-- Надо лезть! -- напористо сказал Сабир. -- Ведь если они
ее пробили, а не пошли дальше по коридору, значит, имели
основание, йесхатак!
Да, он, конечно, прав. Я укрепил фонарик на груди, чтобы обе
руки оставались свободными, и полез в темный пролом. И очутился в
новом коридоре. Он был горизонтальным, несколько шире и наряднее,
чем первый, стенки его покрывали плитки голубых изразцов, не
потускневших от времени.
Как грабители догадались, что именно эта толстая гранитная
плита скрывает ход в потайной коридор и где следует пробивать
отверстие? Неужели им подсказал дорогу опять кто-то из
строителей, как и в той пирамиде, что открыл Красовский? Или
просто им хватало собственного воровского опыта, чтобы
преодолевать все ухищрения и ловушки?
Ладно, пойдем по их следам. Я опустил лампу немного пониже,
чтобы свет ее падал как раз под ноги, шагнул вперед...
И в тот же миг провалился куда-то вниз, тяжело упал на кучу
песка! Фонарик разбился, я увяз в песке, а кругом была полная,
абсолютная, дикая тьма.
Вверху показался свет, и тревожный голос Сабира спросил:
-- Вы живы, йа устаз?
-- Жив, ничего страшного, -- пробурчал я, пытаясь подняться.
Обрадованный геолог, конечно, поспешил прежде всего
восславить аллаха:
-- Эль-хамду-лиллах!
-- Лучше поскорее бросьте веревку и спустите мне фонарь, мой
разбился! -- крикнул я довольно сердито, потому что был зол на
себя: как глупо угодил в такую элементарную ловушку, а еще
штудировал Красовского, выписывал его рассуждения об уловках
древних строителей!
-- Квойс, квойс, йа устаз [-- Хорошо, хорошо, профессор!
(арабск.).].
Пока они поднимали меня, я рассмотрел как следует этот
каменный колодец. Он был узкий, метров десяти глубиной. Если бы
не песок на дне, пожалуй, не собрать бы костей... Но зачем тут
насыпан песок? Чтобы грабителям помягче было падать? Странно...
Я схватился руками за край колодца и осторожно протиснулся
между ним и плитой-ловушкой. Как только Павлик отпустил ее, она с
тихим шорохом встала на свое место, готовая подкараулить
очередную жертву. При виде этого Сабир страшно округлил глаза,
смешно зацокал и замотал головой:
-- Ах, нассаб! Ва салаам! [-- Ах, мошенники! Вот здорово!
(арабск.).]
-- Вам это в новинку? -- засмеялся я. -- Насколько я знаю
Хирена, он нам наверняка еще приготовил и более хитрые сюрпризы.
Так что не будем терять времени, пойдем дальше.
Устроив нечто вроде мостика из досок, мы перебрались через
предательскую плиту. Теперь я стал осторожнее, даже для страховки
обвязался вокруг пояса веревкой, конец которой крепко держал
шедший сзади геолог.
Но, к моему удивлению, никаких ловушек больше не попадалось,
так что я даже засомневался: а вдруг эту гробницу строил вовсе не
Хирен?
Три небольшие ступеньки в конце коридора -- и мы перед
дверью погребальной камеры. На двери имя Хирена, обведенное
картушем, и это меня успокаивает.
Но гробница ограблена, теперь никаких сомнений: в дверях
открытой раной тоже зияет грубый пролом.
Я заглянул в него -- и окаменел.
Посреди погребальной камеры стоял точно такой же саркофаг,
как и в пирамиде. И крышка его тоже валялась на полу, но на сей
раз она была явно сброшена, один из углов ее был отбит.
В изголовье саркофага на высоких постаментах свирепо
нахохлились два каменных коршуна. А в дальнем углу...
В дальнем углу, направив туда луч фонарика, я увидел фараона
Хирена!
Его каменное изваяние -- хранилище священного Ка, было
вьполнено с поразительной экспрессией и реализмом. Удлиненное
лицо, высокий, крутой лоб, тяжелый подбородок и эти чуть
припухшие "негритянские" губы, застывшие в грустной усмешке.
Какое странное сочетание мечтательности и сильной воли!..
Один за другим мы протиснулись сквозь пролом, осветили
фонарями всю камеру -- и перед нами предстала картина страшного,
опустошительного разгрома!
Все вещи были разбросаны в полном беспорядке. Из
перевернутого изящного сундучка торчал рваный кусок какой-то
пестрой ткани. В углу грудой громоздились какие-то колесницы --
золото с них ободрано, спицы поломаны. Ложа, кресла, скамеечки
для ног, циновки, корзины, всякие безделушки, щиты, луки -- все
смешалось как попало в одной куче.
-- Смотрите, -- прошептал рядом со мной Али Сабир.
Я глянул в ту сторону, куда он показывал, и увидел на белой
крышке одного из сундуков грязный отпечаток человеческой ноги.
Это был, несомненно, след вора, побывавшего здесь тысячи лет
назад.
Да, нас давным-давно опередили. Гробница опустошена, из нее
украдены все ценные вещи. Можно было отчетливо представить, как
метались по комнате грабители, как в. спешке хватали вещи,
рассматривали их при тревожном свете коптящих факелов, сдирали
золото, выламывали драгоценные камни и швыряли обломки куда
попало...
Мы стояли у разграбленного саркофага посреди раскиданных в
беспорядке вещей, поломанной мебели, осколков алебастра и
обескураженно озирались вокруг. И вдруг услышали печальный
протяжный звук, похожий не то на стон, не то на жалобный всхлип.
Мы переглянулись.
-- Аллах! Аллах! -- словно заклинание, пробормотал Сабир.
Снова раздался тот же унылый и полный невыразимой боли стон.
Сабир попятился к двери. Но, глянув на нас, остановился и
смущенно начал приглаживать свои усики.
-- Что это может быть, Алексей Николаевич? -- спросил Павлик.
Похоже, ему тоже стало немножко не по себе. Да и не
удивительно: трудно не поддаться хоть на миг страху, услышав
такие загробные завывания где-то в недрах горы, возле пустой
гробницы.
-- Конечно, не тоскующая душа Хирена, -- сказал я. --
Вероятно, какой-нибудь любопытный звуковой эффект. Может быть,
природный, а возможно, придуман специально для устрашения. Потом
разберемся, а пока, наверное, надо отсюда уходить и запечатать
камеру. Она, похоже, прямо вырублена в том же радиоактивном
граните, что и в пирамиде, и зря торчать здесь не стоит. Как вы
думаете, Сабир?
Упоминание о радиоактивности, как я и надеялся, сразу
вернуло геолога из призрачного мира суеверных страхов к деловой,
хотя, пожалуй, и более опасной, действительности. Он подошел к
стене, похлопал по ней ладонью и сказал:
-- Да, порода та же, но на всякий случай сделаем анализ.
"Разве не забавно и не парадоксально? -- подумалось мне. --
Радиоактивности, которая меня, признаться, немножко тревожит,
Сабир вовсе не опасается, а вот мистической "мести" давным-давно
погибшего фараона боится! И ведь где-то в глубине души всерьез
верит, будто покойник может бродить по этим мрачным подземным
коридорам и завывать, отпугивая врагов".
Мы заложили камнями пролом в дверях, замазали его гипсом.
Сабир, напустив на себя весьма торжественный вид, опечатал двери,
поставив оттиск медной печатки со своим именем и изображением
государственного герба.
Больше в этот день мы ничего осматривать не стали. После
ужина я сел и при свете фонаря, вокруг которого тучей вились
ночные бабочки и мошки, написал короткий отчет о первом осмотре
гробницы, чтобы утром отправить его с нарочным в ближайшее
почтовое отделение, а оттуда -- в Каир, в Службу древностей.
Потом лег спать и, пожалуй, только теперь по-настоящему
почувствовал грустное разочарование оттого, что заветная
гробница, которую мы так долго искали, оказалась так жестоко
разграблена.
Но что делать: не я первый из египтологов испытываю подобное
разочарование. Счастливчиков, которым повезло больше, можно,
пожалуй, пересчитать по пальцам. Горьковатое утешение, но ничего
не попишешь...
Наутро Сабир снова отправился в погребальную камеру со
своими приборами, а мы с Павликом решили разведать до конца
нижний коридор. Геолог робко намекнул, что было бы лучше, если бы
мы сопровождали его, но я твердо решил предоставить ему самому
избавляться от суеверных страхов перед завывающей "душой фараона"
и посоветовал:
-- А вы прихватите своего помощника. Что-то он мало вам
помогает, больше крутится возле повара...
До пролома в потолке коридора мы дошли вместе. Потом мрачный
Сабир со своим молчаливым помощником, навьюченным приборами,
полез выше, в погребальную камеру, а мы пошли дальше по коридору,
уводившему нас все глубже вниз, словно в самое сердце горы.
-- Откуда-то тянет свежим воздухом, вы чувствуете, Алексей
Николаевич? -- сказал за моей спиной Павлик.
Молодец! Все замечает. Из него получится, кажется, хороший
археолог.
-- Верно, -- откликнулся я. -- Видно, тут есть какие-то
сквозные переходы. Все разведаем...
Однако дальше нам пройти не пришлось. Дорогу преграждал
песчаный завал. Придется его разгребать.
Мы вернулись в лагерь, но Сабир уже опередил нас. Он даже,
видно, успел принять душ, волосы у него блестели, сидел в палатке
и что-то сосредоточенно писал.
-- Ну, как результаты? -- спросил я. -- Есть радиоактивность?
Геолог молча кивнул, не прекращая работы.
-- Большая?
Сабир посмотрел на меня далеким, отсутствующим взглядом,
поморгал, коротко ответил:
-- Да, -- и сунул мне, чтобы не докучал, какой-то листочек,
опять склоняясь над столом.
Он писал по-английски. Это была, видимо, страничка из
отчета, который он готовил для отправки в Каир:
"Предполагается, что все эти урановые рудопроявления были
первоначально образованы гидротермальными растворами, связанными
с третичной вулканической деятельностью в данном районе.
Подымающиеся кислые вулканические растворы могли выщелачивать и
захватывать с собой первичный уран..."
Ни слова о фараоне Хирене и о его таинственной гробнице. И
правильно: геолога Сабира интересует совсем иное, чем меня.
Сейчас он больше занят будущим своей страны, чем ее древним и
славным прошлым.
-- А как там, в камере, завывает? -- спросил Павлик.
-- Что? -- не понял Сабир.
-- Я говорю: воющие звуки по-прежнему раздаются?
-- Воет, воет, -- буркнул Сабир, продолжая торопливо писать.
Теперь ему не до мистических духов, -- и это тоже неплохо.
Пока не пришло официальное разрешение из Каира, мы не хотели
заниматься детальным осмотром погребальной камеры и разборкой
уцелевших в ней после грабежа вещей. Но чтобы зря не терять
времени, рабочие начали разгребать песчаный завал.
Один за другим выходили они из недр горы, неся на плечах
плоские корзины с песком, и размеренно пели в такт своим шагам.
Те же корзины, такие же коротенькие рабочие фартуки, не
стесняющие движений, как и у древних строителей, -- казалось,
перед нами вдруг ожил резной барельеф тысячелетней давности!
И песня, несомненно, восходила еще к тем незапамятным
временам, когда в храмах звучали гимны солнечному богу Атону:
Сколько ночей,
Сколько дней...
Ты, солнце, даруешь
Нам сияние дня!..
Песка оказалось много. Рабочие выносили корзину за корзиной,
а он все сыпался и сыпался откуда-то...
Откуда? Мы с ребятами все время размышляли об этом.
-- А не связан ли в этом месте коридор с тем колодцем, куда
вы провалились? -- высказал Павлик догадку. -- Там на дне песок.
-- Ну и что же?
-- А то, что незачем было просто так сыпать песок на дно
колодца, верно? Видимо, колодец сквозной, ведет из верхнего
коридора к нижнему, отсюда и тяга воздуха, которую вы заметили,
-- подхватил Женя Лавровский.
-- Возможно. Значит, он как бы двойной ловушкой служил: на
