в одном месте капсулу радиометра к потолку коридора -- и прибор
тревожно защелкал. Передвинул ее немного дальше -- радиометр
замолчал и вновь подал голос, лишь когда мы вошли в камеру.
Здесь неожиданно вдруг повел себя магнитометр, как, впрочем,
и рассказывал вчера Сабир. Стоило только поднести прибор к
потолку, как стрелка на шкале начинала тревожно метаться.
-- Там железо! -- сказал Сабир, грозя пальцем потолку
гробницы.
Тогда взялся за исследования я. Долго выстукивал молоточком
потолок, прислушиваясь, какой получается звук. Нет, не похоже,
чтобы там были пустоты.
Стали стучать в коридоре, в том месте, где тревожно щелкал
радиометр. И здесь, судя по признакам, сплошная монолитная глыба
скалы.
Но загадку надо было как-то разрешить. И я дал распоряжение
пробить в этом месте облицовку потолка. Ничего особенно
страшного, потом заделаем снова.
Мы стояли и молча наблюдали, как двое рабочих кирками
разбивают древнюю облицовку. Работать под потолком им было
неудобно.
Они подбадривали себя монотонными криками:
-- Йалла! Йалла! ["Пошла! Пошла!" (арабск.).]
Во все стороны разлетались острые осколки. Вот кончилась
облицовка, за ней показалась коренная гранитная порода, из таких
сложены все эти горы. Значит, мы ошиблись, и зря затеяли все это.
Я уже хотел сказать рабочим, чтобы они кончали свою бессмысленную
разрушительную работу, как вдруг Сабир опередил меня резким
возгласом:
-- Стоп! Это ведь та же порода, какая использована для
облицовки камеры!
-- Ну и что? -- не понял я.
-- Как что? Это явно плита, плита из радиоактивного гранита.
Она обтесана человеческими руками и закрывает какой-то вход!
Я стащил перепуганного рабочего с лесенки, сам вскарабкался
на его место и заглянул в пролом. Да, гранитная глыба,
прятавшаяся под облицовкой, несомненно, хранила следы обработки.
Мы напали на какой-то потайной ход, оставшийся неизвестным
грабителям!
Нам удалось расширить отверстие в облицовке так, что стали
видны края плиты. Она была наглухо пригнана к окружающим скалам
и, видимо, представляла собой монолитную тяжелую глыбу; именно
поэтому и не удалось угадать, по стуку, что за нею скрыт проход.
Не оставалось ничего иного, как пробивать насквозь эту
забронированную радиоактивным гранитом потайную дверь. Так мы и
сделали.
Ах, какой тяжелой оказалась эта работа! Мы долбили гранит в
очередь с рабочими, сменяя друг друга. И только теперь, пожалуй,
поняли, каким адским был труд древних строителей и рабов,
добывавших эти несокрушимые глыбы в каменоломнях. Плита оказалась
толщиной в три метра!
Но вот последний удар.
Кирка пробила сквозное отверстие и застряла в нем. Мы
вытащили ее, и я, подсвечивая фонариком, заглянул в отверстие.
-- Ну что? -- нетерпеливо спросил стоявший внизу Сабир.
-- Вы были правы. Это коридор.
-- Отлично! Давайте ломать дальше.
Мне и самому нестерпимо хотелось поскорее узнать, что же
скрывается за этой глыбой. Но именно теперь-то и следовало быть
вдвойне осторожней и спокойней. Я объяснил геологу, что нам
придется заделать пробитое отверстие, запечатать потайной вход и
ждать возвращения доктора Шакура. Без разрешения Службы
древностей мы не имели права вести дальнейших работ.
В тот же вечер я отправил подробную радиограмму в Каир и
стал ждать.
А чтобы ожидание не стало затяжным кошмаром и постоянным
искушением, я прибегнул к старому испытанному средству -- работе.
С утра отправился в погребальную камеру, чтобы продолжать
срисовывать надписи и снимать эстампажи фресок.
Вот тут-то и подстерегал меня совершенно невероятный сюрприз!
Сняв эстампаж очередной фрески, я стал рассматривать
надпись, помещавшуюся чуть повыше ее. Она обведена картушем --
значит, это какое-то царское имя. Продолговатый прямоугольник с
прорезью внизу, потом деревце, а этот значок -- условное
изображение престола.
Какое странное имя, ничего не понимаю!..
В этом углу было темновато. Я подставил лесенку и взобрался
на нее, чтобы разобрать загадочную надпись получше. В защитном
костюме это было страшно неудобно.
Прямоугольник означает обычно дом. С деревом -- все ясно.
Значок "сидение" может означать "место" или "престол", но также
простое сочетание двух согласных --"ст".
Все вроде понятно, а получается какая-то абракадабра. Никто
не слышал о фараоне с таким нелепым именем!
"Ладно, срисую и разберусь на досуге", -- подумал я, перевел
взгляд на соседнюю надпись -- и едва не свалился с лесенки...
Маленький кружок с точкой в середине -- "свет". Потом две
шагающие ноги, как их изображают обычно дети, -- это значит
"идти, двигаться".
А дальше длинный ряд условных значков, которыми древние
египтяне обозначали цифры: дважды повторяется "палец", восемь раз
подряд -- "лист лотоса", потом пять свитков "веревки"...
Что же это получается? Двадцать восемь тысяч пятьсот
семьдесят одна целая и три седьмых "речной меры"... Какое
громоздкое число!
Я начал машинально переводить его в привычные километры.
"Речная мера" была самой крупной у египтян для определения
расстояний. Она равнялась двадцати тысячам "локтей" -- это
примерно десять с половиной километров. Значит, в переводе на
километры получается триста тысяч... Да, совершенно точно --
триста тысяч километров. Что?!
Только теперь до меня дошел смысл надписи: "Свет...
движется... триста тысяч километров..."
Мне показалось, что я схожу с ума. Ведь это означает, будто
за много веков до нас Хирен уже знал один из величайших законов
природы, на основе которого Эйнштейн построил всю теорию
относительности: скорость света равна тремстам тысячам километров
в секунду!
Невероятно? Но ведь я вижу эту надпись на стене гробницы
своими собственными глазами.
"Вот если бы я стал доказывать, будто Хирен за тридцать
веков до Эйнштейна вывел формулу E=mc^2 -- вот тогда вы могли бы
отправить меня в сумасшедший дом..." -- вспомнились мне шутливые
слова Моргалова.
Больше я не мог работать и поспешно ушел из гробницы, решив
пока никому не говорить про эту немыслимую надпись.
Весь остаток дня, уединившись в своей палатке, я ломал над
нею голову. Но она была проста до глупости: всего два иероглифа,
не допускающие иных толкований, и цифры -- главное, совершенно
точные, неумолимые цифры -- триста тысяч...
Чувствуя, что голова опять начинает кругом идти, я взялся за
надпись в картуше. Вот она-то, наоборот, выглядела совершенно
темной и запутанной.
-- Дом... дерево... престол, -- бормотал я. -- Или может:
"пр" и "ст", но что это означает? И при чем тут тогда дерево?..
Утром я собирался пораньше отправиться в гробницу, чтобы все
проверить на свежую голову. Но не успели мы позавтракать, как в
лагерь буйной толпой ворвались репортеры и засыпали меня градом
вопросов:
-- Куда ведет открытый вами потайной ход?
-- Почему вы не допускаете в него прессу?
-- Вечно у русских какие-то секреты!
Откуда они пронюхали о нем? Мы с Сабиром договорились
держать наше открытие в тайне. Содержания радиограммы никто не
знал, кроме нашего радиста, а в нем я совершенно уверен.
Вероятно, проболтался кто-то из рабочих.
Мне не оставалось ничего другого, как только сказать, что
действительно вчера был обнаружен неизвестный ранее ход, но
поскольку он еще не исследован и доступ в него закрыт до
возвращения доктора Шакура, я не считаю возможным устраивать
никаких скороспелых пресс-конференций.
-- А меня вы тоже отказываетесь пропустить в гробницу, чтобы
ознакомиться с потайной дверью? -- вдруг услышал я голос Вудстока
и быстро отыскал его взглядом в толпе журналистов.
Вопрос был столь наглым, что я растерянно пробормотал:
-- А вас-то по какому, собственно, праву?
-- Ну, хотя бы по праву первооткрывателя этой гробницы, --
спокойно ответил Вудсток, пробираясь сквозь толпу ко мне.
Кругом поднялся страшный шум.
Вудсток поднял руку, требуя внимания. Со всех сторон к нему,
словно змеи, потянулись микрофоны.
-- Мне, видно, придется сделать важное сообщение, господа --
раскланиваясь, продолжал Вудсток. -- По некоторым соображениям
ума мы не спешили с ним, но теперь, кажется, время пришло. Но
сначала позвольте задать несколько вопросов начальнику русской
экспедиции.
Он повернулся ко мне и спросил:
-- Скажите, а вчера... Вчера вы больше ничего любопытного не
открыли в гробнице?
Я вовсе не собирался отвечать на его нахальные вопросы и
вообще вступать с ним в какие бы то ни было пререкания. Но этот
вопрос был таким неожиданным, что я невольно проговорил:
-- Не понимаю...
-- Ну, скажем, изучая фрески в погребальной камере, вы
ничего любопытного не заметили?
Откуда же он мог узнать?!
-- Почему вы молчите? -- крикнул кто-то из репортеров.
-- Отвечайте!
-- Вас смущает мой вопрос? -- наседал Вудсток, умело
подлаживаясь под настроение этой толпы, жаждущей сенсаций или, на
худой конец, хоть маленького скандала. И он умело управлял ею
своими вкрадчивыми, ложно-значительными вопросами, словно умелый
дирижер -- послушным оркестром.
Я чувствовал, что меня втягивают в какую-то провокацию.
Молчать было нельзя, и я ответил:
-- Да, вчера на стене погребальной камеры я действительно
обнаружил надпись, но она пока не поддается расшифровке.
-- Может быть, вы познакомите с ней нас? -- наседал Вудсток
под одобрительные возгласы корреспондентов.
-- Не считаю это возможным до конца расшифровки...
-- Тогда я сам это сделаю за вас. Вы нашли надпись, которая
гласит: "Скорость света в пустоте составляет триста тысяч
километров в секунду..." И поверили, будто ее оставил Хирен?
-- Так это ваши... -- Я прямо задохнулся от негодования, а
кругом гремел хохот.
Как же я не заметил, что надпись свежая! Хотя там было
темно, и она вырублена не на штукатурке, а прямо на гранитной
скале. Это нередко вводит в заблуждение и при хорошем освещении.
Вудсток шутовски поклонился мне и насмешливо сказал:
-- К сожалению, я не смог подобрать подходящего иероглифа
для пустоты. Древним египтянам было неведомо такое отвлеченное
понятие...
Но я уже не слушал его, потому что теперь мне вдруг стала
ясна и вторая странная надпись -- то нелепое сочетание иероглифов
в картуше. Это вовсе не имя неведомого фараона, а просто
глупейшая примитивная запись фамилии этого авантюриста
египетскими иероглифами!
"Wood" -- лес, и надпись можно понимать так: "Этот дом --
место (или престол) Вудстока". Вторая половина его фамилии
"Stock" -- опора, может означать еще и "акционерный капитал" на
жаргоне бизнесменов. Тоже вполне в его духе!
Но зачем он все это сделал? Почему скрывал до сих пор, что
обнаружил гробницу раньше нас? Почему не растрезвонил об этом на
весь мир? И для чего затеял теперь эту глупейшую и наглую комедию?
И тут меня словно осенило: да они попросту не имели
разрешения на раскопки! Видимо, Вудстоку уже давно не доверяют в
Египте. Вместо славы их ожидали допросы, возможно, арест и даже
высылка из страны. Они проникли в разграбленную гробницу всего за
день-два до нашего появления. Мы их вспугнули, и тогда Вудсток
придумал этот ловкий ход с надписью. Поставив как бы заявочный
столб, он в любой момент мог поднять шум и втянуть нас в
какую-нибудь провокацию.
Кажется, этот момент наступил. Положение создалось сложное,
а я не был дипломатом и не знал, как из него выпутаться.
