гувернантка. Он вскочил на кухню и стал трястись от нетерпения над головой
повара, который, торопясь, пролил кофе и расплескал молоко. Пока Давенант
добывал эту пищу для фей, Кишлот принес сахар, печенье, салфетки и,
удостоившись от Урании Тальберг приказания подать стакан холодной воды,
явился с ним из-за стойки гордо и строго, дунув на стакан неизвестно зачем и
каждому движению придав характер события. Все это очень забавляло девушек,
вызывая свет смеха в их лицах и терзая гувернантку, стремившуюся поскорее
оставить "вертеп".
Давенант вбежал, таща поднос с кофе и молоком. Заботливо расставил он
чашки, опасаясь задеть необыкновенные существа, около которых метался так
близко. Он отошел к буфету и стал жадно смотреть.
- Рой, - неосторожно сказала Элли сестре, подмигивая в сторону Галерана,
сидевшего неподалеку от девушек, - вот там один из отравившихся пищей дома
сего.
- Отравился и умер, и похоронили его, - громко подхватил засмеявшийся
Галеран.
- Ах! - вздрогнула гувернантка.
- Элли! - зашипела Роэна.
Девочка, услышав голос осмеянного незнакомца, увела голову в плечи, глаза
ее стали круглы и неподвижны. Вцепившись руками в чашку, чтобы не завизжать
от хохота, она стиснула колени, скрючив пальцы ног, и, вспотев, пересилила
себя.
- Уф-ф! Уф-ф! - едва слышно отдышалась Элли сквозь зубы.
Урания побледнела.
- Довольно! - заявила она, дрожа от негодования. - Какой стыд!
- Извините, - гордо обратилась Роэна к Галерану. - Моя сестра очень
несдержанна.
- Эх ты! - горестно прошептала Элли.
- Я рад видеть детей Футроза, - добродушно ответил Галеран. - Я страшно
рад, что вам весело. Мне самому стало весело.
- Как, вы нас знаете?! - вскричала Элли.
- Да, я знаю, кто вы. Мое имя вам ничего не скажет: Орт Галеран.
Он встал, поклонясь так непринужденно, хотя сдержанно, что даже чопорная
Урания вынуждена была ответить на его приветствие движением головы. Девушки
сидели молча. Элли ущипнула себя за руку, а Роэна заинтересованно взглянула
на человека, чье простое обращение подчеркнуло, а затем обратило в шутку
неловкость девочки.
Давенант с завистью слушал внезапный разговор, печально думая, что он
никогда не смог бы подражать Галерану. Каково было его изумление, смятение и
восторг, когда Галеран, видя, что посетительницы собираются уходить,
обратился к девушкам так неожиданно, что Урания онемела.
- Подарите немного внимания этому молодому человеку, который стоит там, у
вазы с яблоками. Его зовут Тиррей Давенант. Он очень способный, хороший
мальчик, сирота, сын адвоката. Ваш отец имеет большие связи. Лишь
поверхностное усилие с его стороны могло бы дать Давенанту занятие, более
отвечающее его качествам, чем работа в кафе.
- Что вы сказали? - крикнул Давенант. - Разве я вас просил?
Кишлот испуганно замахал руками, морщась и качая головой, даже указал
пальцем на лоб.
Но было уже поздно. Давенант попал в свет общего внимания, и Элли,
страшно довольная скандализованностью гувернантки, смело улыбнулась
мальчику, тотчас шепнув сестре:
- Будем, как Аль-Рашид. Почему бы не так?
- Тиррей прав, - согласился, нимало не смущаясь, Галеран, - он меня ни о
чем не просил. Эта мысль пришла мне в голову самостоятельно. Я думаю, что
после такого моего выступления ваши впечатления приобретут цельность. В
самом деле: странное кафе, странные посетители, - странность на странность
дает иногда нечто естественное. А что может быть естественнее случайности? И
я подумал: дурного ничего нет в моих словах, случай же налицо. Всегда
приятно сделать что-нибудь хорошее, не так ли? Вот и все. Возьмите на себя
роль случая. Право, это неплохо...
- Однако... - нашла наконец силу и дыхание заговорить гувернантка, - я
неприятно удивлена. О боже! Какой ужасный день. Роэна! Элли! Нам совершенно
пора идти.
Бессвязно проклокотав шепотом о неприличии сидеть долее за ужасным столом
хотя бы еще одну ужасную минуту ужасного дня, Урания Тальберг, встав, строго
посмотрела на бессознательно подошедшего Давенанта. Она вновь уселась, найдя
совершенно некстати, что этот диковатый юноша с длинными руками довольно
мил. Откровенное лицо Давенанта предстало нервной даме во всей беззащитности
охвативших его надежд. Искренние серые глаза при полудетской линии рта и
правильных чертах были его заступниками. В его привлекательности
отсутствовала примитивность подростка: сложный характер и сильные чувства
подмечались наблюдательным взглядом, но девушки видели, не разбираясь во
всем этом, просто понравившегося им мальчика с встревоженным лицом и
красивыми глазами, темноволосого и печального.
- Чего же вы хотите? - сказала Урания Галерану. - Я, право, не знаю...
Это так неожиданно. Роэна! Элли!
Сконфуженный Давенант с тяжелым сердцем ожидал разрешения сцены,
возникшей по мысли Галерана, которого он теперь проклинал. Всех выручил
природный такт Элли, решившей, что шутливый тон будет уместнее всякой
торжественности.
- Обожаю неожиданности! - сказала она. - Рой тоже любит неожиданности.
Ведь правда, дорогая сестрица? Итак, мы решили в сердце своем: мы -
"случайности". А вы - вы почему молчите? Ведь все это о вас!
Давенант, запинаясь, сказал:
- Заговорил не я. Сказал Галеран, чего я ему никогда не прощу.
- Но он угадал? - осведомилась Роэна тоном взрослой дамы.
Давенант ответил не сразу. Он сильно покраснел, выразив беглым движением
лица нестерпимое желание удачи.
- Да. Если бы...
То была вырвавшаяся просьба о судьбе и пощаде. Волнение помешало ему
сказать еще что-нибудь. Однако сочувственное любопытство девушек уже было на
его стороне. Перемигнувшись, они подошли к Давенанту, говоря одна за другой:
- Вы, конечно, понимаете...
- Что ваш друг...
- Что в кафе "Отвращение"...
- С кушаньем "Неожиданность"...
- Произошло движение сердца...
- Мы клянемся вашей галереей: зимним летом и осенней весной...
- Постой, Рой!
- Не перебивай, Элли!
- Я не перебиваю. Мы сегодня делаем, что хотим. Тампико сделает все.
- Сделает все, что мы пожелаем! - воскликнула Элли, сердито смотря на
Уранию, стоявшую уже у двери и саркастически поджавшую губы. - Придите
завтра к нам. Хорошо? А мы сами скажем отцу. Вы уж с ним самим и поговорите.
Якорная улица, дом 9 - это наш дом. Не раньше одиннадцати. Прощайте! - Элли
неожиданно подбежала к Галерану, покраснела, но решилась и закончила: -
Какой вы чудесный человек! Вы сказали просто, так просто... И так всегда
надо говорить. Впрочем, я вам напишу, сейчас я думаю много и бестолково.
Куда писать? Сюда? В "Отвращение"? Кому? Неожиданности?
- Элли! - воззвала Урания со стоном и хрипом.
Девочка кивнула ей. Стихнув, она присоединилась к сестре.
Кишлот тяжко вздохнул, почесывая бровь. Галеран загадочно улыбался.
Давенант двинулся к двери, затем оглянулся на хозяина и попятился.
Стало тихо в кафе. Живые голоса смолкли. Выбежав на блеск улицы, девушки
раскрыли зонтики и, безмерно гордые своим приключением, уселись на сиденье
коляски.
Вожжи поднялись, натянулись, и пунцовые цветы с белыми листьями умчались
в ливень света, среди серых грив и беглых лучей. Еще раз в стекле двери
блеснул красный оттенок, а затем по пустой улице проехал в обратную сторону
огромный фургон, нагруженный ящиками, из которых торчала солома.
Глава II
Урбан Футроз так любил своих дочерей, что не отказывал им ни в чем: в
награду за это ему никогда не приходилось раскаиваться в безмерной
уступчивости любым просьбам избалованных девушек. Футроз родился
бездельником, хотя его состояние, ум и связи легко могли дать этому
здоровому, далеко не вялому человеку положение выдающееся. Однако Футроз не
имел естественной склонности ни к какой профессии, и всякая деятельность, от
науки до фабрикации мыла, равно представлялась ему не стоящей внимания в
сравнении с тем, единственно важным, что - странно сказать - было для него
призванием: Футроз безумно любил чтение. Книга заменяла ему друзей,
путешествие, работу, спорт, флирт и азарт. Иногда он посещал клуб или
юбилейные обеды своих сверстников, выдвинувшихся на каком-либо поприще, но,
затворясь в библиотеке, с книгой на коленях, сигарами и вином на столике у
покойного кресла, Футроз жил так, как единственно мог и хотел жить: в
судьбах, очерченных мыслями и пером авторов.
Его жена, Флавия Футроз, бывшая резкой противоположностью созерцательного
супруга, после многолетних попыток вызвать в Футрозе брожение самолюбия,
треск тщеславия или хотя бы стыд нормального мужчины, добровольно
остающегося ничтожеством, развелась с ним на четвертом году после рождения
второй дочери, став женой военного инженера Галля. Она иногда переписывалась
с Футрозом и дочерьми, сумев придать новым отношениям приличный тон, но не
удержав сердца детей. Девочки еще больше полюбили отца, а когда ему удалось
вполне понятно для юных голов доказать им неизбежность такой развязки, не
осуждая жену, даже оправдывая ее, - всех трех соединил знак равенства.
Девочки открыли, что отец чем-то похож на них, и приютили его в сердце
своем. Там занял он уютное, вечное место - наполовину сверстник, наполовину
отец.
К такому-то человеку, представляя его сделанным из железа и золота,
должен был явиться Тиррей Давенант. Когда девушки уезжали, он еще некоторое
время смотрел на дверь даже после того, как стало пусто на мостовой, и
опомнился лишь, когда увидел фургон с ящиками.
Вздохнув, Кишлот скептически поджал нижнюю губу, занявшись уборкой
посуды, которую Давенант охотно оставил бы немытой, чтобы красовалась она в
хрустальном ящике во веки веков.
- Однако вы смелый оригинал, - сказал Кишлот Галерану. - Репутация моего
кафе укрепится теперь в светских кругах. Не так, так этак. Не тартинки с
гвоздями, так рекомендательная контора.
- Вы не правы именно потому, что правы буквально, - возразил Галеран,
набивая трубку. - Но вы не поймете меня.
- Что говорить: я, разумеется, бестолков, - отозвался Кишлот, - а вы
человек ученый. Действительно вы знаете их отца?
- Да. Прежний садовник Футроза был мой приятель. Тиррей, не рассердился
ли ты?
- Вначале я рассердился, - ответил Давенант, вспыхнув. - Я испугался.
- Чего?
- Не знаю.
- Хорошо. А затем?
- Рад был, конечно, что там говорить! - крикнул Кишлот. - Прожить жизнь
слугой тоже несладко, это уж так. Ветрогонки-то забудут сказать отцу.
- Скорей я не был рад, - пояснил Давенант, обращаясь к Галерану. - Но
вдруг стало приятно дышать. И больно. Они не ветрогонки, - задумчиво
продолжал он, бессознательно удерживая блюдечко Элли, которое Кишлот так же
машинально тянул у него из рук. - О! Я очень хотел бы всего такого! -
вскричал Давенант. Отдав блюдечко, он встрепенулся и смахнул крошки. - Как
вы думаете, что теперь может быть?
- Об этом рано говорить, - сказал Галеран. - Завтра увидимся, ты мне
расскажешь, как ты ходил туда и что там произошло. Я должен идти.
- Почему вы так добры ко мне?
- На такие вопросы я не отвечаю. Сам не могу устроить твою судьбу, а
случай был соблазнителен.
Галеран ушел, и Давенант вскоре после того опять начал обслуживать
посетителей или отваживать любопытных, заходящих подпустить колкость, чтобы
затем выйти, пожимая плечами. Когда Кишлот запер кафе, было уже девять часов
вечера. Подметая залу, мальчик увидел забытую Галераном книгу и взял ее к
себе, в свою каморку за кухней. Ввиду важности ожидающего Давенанта события
- идти завтра к Урбану Футрозу - Кишлот разрешил юноше отсутствовать три
