребенка прищемили случайно...
Выхожу как-то утром и вижу - валяется обрубок хвоста. Я сразу узнал Алисин
хвостик... Искал ее всюду, но она исчезла на несколько дней. А потом вернулась,
такая же спокойная, хвост удивительно быстро зажил, как будто всегда был таким.
Сантиметров десять осталось.
Алиса внимательно всматривается в меня, не сразу узнает, я для нее фигура в
тумане. Но голос знакомый, и она спрыгивает с подоконника и спешит ко мне. Макс
дружески толкает ее толстым боком, и они бегут рядом.
Не успели пройти до угла дома, как сверху, с моего балкона отчаянный вопль. Это
орет Хрюша. Вчера он опоздал на обед - дела, а сегодня спал дома, чтобы не
прозевать еду. Подождать пару минут у него не хватает терпения, и он скачет
вниз, брякается всеми четырьмя об асфальт и спешит к нам.
8. Хрюша - Тарзан.
Он самый маленький из взрослых котов - черный, крутолобый, курносый котик с
обрубком хвоста. У меня два знакомых бесхвостых зверя, но это не удивительно -
хвост уязвимая часть тела. Я не знаю Хрюшиной подвальной жизни, догадываюсь
только, что хвост отгрызла собака. У него были повреждены какие-то протоки в
носу - слезился глаз, и он время от времени похрапывал, будто хрюкал, потому я
назвал его Хрюшей. Вообще-то у него есть настоящее имя - Тарзан, он получил его
за свои прыжки. Он подпрыгивал удивительно высоко, парил в воздухе, с
растопыренными лапами, вытаращив глазенки... Но о его прыжках мы еще поговорим.
Хрюша оказался долговечней Тарзана. Хрюкать он давно перестал, а глаз слезится
до сих пор, особенно когда Хрюша болеет или не в настроении. Тогда я вытираю ему
под глазом, а чтобы не цапнул, говорю заветные слова - "глазки, глазки..." - как
в детстве. Тогда Хрюша терпит, и даже рад, что помогли ему умыться. Хрюша
единственный из всех, кто часто спит дома летом и осенью, когда еще тепло.
Остальные предпочитают ночевать в траве или на сухих листьях, как Макс, у него
шкура такая, что холод не страшен. У Хрюши тоже была маленькая история с ногой -
сломалась, и он просидел несколько месяцев дома. Это наложило отпечаток на всю
его жизнь, потому что случилось как раз в том возрасте, когда он должен был
привыкнуть к новому, к жизни на свободе. И он это время потерял. А сломал ногу
он очень просто.
9. Как Хрюша сломал ногу.
Я взял его зимой, к весне он поправился, и с хвостиком стало хорошо, торчал
такой забавный толстенький обрубок, и хрюкать перестал, и глаз слезился все
реже... В теплые апрельские дни я начал выпускать его на балкон. Он сидел в той
дырке, в которую проползают все взрослые коты, и прыгают на козырек
мусоропровода. Хрюша весь находился на балконе, а голова выглядывала наружу. Я
знал, что он не осмелится прыгнуть, слишком мал, и спокойно оставлял его
привыкать к внешней жизни. И в тот день он с любопытством смотрел вниз.
Подъехала мусорка, я не обратил на это внимания, потому что Хрюша не раз видел
