Константина Багрянородного известно, что Византия использовала печенегов
против всех своих соперников, то, видимо, их руками была завершена "война
за хазарское наследство". И это логично, потому что печенеги поживились
добычей, а греки избавились от соперничества иудеев. Поэтому нет никакой
необходимости предполагать наличие двух походов славяно-россов на
Хазарию*22 и повторное уничтожение виноградников Семендера.
Конечно, далеко не все подробности этой войны описаны достаточно
исчерпывающе.
Тем не менее ясно, что иудейская власть в Хазарии была уничтожена, что
хазары-язычники приняли ислам, и что русы не сделали никаких
территориальных приобретений ни в Поволжье, ни на берегах Каспийского моря.
На западном берегу Каспия усилился эмир Дербента, а на восточном, вплоть до
устья Волги, - эмир Хорезма. Иудаизм на Волге исчез без следа, уступив
место исламу.
59. ДЕМОНЫ ИЛИ БОГИ
Синхронность этногенезов Ближнего Востока и Восточной Европы в 1-IV вв.,
очевидно, стала причиной некоторого параллелизма в явлениях духовной жизни
новорожденных этносов. В восточной части Римской империи в III в.
соперничали две религии: христианство и митраизм, обе равно далекие от
первоначального эллинского культа богов Олимпа. Митраизм потерял позиции
ведущего мировоззрения только с гибелью Юлиана Отступника. Победу одержало
арианское исповедание христианства. Это и будет отправной точкой
дальнейшего повествования.
История Восточной Европы известна значительно хуже, но аналогичная ситуация
наблюдается и там. Готы, воевавшие весь III в. с иллирийскими
императорами-митраистами, приняли в 360 г. арианское исповедание
христианства, господствовавшее тогда в Римской империи. Видимо, арианство
бытовало в Восточной Европе до Х в., потому что в тексте Начальной летописи
Символ веры содержит арианский догмат подобосущия, а не единосущия. Пусть
даже это реликт, но наличие его говорит о том, что с IV в. в Поднепровье
жили христиане.
Никейское исповедание было распространено среди прибрежных готов
(тетракситов), алан, горцев Дагестана и западных хазар. К Х в. христианство
было для народов Западной Евразии не новшеством, а одной из привычных форм
мировоззрения. Но среди славян, обитавших рядом с фрако-иллирийцами,
наблюдается мировоззрение, столь же далекое от эллинского или
скандинавского политеизма, как и от христианства, - один из вариантов
древнего митраизма.
Не имея нужды вдаваться в подробности языческого культа славян, что увело
бы нас в сторону от темы, отметим, что славяне имели две категории божеств.
Одни божества олицетворяли природу, вторые - души предков. Первые были
благостны, вторые - ужасны и зловредны; их называли русалками, но
впоследствии это слово было вытеснено тюркским названием "убур", или упырь.
Однако эти категории божеств не боролись друг с другом; они как бы
существовали параллельно*23. Боролись другие: Белбог и Чернобог, в которых
нетрудно увидеть аналогов тибетских божеств религии бон - восточного
варианта митраизма. Бог Белый Свет и демон Длинные Руки - антагонисты на
фоне персонифицированного космоса*24. Считать эту митраистскую модель мира
за древнюю, исходную форму мировоззрения нет оснований. Митраизм был такой
же прозелитической религией, как христианство, ислам и буддизм, и мог
прийти к славянам путем проповеди. Это видно из того, что наряду с
описанным пантеоном еще в XII в. бытовал культ Рода, Рожаниц, Щура, хотя
представление об их роли уже тогда почти стерлось*25.
Итак, после пассионарного толчка I в. эволюция мировоззрений шла одинаково,
но приводила к разным результатам. В Риме христианство одолело митраизм, у
славян митраизм восторжествовал, а христианство ютилось по окраинам ареала,
но в жестокий период надлома в IX в. начало снова распространяться в
Восточной Европе, хотя и не сразу, ибо у него появился новый враг -
Перкунас, или Перун*26.
Древние христиане привыкли иметь дело с языческими богами, которые с
появлением Христовой проповеди превратились в злых и коварных демонов. Так,
весьма почитаемый эллинами Аполлон в Апокалипсисе выступает как "дух
бездны", аналог еврейского Абаддонна (Апокалипсис IX, II). Поэтому,
столкнувшись с Перуном, христиане быстро определили его место в космосе.
Как в Египте в конце IV в. был уничтожен Серапис, а в Элладе - Зевс
Олимпийский, так надлежало покончить с их северным аналогом - Перуном,
требовавшим к тому же кровавых жертв, желательно людей.
При этом нельзя забывать, что языческие боги не считались надмировыми
существами, т.е. не были аналогичны христианской Троице, мусульманскому
Аллаху и даже древнеперсидскому Ормузду. Нет, считалось, что это живые
организмы, но более могущественные, нежели люди, иначе устроенные, но
соизмеримые с другими организмами, населяющими Землю. Они просто на порядок
совершеннее людей, как люди совершеннее муравьев. Эта концепция была
принята христианством уже в конце II в., причем к числу существ этого
порядка был причислен Сатана.
Трудно было не заметить, что взаимоотношения Бога и Сатаны в Ветхом и Новом
заветах противоположны*27. Но ветхозаветная концепция была ближе к
обывательским воззрениям поздней античности и потому была принята за основу
с добавлением апокрифа "Откровение Еноха", датируемого 165 г. до н.э. и
содержащего учение о дьяволе как ангеле, восставшем и низвергнутом с небес.
Эта отнюдь не христианская концепция была принята без критики, так как в
ней осуждалось непослушание Закону, которое евреи считают главным грехом.
Перун как славянский бог грома и молнии, несмотря на свое балтийское имя
(Перкунас), стал известен в VI в.*28, но вел себя поначалу тихо, подобно
своему германскому аналогу Донару (Тору), который специализировался на
кузнечном деле и управлении хозяйством. Войной у древних германцев
заведовали Вотан (в Скандинавии - Один) и Тиу, второй сын Вотана*29. Они не
были аналогами Перуна.
Но как только пассионарный толчок прошел через Скандинавию, а генетический
дрейф перенес неудержимость и жажду славы на южный берег Балтийского моря,
образ древнего божества изменился. В IX в. Перун стал жестоким, кровожадным
и воинственным. Его западный аналог Святовит на острове Руге (Рюген)
требовал в жертву крови датских и немецких пленников. Восточный Перун стал
поступать так же. И даже больше: при нехватке пленных он принимал кровь
своих, отобранных по жребию*30.
Для южных славян, привыкших к митраистским мистериям и христианским
обедням, эти нравы казались чудовищными, а северные князья и варяги теряли
популярность в столице, где их богов называли бесами*31. Коллизия Римской
империи IV в. повторилась с не меньшей остротой на Руси Х в. и имела
аналогичный результат - торжество христианства.
Итак, в освобожденной Святославом Руси единства не было. Война, бескровная
или кровавая, шла не столько на границах, сколько в стольном городе и даже
над ним - в небесах. О последней мы можем судить только по ее земным
проявлениям, но и этого немало. На души киевских славяно-россов посягали и
жрецы Перуна, и латинские прелаты, и греческие монахи. Было не исключено
появление мусульманских мулл, но до этого дело не дошло. Но представителей
антисистем не было и в помине, хотя печальный и алчущий дух, Сатана, бродил
по опаленным полям Ломбардии, по пескам Сахары и Аравии, по горным теснинам
Ирана и Памира, а на Востоке он даже посетил Ордос, назвавшись "бесконечным
светом"*32. Но ни на Руси, ни в Сибири в Х в. он не появлялся. Это была
прямая заслуга князя Святослава Игоревича.
Однако этот князь, одержав блистательную победу, не дал своему народу
положительной программы. А программы тут же предлагали представители
соперничавших религий. Впрочем, в этой пропаганде таилась некая трудность.
Выбор веры не влек за собой материальных выгод, которые добывались другими
путями. Он был делом совести, а на уровне этноса совесть - это индикатор
этнической совместимости. Выбирают в друзья тех, кто симпатичен, а о делах
можно дотолковаться и без интимности.
Поэтому вместе с активной торговлей между Киевом и Константинополем,
безопасность которой обеспечивал политический союз обеих держав, не было
повода для конфессиональной нетерпимости, а тем более религиозных гонений.
Эта терпимость славяно-россов базировалась на широко распространенной в те
времена концепции генотеизма, согласно которой каждый народ (этнос) чтит
своего бога и не допускает к культу посторонних. Шокировать язычников могло
лишь стремление прозелитических религий к расширению. Ольге приходилось
скрывать свое крещение, но тем не менее число христиан в Киеве росло,
особенно после победы над Хазарией.
Разумеется, христианами становились не инертные, а пассионарные киевляне,
потому они охотно пополняли войско Святослава, вплоть до того, что в нем
открыто служили обедни православные священники. Князя это не особенно
волновало, потому что византийские греки пока еще были его друзьями.
Жертвой греко-русского союза должна была стать ослабевшая Болгария, бывшая
в течение 300 лет соперницей Византии.
60. РАССТАНОВКА СИЛ
Высказывалось мнение, что Святославу было бы выгодно принять ислам, чтобы
держать прикаспийские области. Вряд ли это верно. Опираться можно только на
сильного союзника, а в 60-х годах Х в. багдадский халиф утерял все позиции
внутри своей страны вследствие отпадения провинций и роста шиитских
движений, черпавших силы в областном сепаратизме Ирана, Африки и даже самой
Аравии, захваченной карматами. Надежных друзей нельзя было обрести на
Востоке. Не было их и на Западе. Венгры потерпели сокрушительное поражение
от немцев при Лехе в 955 г. Болгария после смерти царя Симеона ослабела,
так как ее грызла неистребимая антисистема богумильства. Дружба с немецким
королем и германским императором Оттоном не сулила никаких благ, что
наглядно показал пример западных славян, а Швецию потрясало кровавое
обращение в католичество, чему шведы сопротивлялись как могли.
Но и героическая Русь, окруженная во всех сторон врагами, очень нуждалась в
надежном союзнике. Ведь победа над рахдонитами не была окончательной,
далась благодаря удачному стечению обстоятельств и показывала не силу Земли
Русской, а мужество и талант носителей русского оружия. У иудеев-рахдонитов
оставались шансы на реванш. В Киеве не могли не знать об этом. Поскольку
русам не на что было покупать друзей, им оставалось искать таких, которые
были бы искренни и заинтересованы во взаимности. Поэтому княгиня Ольга
отправляла русских витязей к грекам. И там они, сражаясь рука об руку,
вернули Византии Крит, чем положили конец арабо-берберскому пиратству на
Эгейском море. Союз был выгоден самим русам.
В 60-х годах Х в. самой сильной державой была Византия. Население ее
состояло из 20-24 млн. храбрых жителей, организованных на основе
многовековой традиции и управляемых из одного центра - Константинопольского
синклита. Однако обилие врагов лишало Византию возможности взять
инициативу: все время надо было обороняться или возвращать утраты. На
востоке Византия вернула Малую Азию, Северную Месопотамию, Сирию, Крит и
Кипр, на севере отразила натиск болгар; на западе, утратив Сицилию,
удержала Южную Италию, где столкнулась с германским императором Оттоном I,
притязания которого не имели успеха. Понятно, что в столь напряженной
ситуации для активной политики в Причерноморье сил не хватало. Тут все
решала не армия, а дипломатия и отчасти этнический контакт.
Херсонес был город богатый и вольнолюбивый. Жители его по прибытии
печенегов в западноевропейскую степь наладили с ними добрые отношения. Они
давали печенегам пурпур, деликатесы, редкие сукна, перец, шкуры барсов и
другие предметы роскоши, а печенеги оказывали херсонитам разные услуги,
вполне окупавшие расходы на подарки: "Когда император ромеев находится в
союзе с печенегами, то ни россы, ни турки (венгры. -Л. Г.) не могут идти
войной на Ромейскую державу, не могут также требовать за сохранение мира
больших и чрезмерных денег... опасаясь, что если они (греки. - Л.Г.) пойдут
