3 См.: Гумилев Л.Н., Кузнецов Б.И. Вон.
4 См.: Гумилев Л. Н. Поиски вымышленного царства. С. 106.
5 См.: Коран. Приложения. С. 654.
6 Мавлютов P.P. Ислам. М.. 1974. С. 29.
7 A пятой суре Корана говорится о дружбе мусульман и христиан и вражде
иудеев к мусульманам (5.85). В VII и. такая расстановка сил была очевидна.
8 Так сформулировал тезис папа Григорий VII в письме Ан-Насиру (из династии
Хаммадидов в Северной Африке) в 1076 г.: "Мы и вы веруем в одного Бога,
хотя и по-разному" (История дипломатии. М., 1959. С. 150). Папа знал о
догматических расхождениях католичества и ислама, но ведь люди поклоняются
не догматам, а богу, а эта система отсчета в Х-XI вв. была общепонятна и
исчерпывающе убедительна.
9 Это был деизм, т.е. учение о том, что Создатель мира не вмешивается в его
дела, как хороший часовщик не чинит уже изготовленные часы. Различие этого
Существа с христианской Троицей очевидно.
10 См.:Панель Л., Бержье Ж. Какому богу поклонялся Гитлер?//Наука и
религия. 1966. щ 10-11.
11 Cochin Auguslin. Les societes des penses et la democratie. Paris, 1921.
12 Там же.
13 ПВЛ. Ч. II. С. 329.
14 Или с 867 г.-.См.: Голубинский Е.Е. Указ. соч. Т. 1. Первая половина
тома. С. 51-52.
15 Текст в переводе Д.С.Лихачева (ПВЛ. Ч. II. С. 258).
16 Критика достоверности рассказа о выборе веры проводилась не раз (см.:
Голубинский Е.Е. Указ.соч.), но с принятой в ХIХ в. позиции - буквального
восприятия текста. Однако в древней историографии было принято
использование диалога как литературного приема, обобщающего материал. С
этой точки зрения оценка летописцем расстановки сил Х в. не вызывает
сомнений в компетентности автора. То, что изучение чужих религий имело
место, показывает свидетельство арабского "Сборника анекдотов" (XIII в.),
написанного Мухаммедом ал-Луфи, где содержится рассказ о посольстве
Буламира (Владимира) в Хорезм с целью "испытания" ислама на предмет
обращения в мусульманскую веру (см.: Записки Восточного отделения Русского
археологического общества. Т. IX. СПб., 1896. С. 262-267).
17 Ведь, войдя в мир фантасмагорий и заклинаний, люди становились хозяевами
этого мира или, что точнее, были в этом искренне убеждены. Это, что им ради
этого ощущения свободы и власти над окружающими надо было плюнуть на крест,
как тамплиерам, или разбить на части метеорит Каабы, как карматам, или,
убив мудрого визиря (исмаилиты), обескровить страну, их приютившую, то это
их совершенно не смущало. Правда, встав на этот путь, они отнюдь не
обретали личной свободы. Наоборот, они теряли даже ту, которую они имели,
находясь в той или иной позитивной системе. Там закон и обычаи
гарантировали им некоторые права, соразмеренные с несомыми обязанностями. А
здесь у них никаких прав не было. Строгая дисциплина подчиняла их
невидимому вождю, старцу, учителю, но зато он давал им возможность
приносить максимальный вред ближним. А это было так приятно, так радостно,
что можно было и собственной жизнью пожертвовать.
18 См.: Арсеньев И. Указ. соч. С.25-41.
19 Лозинский С.Г. Роковая книга средневековья //Шпренгер Я. и Инститорис.
Молот ведьм. М., 1932. С. 4-5.
20 Амусин И.Д. Рукописи Мертвого моря. М., 1969. С. 170-172.
21 Там же. С. 174.
22 Лозинский С.Г. Указ. соч.// Там же. С.4-5.
23 Арсеньев И. Указ. соч. С.41.
24 См.: Там же. С. 80-102.
25 См.: Осокин Н.Н. Первая инквизиция и завоевание Лангедока французами.
Казань. 1872. Т. II. С. 158-159.
26 Monumenta Germaniae historica. Scriptores. T. VI. P. 619. См.: Кузьмин A
. Г. Варяги и "Русь" на Балтийском море//Вопросы истории. 1970. щ 10. С.
45.
27 Flalhe. Geschichte der Voriaufer dor Reformation. Bd 1. S. 270; см.:
Арсеньев; И. Указ. соч. С. 71.
28 Там же. С. 72.
29 См.: История македонского народа. Скопье, 1975. С. 38.
XII. Сила вещей (986-1036)
72. КРЕЩЕНИЕ КНЯЗЯ И КРЕЩЕНИЕ НАРОДА
Вспомним, что после освобождения Руси от иудео-хазарского данничества в
Киеве возникли две партии: православная, во главе которой стояли Ольга и ее
внук Ярополк, и неоязыческая, вождем которой был Святослав. Пока шли
победоносные войны на Волге и на Дунае, эти партии уживались друг с прутом,
но поражение в Болгарии вызвало эксцессы, гибель князя и междоусобную
войну, где Владимир выступил в качестве главы языческой партии, которая не
была народной.
Культ Перуна насаждался на Руси только некоторыми киевскими князьями,
ориентировавшимися на балтийское язычество. Аналогия идолу Перуна, с
серебряной головой и золотыми усами, найдена у западных славян балтийского
Поморья - у вагров и ободритов. Там Перуну в жертву тоже приносили петухов,
а также куски хлеба и мяса*1. Перед его идолом закалывали немецких и
датских пленников. Владимир со страстностью неофита пошел еще дальше и
повелел убивать в жертву Перуну даже своих сограждан.
Именно поэтому обращение князя в православие имело значение для всех
киевлян. Висевшая над каждым из них угроза бессмысленной смерти отпала.
Владимир совершил поступок, превратившийся в "деяние", и за это его
отблагодарили церковь и народ. Значение сделанного шага было столь велико,
что в свете его померкли личные качества князя, грехи, за которые он должен
был ответить на Страшном суде как человек, но не как правитель. Крестившись
в 987 г.*2, Владимир примирил с собой своих воинов-дружинников и с их
помощью спас от гибели Василия II, крестил киевлян в Днепре в 988 г. и
новгородцев в Волхове в 989 г., причем низвергнутый Перун будто бы вопил:
"О горе! Ох, мне! Достахся немилостивым сим рукам"*3.
Обстоятельства крещения Владимира крайне запутанны, ибо авторы источников
преследовали не цели истинности, а свои партийные интересы. Так возникла
"корсунская легенда", согласно которой Владимир принял православие в обмен
на руку византийской царевны Анны, подарив ее братьям только что взятый
Корсунь как вено. Несоответствие этой версии действительности установил
А.А.Шахматов*4, что еще раз доказывает преимущество получения информации
для эмпирического обобщения не из первоисточников, а из монографий, где
сведения летописей прошли горнило строгой исторической критики.
И вторая проблема, не менее важная, касающаяся этнической психологии. По
своим личным поступкам Владимир не мог претендовать не только на святость,
но и на уважение. Он публично изнасиловал пленную княжну Рогнеду,
предательски убил своего брата Ярополка, заманив его для переговоров в
шатер, где таились убийцы-варяги, установил в Киеве обряд человеческих
жертвоприношений Перуну, держал для удовлетворения своей похоти сотни
славянских и иноземных девиц в загородных дворцах, а его карательные походы
на славянские племена, отпавшие от Киева во время смуты, описаны в летописи
столь лаконично, что, видимо, даже летописцу эти воспоминания были
неприятны. Так почему же не только церковь, но и народ чтил память князя в
былинах? Без достаточных оснований посмертная любовь к правителю не
возникает. А крещение славян за городскими стенами Киева шло крайне
медленно.
Низвержение идола Перуна не было неприятно новгородским словенам, потому
что Перун был бог чужой, но для восприятия христианства новгородцы не были
готовы, как мы увидим при описании и анализе последующих событий. Что же
касается других городов, даже крупных, то там принятие новой веры шло еще
медленнее. Близкий к Киеву Чернигов был крещен только в 992 г.*5, а
Смоленск, лежащий на пути "из варяг в греки", - в 1013 г.*6 Прочие же
славянские племена, как подчиненные киевскому князю (кривичи, радимичи),
так и сохранившие независимость (вятичи), удержали привычное мировоззрение.
Но для победного, хотя и медленного, наступления православия сопротивление
древних культов было не страшно. Древние верования устойчивы, но пассивны,
они могут только защищаться, что и обрекает их на исчезновение. Зато
идеологическая система при набухающей пассионарности этноса всегда
агрессивна, вследствие чего для соседей опасна. Поэтому победа над Перуном
стала переломным моментом, решившим судьбу православия на Руси. Но время
бесспорного преобладания христианства над языческими культами наступило
только в XII в., вследствие чего наш рассказ не окончен. Пока мы можем
только отметить очередную политическую победу Киева и киевлян над
славянскими и балтскими племенами и то, что совершилась она благодаря
продолжению линии св. Ольги и союзу с могучей Византией.
Казалось бы, произошла смена вех, но она оказалась кратким эпизодом. В 989
г. Владимир, уже будучи христианином, вернулся к политической линии своего
отца и совершил поход на Херсонес (Корсунь). Город, осажденный с моря и
суши, пал после того, как лишился воды, поступавшей в него по подземным
трубам*7. Местоположение водопровода было указано Владимиру предателем,
названным в одних источниках попом Анастасом, в других - варягом
Жъдьберном*8, пустившим из крепости стрелу с запиской. Впрочем, русы
покинули город, и он вернулся к Византии. Почему? Неужели только как плата
за царственную невесту?
Нет, дело обстояло куда серьезнее. С 990 г. Византия перешла от обороны к
контрнаступлению, подчинив Грузию, часть Армении и возобновив войну против
болгарского царя Самуила. Набег Владимира на Корсунь вызвал ответную
реплику в виде нападения на Русь союзников Византии - печенегов. Война
длилась с 989 по 997 г., и тогда Русь потеряла причерноморские степи, а
границу лесостепи пришлось укрепить валами и частоколом. Корсунская
эскапада дорого обошлась Руси.
При возврате к политическому курсу прошлого, казалось бы, был естественным
отказ от принятого исповедания, но тут снова проявилось сходство
исторических судеб Византии и Древней Руси: процесс, начатый Константином и
Владимиром, оказался необратимым и пошел лавинообразно. Город за городом
принимали православие как государственную религию, дававшую утешение и
надежду на жизнь вечную. Это увлекало людей, получивших вместе с религией
блага культуры через письменность и изобразительное искусство. А если
начальство что-то там передумало, воюет с печенегами-язычниками, ссорится с
заморскими императорами, то это его дело не имеющее отношения к спасению
души. Православие на Руси перехватило у язычества инициативу и шло от
победы к победе.
Решающим компонентом сложного процесса смены веры была позиция города
Киева, который по богатству и значению считался третьим в Европе, после
Константинополя*9 и Кордовы. Выразительное и лаконичное описание Киева
сделано историком Нориком Титмаром со слов поляков, побывавших в Киеве в
1117 г.: "В большом городе, который был столицей этого государства,
находилось более 400 церквей, 8 торговых плошадей и необычное скопление
народа, который, как и вся эта область, состоит из беглых рабов, стекшихся
сюда отовсюду, и весьма проворных данов (датчан. - Л.Г.). Киев оказывал
постоянное сопротивление печенегам, приносящим много вреда, и подчинял себе
других"*10.
Вот и разгадка могущества Киева, его преимущества перед прочими городами
Руси! Для того, чтобы бежать из плена, надо иметь незаурядное мужество,
физическую выносливость и заряд биохимической энергии живого вещества,
проявление которой мы назвали пассионарностью. Киев, как губка, всасывал в
себя пассионарность всей огромной страны, подобно тому как то же самое
сделал во Франции Париж несколькими веками позже. И в Киеве не возникало
беспорядочности, или "броуновского движения пассионариев", так как
православие было этнической доминантой киевлян задолго до Владимира. Каждый
славянин или варяг, приехавший в Киев и желавший в нем жить, мог это
делать, приняв православие и установив тем самым связи с местными
христианами, предки которых пережили захват их города Олегом в 882 г. и
спасли себя от репрессий Святослава в 972 г. Из их среды Владимир получал
самых верных и храбрых воинов, предприимчивых купцов и трудолюбивых
земледельцев. То, что он быстро сумел это уяснить и использовать,
действительно ставит его в один ряд с Константином Равноапостольным. В
таком деле, как обращение целой страны, личные качества правителя -
