Даже женщины - ханши - чувствуют, согласно "Тайной истории", отвращение к
личности героя повествования. Пленная Есугань, став ханшей, ищет предлог
уступить свое место и подсовывает мужу свою сестру, а эта последняя,
волей-неволей мирясь со своим высоким положением, продолжает тосковать о
своем женихе, нищем изгнаннике (П155, 156), которого Чингис, опознав,
казнит без всякого повода или обвинения.
Все это могло быть в действительности, но интересно, что автор старательно
собрал и записал сплетни ханской ставки, тогда как более важные события им
опущены.
В отношении военных действий Тэмуджин. по "Тайной истории", не проявляет
талантов. Контрнабег на меркитов дело рук Джамухи и Ванхана (П113), битва
при Далан-балчжутах была проиграна, битва при Койтене получила
благоприятный оборот лишь вследствие распада античингисовской конфедерации;
разгром кераитов осуществил Чаурхан: диспозицию разгрома найманов составил
Додай-черби (193), а провели ее Джэбэ, Хубилай, Джельмэ и Субэтэй.
Становится совершенно непонятно, как такой человек, бездарный, злой,
мстительный, трусливый, мог основать из ничего мировую империю. Но
рассмотрим его вторую ипостась.
Прежде всего автор - патриот, и успехи монгольского оружия всегда ему
импонируют. Травля меркитов, поголовное истребление татар, обращение в
рабство кераитов и найманов он рассматривает как подвиги, и тут Чингисхан
получает все то почтение, в котором было отказано Тэмуджину. После битвы
при Койтене Чингис выступает с наилучшей стороны: благодарный к Джельмэ и
Сорган-Шире, рассудительный по отношению к Джэбэ. Законодательные его
мероприятия состоят главным образом из благодеяний и наград офицерскому
составу армии. Чингисхан внимательно прислушивается к увещеваниям своих
генералов и сообразует решения с их мнением (П260). Однако нетрудно
заметить, что симпатии автора принадлежат скорее благодетельствуемым
офицерам, чем их благодетелю. При описании армии автор впадает в
патетический, даже экзальтированный тон (П195).
Воззрения автора на Чингисхана, героя и вождя, вполне выражены словами:
"Итак, он поставил нойонами-тысячниками людей, которые вместе с ним
трудились и вместе созидали государство" (П224). Автор тщательно отмечает,
за какие подвиги даются те или иные милости, причем он не ленится повторить
описание заслуги. В патетическом описании монгольской армии, вложенном в
уста Джамухи, на первом месте поставлены "четыре пса": Джэбэ с Хубилаем да
Джельмэ с Субэтэем; на втором - ударные полки Уруд и Манхуд, а хан и его
братья - на третьем, причем автор находит слова похвалы для всех, кроме
Тэмуджина, о котором сказано лишь, что на нем хороший панцирь.
Любимый герой автора - Субэтэй-баатур. В уста Чингисхана вложен целый
панегирик Субэтэю: "Если бы к небу поднялись бежавшие меркитские княжичи],
то разве ты, Субэтэй, не настиг бы их, обернувшись соколом, летя как на
крыльях. Если б они, обернувшись тарбаганами, даже и в землю зарылись
когтями своими, разве ты, Субэтэй, не поймаешь их, обернувшись пешнею,
ударяя и нащупывая. Если б они в море уплыли, обернувшись рыбами, разве ты,
Субэтэй, не изловишь их, обернувшись неводом и ловя их" (П199). Другие
нойоны тоже упоминаются автором, но в не столь восторженном тоне и в общих
перечислениях награжденных, тогда как Субэтэй упомянут еще как победитель
русских (П277). Вообще к боевым офицерам автор явно неравнодушен, и даже в
числе четырех преступлений Угедея поставлено тайное убийство Дохояху,
простого офицера (чербия), но "который всегда шел впереди всех перед очами
своего государя" (281).
Итак, можно констатировать, что автор приемлет хана постольку, поскольку
его приемлет армия, но это еще не все.
Автор подчеркивает верность "природному государю" как положительное
качество, безотносительно вреду или пользе, которую оно приносит делу хана.
Чингис казнит нукеров Джамухи, предавших своего князя, и Кокочу, конюшего
Сангума, бросившего своего господина в пустыне, и, наоборот, награждает Ная
и Хаадах-баатура за верность его врагам, но их "природным государям". Тут
по существу проповедь солдатской верности знамени и вождю, возведенная в
религиозно-этический принцип, так как учитывается только преданность в бою,
а отнюдь не в мирное время. Идеология автора дает ретроспективное искажение
описываемых событий. Но нам пока важно установить, что положительная
трактовка Чингисхана связана, в глазах автора, с последовательным служением
собственному войску, а отрицательная - с его личными качествами.
Эта трактовка события в смысле достоверности сомнительна. Надо полагать,
что дело обстояло не совсем так, как рисует нам автор "Тайной истории", тем
более что он сам дважды проговаривается.
В первый раз, когда Сорган-Шира и его семья спасают Тэмуджина от
тайджиутов, они подчиняются только обаянию его личности, и второй раз
Боорчу бросает отцовское хозяйство и идет за незнакомым ему человеком по
той же причине.
Автор написал эти этюды, желая восхвалить Боорчу и Сорган-Ширу, но тем
самым он, незаметно для себя, бросил тень на свою концепцию, создание
которой я отношу за счет уже неоднократно отмеченной тенденциозности
"Тайной истории".
Для полноты картины следует рассмотреть характеристики врагов Чингисхана:
Ванхана и Джамухи, его детей: Джучи, Чагатая и Угедея и фактического
преемника его власти, полномочного министра Елюй Чуцая. Нас ждут не меньшие
сюрпризы.
С Ванханом дело обстоит просто. Автор его явно недолюбливает, но,
по-видимому, тут примешивается личная заинтересованность. Когда Ванхан
разбил меркитов, то "из этой добычи он не дал Чингисхану ничего" (157).
Очевидно, сам автор рассчитывал на долю меркитской добычи и обижен, что ему
ничего не досталось. Чтобы очернить злосчастного кераитского царька, автор
собрал сплетни, в которых обычно не бывает недостатка, и повторил их
дважды: в особом абзаце (152) и в послании Чингиса к вождям враждебной
коалиции (177). Однако если собрать все упоминания о Ванхане, то он
представляется старичком, вялым, недалеким и добродушным. Собольей шубы
оказалось достаточно, чтобы купить его благосклонность и рассчитаться за
нее, предприняв нелегкий поход для освобождения Бортэ. На резкие упреки
Джамухи в опоздании он отвечает в примирительном тоне. Так же спокойно
относится он к выбору Тэмуджина ханом, радуясь за симпатичного человека. На
происки Джамухи он возражал разумно и спокойно, но склонность к
компромиссам заставила его поддаться влиянию окружения и вызвала его
гибель.
В общем, даже по мнению автора, он заслуживает не порицания, а сожаления.
Но на самом деле Ванхан был убийцей своих дядей, тираном и предателем.
Можно ли верить источнику?
Личность Джамухи - наибольшая загадка источника. Впервые он появляется,
когда нужно освободить Бортэ из меркитской неволи, но мы знаем, что дружба
Тэмуджина и Джамухи началась значительно раньше (П116). Джамуха с
готовностью откликается на просьбу о помощи. Автор с воодушевлением рисует
нам образ рыцаря, верного в дружбе, умного, так как в его речи содержится
вся диспозиция похода, от составления которой отказался Ванхан,
воинственного и опытного. Описание вооружения Джамухи чрезвычайно подробно.
Благородство отмечено специально: опоздавшему к месту встречи Ванхану
Джамуха гордо заявляет: "И в бурю на свидание, и в дождь на собрание
приходить без опоздания!" Разве отличается чем от клятвы монгольское "да"
(П108)?
Успех похода, согласно "Тайной истории", был определен точным исполнением
диспозиции Джамухи, что повторено автором ниже, в благодарственном слове
Тэмуджина (П113).
Ссора Джамухи и Тэмуджина - вопрос, до сих пор детально не разобранный.
Исследователи вопроса придавали решающее значение загадке, которую Джамуха
задал Тэмуджину о выборе места для кочевья, и в этом они шли по пути, на
который их подтолкнул автор "Тайной истории". Несомненно, что в загадке
содержались элементы политических программ, так же как и в реплике Бортэ,
но не в том виде, как это на самом деле произошло, а в ретроспективном
взгляде из 1240 г. на 1182 г. Почему-то никем не замечено, что участники
событий, Джамуха и Тэмуджин, давали совершенно иные объяснения. Джамуха
называет виновниками разрыва определенных людей - монгольских вельмож
Алтана и Хучара (П127) и повторяет эту версию перед гибелью, утверждая, что
"подстрекнули нас противники, науськали двоедушные, и мы навсегда
разошлись" (П201). Тэмуджин же считает, что виновник ссоры сам Джамуха,
возненавидевший его из зависти (П179). Итак, мы видим, что автор "Тайной
истории" опять проговорился, но все же таланта его хватало на то, чтобы
внушить читателю версию, выгодную для его политической тенденции, смысл
которой заключается в прославлении Джамухи, так как он "мыслью стремился
дальше анды" (П201). Это утверждение необходимо автору. Для чего - мы
увидим в дальнейшем.
Образ Джамухи строится автором на обратном принципе, нежели образ
Тэмуджина, причем литературный параллелизм выдержан необычайно четко.
Все, что касается личности Джамухи, автором расценивается необычайно
высоко, причем это мнение автор вкладывает в уста Тэмуджина как основание
для прощения Джамухи. Но о политической программе Джамухи автор говорит
весьма глухо, намеками и полунамеками. Он безапелляционно заявляет, что
"Джамуха разграбил его же возводивший в ханы народ" (П144), забывая, что
даже после этого большая часть монголов шла за Джамухой, а не за Чингисом.
Очевидно, автор пытается дискредитировать мероприятия Джамухи, которые как
будто были вполне понятны, так как организованная конфедерация распадалась
и воины дезертировали. Интриги, проводимые Джамухой в кераитской ставке,
автор осуждает, но устами кераитских Ванхана и Гурин-баатура, т.е. врагов.
Очевидно, что в 1240 г. Джамуха продолжал оставаться фигурой одиозной для
некоторых кругов монгольской правящей верхушки, и поэтому автор сугубо
осторожен; он не хочет слишком чернить Джамуху, но боится его обелить.
Отношение автора к сыновьям Чингисхана скептическое, чтобы не сказать
больше. Джучи он не любит и охотно передает сплетню о его незаконном
происхождении. В Чагатае он отмечает только свирепость, а вялый и безликий
Угедей изображен пьяницей, бабником и жадюгой, огораживающим свои охотничьи
угодья, дабы звери на убежали в уделы его братьев. Но Угедей и в
действительности был личностью слабой, а все дела при нем вершил Елюй
Чуцай. Что же автор пишет про Елюя Чуцая? Ни одного слова! Это так же
странно, как если бы историк Людовика XIII забыл упомянуть Ришелье.
ПРАВО НА НЕДОВЕРИЕ
Итак, мы видим, что наш анализ открыл ряд загадок источника. существования
которых мы вначале не замечали. Ключ к раскрытию их один и тот же:
политическая тенденциозность автора. Отсюда становятся понятны и
хронологичные пропуски, и оговорки, и двойственное отношение к великим
теням, и повышенный интерес к внутренней истории сравнительно с внешней.
Непонятно только, с кем же боролся, с кем полемизировал автор, настроенный
патриотически и монархически?
Но тогда наш основной и наиболее полный источник - не героический эпос
[є27], так как это поэма без героя, не исторический трактат [є28], так как
он лишен хронологической последовательности, и не "изборник" [є29], потому
что принцип отбора фактов антидидактичен. Очевидно, перед нами политический
памфлет XIII в.
Цель сочинения состояла в том, чтобы представить перед читателями в 1240 г.
монгольскую историю с определенной точки зрения и привить им определенную
политическую концепцию. Поэтому название "Тайная история" надо признать
более удачным, так как такова же Historia arcana Прокопия Кесарийского
[*115]. Название же "Сокровенное сказание" имеет несколько иной смысловой
оттенок, фольклорный, с чем я не согласен.
Для того чтобы разобраться в направленности "Тайной истории", необходимо
исследовать эпоху ее создания, т.е. 1240 г., и расстановку политических
группировок, к одной из которых примыкал автор "Юань-час биши". Что же
