божеством. Не этот ли культ мы находим у тибетцев и монголов до принятия
ими буддизма? Дальше. Земля-производительница, terra Mater, оплодотворенная
водой, занимает важное место и в ритуалах и в учении [є106].
Но не только культовые детали и не столько они определяют близость учений
митраизма и бона. Восточный митраизм, сохранивший архаичные черты, не
сделался, подобно западному, религией победы или военного успеха, а остался
учением борьбы за правду и верность. Он не превратился в "Непобедимое
солнце", а сохранил свою космическую природу, где солнце было только "глаз
Митры", а сам он - божество-жрец Белый свет. Врагом восточного Митры, как и
бонского Белого света, были ложь, обман и предательство, причем под
последним понималось злоупотребление доверием [є107]. Именно эта
догматическая и одновременно психологическая черта роднит митраизм с
религией бон и ответвлениями бона у древних монголов.
И наконец, последний вопрос: почему митраизм так не ладил с буддизмом, хотя
довольно спокойно позволил поглотить себя христианству и исламу? Общее в
буддизме и боне (митраизме) - указание верующим делать добрые дела и
стремиться к самоусовершенствованию, но понимание добра и цели, ради
которой следует совершенствоваться, диаметрально противоположны. Буддисты
считают добром либо "неделание", либо пропаганду своего учения, которое в
конечном счете ведет к тому же "неделанию" ради полного исчезновения из
жизни. Митраисты, наоборот, предписывают борьбу за правду и справедливость,
т.е. военные подвиги, а во время войны отшельники рассматриваются как
дезертиры. С точки зрения буддиста, мир - обитель мучений, из которой надо
бежать; прекращение процесса восстановления жизни, т.е. безбрачие, -
обязательное условие спасения. В митраизме Митра - "хозяин обширных полей",
которым он дает плодородие. Он дает прирост поголовью стад; он дает также
тем, кто честен, здоровье, изобилие и богатство. Он тот, кто раздает не
только материальные, но и духовные блага [є108].
Короче говоря, митраизм - жизнеутверждающая система. Но если так, то
проповедь борьбы с жизнью, утверждение, что прекрасный мир, окружающий нас,
- майя (иллюзия), что полное безделие - самое подходящее занятие для
талантливого человека и что лучшее средство для торжества добра - это
непротивление злу, - все это представлялось митраистам-бонцам чудовищной
ложью, а с ложью надо было бороться. Так предписывал их закон. Вот почему
буддизм встретил такое яростное сопротивление в Тибете и Монголии, а
победил он, да и то не полностью, только тогда, когда внутренние войны
унесли в бездну самую деятельную часть народности, а у оставшихся уже не
было ни сил, ни желания противостоять новому учению, которое сулило мир и
призывало выйти из этого жестокого мира страданий. Тогда в Азии и
восторжествовала "Желтая вера".
БОН
В настоящее время бон исповедуется в Сиккиме, отчасти в бутане, в
юго-западных провинциях Китая - Сычуани и Юннани, южнокитайскими
народностями мяо, поло, лису и другими, а также в Западном Тибете.
Материалы по бонской религии весьма скудны. Это записки моравского
миссионера Франке [є109] и дипломатического агента Белла [є110] и, наконец,
подлинная бонская рукопись, доставленная Сарат Чандра Дасом и частично
переведенная на немецкий язык Лауфером [є111]. Наиболее полные современные
исследования по бону содержатся в работах Гофмана [є112] и Стейна [є113].
Сведения, которые даются по бону в европейских работах, противоречивы и
туманны. Что же касается описания бона в тибетских источниках, составленных
буддистами, то тут приходится считаться с возможностью заведомой
фальсификации фактов.
Божество, почитаемое бонцами, носит название Кунту За-нпо (кун ту бзанг
по), буквально "Всеблагой". Но так как ничто не может, по мнению бонцев,
появиться на свет без отца и матери, то рядом с этим божеством существует
богиня, выступающая то как нежная "Великая мать милосердия и любви", то как
гневная "Славная царица трех миров", управляющая всем миром, включая Китай,
Тибет, Шаншун и Ли (Хотан) [є114]. Эта богиня почитается даже больше, чем
ее муж, так как ее сила связана с землей, вследствие чего она в Западном
Тибете называется Земля-мать [є115].
Согласно бонской космологии, мир устроен из трех сфер: небесная область
богов - белого цвета, земная область людей - красного цвета и нижний мир
водяных духов - синего цвета. Мистическое мировое дерево прорастает все три
вселенные и является путем, по которому миры сносятся между собой. По одной
из бонских версий, в мире, в котором не было ни формы, ни реальности,
появился чудесный человек между бытием и небытием, который стал называться
"Сотворенный, владыка сущего". В мире тогда не было времен года, сами собой
росли леса, но не было животных. Затем возникли свет белый и свет черный,
после чего появляется черный человек, олицетворение зла, создатель раздоров
и войн. Но появляется также и белый человек, окруженный светом, которого
называют "Тот, кто любит все сущее". Он дает тепло солнцу, приказывает
звездам, дает законы и т.п. [є116].
Тибетцы знают много сортов демонов, весьма разнящихся между собой. Это лха,
небожители, добрые духи белого цвета, большей частью мужчины. Они
животворны, хотя бог войны Далха (Дграл-ха) яростен и силен, как величайший
бес. Мелкие духи этого сорта используются как защитники ламаизма. Землю
населяет злые духи цан (бцан), мужчины красного цвета. Обычно это мстящий
дух жреца, недовольного своей смертью. Обитают они преимущественно в
окрестностях храмов. Главные враги людей - демоны дуд (бдуд, мара), в
большинстве мужчины черного цвета и очень злобные. Самые злые из них - де
(дре) или лхаде (лха 'дре), мужчины и женщины. Прочие духи значительно
уступают по силе и размаху вышеописанным. Перечисляются бесы звезд - дон
(гдон), пестрые, причиняющие болезни; демоны-людоеды - синпо (срин по) и
многие другие.
Аналогичная система демонологии, хотя и не столь развитая, отмечена по всей
Северной Евразии. Это роднит между собой мировоззрение азиатских
кочевников, несмотря на то, что они исповедуют разные религии: ведь демоны
не являются объектом поклонения, от них нужно только защищаться. Поскольку
это обстоятельство не учитывалось многими этнографами, ставившими знак
равенства между верованием и религией, то молчаливо бытовала концепция,
согласно которой бон - это тибетская разновидность шаманизма. Тут опять
произошло смешение двух понятий: шаманизм - практика экстаза с
натурфилософской основой, а бон - религия. Оба эти понятия несоизмеримы.
ВЕРА, НО НЕ РЕЛИГИЯ
Кроме вышеизложенных верований, которые мы смело можем считать религиозными
представлениями, в сознании монгола XIII в. гнездилось много других, не
имеющих прямой связи с догматикой и традицией. К числу их относятся вера в
колдовство, гадание и приметы.
Часто эти явления помещают в область религии, но я оснований к тому не
вижу. Религия ставит своей целью общение с богом и объяснение отношений
человека к богу. Колдовство, т.е. магия, основано на принципах: 1) в мире
все взаимосвязано и 2) сходное порождает сходное [є117]. Наличие бога для
колдуна не обязательно, так же как и духовных сил.
Равным образом, когда человек гадает, безразлично, употребляет ли он для
этого баранью лопатку, бобы или карты, он не призывает никакой
сверхъестественной силы.
Приметы же - самый яркий пример того, что не всякое убеждение связано с
религией. Всем известна дурная примета: прикурить третьему от спички - к
смерти или большой беде. Она годилась во время англо-бурской войны, когда
бурские снайперы безошибочно били по огоньку спички, если он задерживался
хоть на мгновение. Но эта примета весьма распространена во всей Европе,
хотя и никак не увязывается с мировоззрением как материалистическим, так и
христианским. Но ведь и языческим это верование не назовешь. Тут нет ни
поэтического мифа, ни фантастической демонологии, ни проникновенного, хотя
и неправильного, осмысления сил космоса и хаоса. Здесь просто дурно понятая
закономерность на принципе post hoc, ergo propter hoc [*128], которую с
любой точки зрения надо назвать суеверием. А суеверие характерно для всех
эпох.
У монголов под страхом смерти запрещалось летом купаться или мыть одежду.
Веселовский пытался это антигигиеническое законодательство истолковать как
проявление шаманистского почитания воды [є118] (?!). Но мне думается, что
тут мы имеем дело с приметой. Рашид ад-дин объясняет это запрещение тем.
что купанье, по монгольским верованиям, вызывает грозу [є119]. Гроза в
степи - большое несчастье, так как молния поражает вертикально стоящие
предметы, т.е. людей и скот. Два-три совпадения могли создать примету,
которая потом бытовала долго и упорно. Но к религии это запрещение прямого
отношения иметь не могло.
То же самое можно сказать о "культе порога". Первыми путешественниками в
Монголию отмечалось, что прикосновение к порогу ханской юрты каралось
смертью. Поэтому предполагалось, что монголы чтили "духа порога" и
расценивали прикосновение к порогу как святотатство. Однако, мне кажется,
дело обстояло не совсем так. Спутник Рубрука. монах, задел порог юрты
Мункэ-хана и был немедленно арестован и препровожден к верховному судье. Но
на следствии выяснилось, что монах представления не имел об этом обычае, и
был отпущен на волю с запрещением лишь входить к хану [є120]. Если бы тут
шел вопрос о святотатстве, то незнание не спасло бы монаха. Скорее всего мы
имеем дело не с культом, а с приметой, согласно которой прикосновение к
порогу приносит несчастье хозяину дома. Поэтому встать на чужой порог -
значит желать беды хозяину, задеть его - значит оказать ему невнимание, а
по отношению к хану невнимание - оскорбление величества. Так как монах,
задев порог, просто показал свою неосведомленность в чужих обычаях, то ему
и не полагалось наказания. Смешивать же приметы с культом никогда не
следует.
НЕ ШАМАНИЗМ!
Я полагаю, что Н.Веселовский сделал грубую ошибку, считая описанные им
верования проявлением шаманизма, якобы государственной религией монголов
[є121].
Наш разум весьма склонен впадать в одну логическую ошибку: принимать слова
за термины. Так, под понятие шаманизма мы подводим большое количество
верований, весьма разнящихся между собою. Поэтому, прежде чем говорить о
шаманизме, мы должны уточнить это понятие. Шаман - это человек, избранный
духом, но не мировым духом, а личным, женским, духом в мужья и по этой
причине пользующийся его покровительством [є122]. Благодаря покровительству
духа шаман может и гадать, и лечить, т.е. отгонять других духов, и
провожать дух умершего до места успокоения. Наличие таких шаманов у
монголов в поздние времена не вызывает сомнений, но облик Кокочу Теб-Тенгри
совсем не таков. Теб-Тенгри не колдует, он вещает волю неба.
Что общего между этим священнослужителем и беснующимся медиумом на
спиритическом сеансе (чем по сути дела и является камлание), кроме
наименования, нами же произвольно данного? Вместе с тем в "Сокровенном
сказании" есть описание и подлинного шаманского действа: это излечение
Угедея путем выкупа его жизни жизнью родственника [є123]. Но оказывается,
что для лечения были вызваны китайские, т.е. кара-киданьские, шаманы.
Наличие шаманизма констатируют также Плано Карпини и Рубрук, но они
называют шамана - кам. Слово это алтайско-тюркское, а на Алтае шаманизм в
XIII в. уже был сильно развит, уживаясь там с несторианством. Например,
Рашид ад-дин говорит, что некогда найманский хан якобы имел такую власть
над джиннами, что отдаивал их молоко и приготовлял из него кумыс. Но в
отношении собственно монголов мы принуждены отказаться от традиционной
точки зрения и согласиться с Мункэ-ханом, который сказал Рубруку, что через
прорицателей (а не колдунов. - Л.Г.) монголы узнают волю Единого Бога.
Но если так, то напрашивается мысль, что шаманизм в узком и прямом смысле
слова развивался как идеологическая система в непосредственной близости от
