есть -- амулет, несколько бредовых фраз на грязном клочке бумаги.
Я хотел тут же порвать его, но потом решил сохранить для
домашнего музея. И только тут вдруг до меня дошло, что весь вечер
старик называл меня не "йа хавага", как прежде, а "йа эфенди"!..
Наутро, часам к десяти, весь песок выгребли, и мы могли
двинуться дальше по загадочному коридору.
Он привел нас к заштукатуренной двери. На ней виднелись
знаки царского погребения -- шакал с девятью пленниками и личная
печать фараона. Никаких следов повреждений -- значит грабители
так и не сумели сюда добраться!
Я вопрошающе посмотрел на доктора Шакура. Он также молча
кивнул. И я начал осторожно сбивать ломиком штукатурку.
Постепенно обнажились обе створки двери, задвижка. Я потянул
за нее.
И дверь медленно, с тихим скрипом раскрылась...
Перед нами была продолговатая комната, у дальней стены ее
стоял саркофаг из золотистого алебастра. Свет наших фонарей
словно проникал сквозь его стенки и заставлял их светиться
изнутри мягким, трепетным, сиянием.
А вокруг саркофага вазы, сундучки, кресла и парадные ложа,
как и в нижней фальшивой камере, -- но на этот раз, кажется, в
полной целости и сохранности!
-- Эль-хамду-лил-лах! -- прошептал за моей спиной доктор
Шакур и вдруг громко начал читать нараспев одну за другой суры
корана.
Рабочие подхватили высокими голосами.
Мы решили пока не входить в погребальную камеру, прервать
работу и все приготовить для фотографирования и зарисовок. Снова
закрыли дверь, тщательно опечатали ее. Вход в гробницу закрыли
железной решеткой, и возле нее на страже встали два солдата из
пограничной охраны.
И все-таки я с большой неохотой покидал гробницу: словно
где-то в глубине души опасался, как бы она не исчезла, точно
чудесный мираж, как бы не улетучилась таинственным образом.
Когда мы подходили к лагерю, вдруг взревели моторы самолета,
второй день тихо дремавшего под жгучим солнцем. Издали я увидел
идущих к нему людей.
Впереди, заложив за спину руки, на которых сверкали
кандальные браслеты, понуро шагал Афанасопуло. За ним шел Вудсток.
Заключали шествие двое в серых плащах и серых шляпах,
одинаково чуть сдвинутых набок.
Наскоро закусив и сделав все необходимые приготовления, мы,
несмотря на полуденный зной, поспешили обратно в гробницу.
Я уже сделал шаг через порог -- и вовремя отдернул ногу.
Прямо на полу возле самой двери лежал маленький глиняный
кирпичик, на нем -- такой же крошечный, словно игрушечный, факел
и несколько черных крупинок горелого древесного угля. Едва не
раздавил их своей ножищей!
Присев на корточки, я осторожно взял странный кирпичик в
руки и с трудом разобрал надпись, едва проступавшую сквозь пыль
веков:
"Я удерживаю песок, чтобы он не засыпал тайный покой.
Того, кто захочет меня обойти, я остановлю
пламенем пустыни.
Я предал пески огню.
Я заставил свернуть на неверную дорогу.
Я здесь для защиты Озириса..."
Несомненно, это было магическое заклинание, а под именем
бога Озириса имелся в виду сам Хирен.
Осмотр и фотографирование погребальной камеры велись в том
же порядке и строгой последовательности, как и раньше, так что
нет смысла все пересказывать.
Не буду я подробно перечислять и все наши находки, иначе
книга превратилась бы в объемистый каталог. Их полный список
насчитывает свыше восьмисот названий.
Вокруг саркофага были аккуратно разложены самые различные
предметы, какие только могли понадобиться покойному фараону в
загробных странствиях. Тут были две боевые колесницы, украшенные
золотом и слоновой костью, оружие и посуда, тугие луки,
драгоценности, золотые кубки, весла из черного дерева и модель
ладьи. Одних статуэток-ушебти оказалось больше сотни!
В изголовье саркофага стояла лампа из белого камня. Она
выглядела очень простой и строгой: никаких рисунков, почти нет
резьбы. Но когда мы опустили в нее фонарик, лампа вдруг засияла
радостным и мягким светом, а на стене ее выступило изображение
фараона Хирена, каким-то непонятным образом скрытое умелым
мастером внутри камня.
Я открыл один из сундучков -- и обмер: папирусы! И на одном
из них что-то похожее на чертеж! Надо поскорее закрыть их и
вынести отсюда, как бы они не рассыпались вдруг в труху.
Некоторые находки вызывали улыбку, другие -- озадачивали. Мы
нашли, например, любопытную игральную доску на изящной подставке
из черного дерева. Она предназначалась для какой-то игры,
отдаленно напоминавшей ваши шахматы. Видимо, Хирен увлекался ею
при жизни.
Попался нам небольшой сундучок, выкрашенный в белый цвет.
Осторожно приподняли его выпуклую резную крышку, но не нашли
ничего интересного, кроме пары кожаных сандалий, похожих га
домашние шлепанцы, к тому же изрядно стопанных. Странный и
непонятный сувенир... А может быть, это какая-то семейная
реликвия?
Не хранил ли Хирен эти старенькие сандалии в память об
Эхнатоне?
Такие мысли возникли у меня в связи с другой находкой --
пожалуй, одной из самых интересных. Это было позолоченное кресло
-- вероятно, тронное. Резной барельеф на его красиво изогнутой
спинке изображал Эхнатона, что-то раздававшего склонившимся перед
ним приближенным, -- среди них можно было узнать и молодого
Хирена. Над головой фараона-еретика сверкал золотой солнечный
диск с распростертыми во все стороны лучами-руками.
Местами резьба была повреждена каким-то острым орудием.
Какие драмы разыгрывались вокруг этого трона? Возможно, враги
Эхнатона пытались его уничтожить, а Хирен сохранил как дорогую
горной страны, я уже не знал, где нахожусь. Тогда я пал ниц перед
благословенным полям Иалу...
Рядом с погребальной камерой оказалась вторая, довольно
большая комната -- настоящая сокровищница, полная всяких
драгоценных вещей.
Любопытно, что мы нашли тут наполовину опустошенный ящик с
известью у самых дверей и возле него простой закопченный
светильник. Их здесь, видно, забыли в спешке строители,
заделывавшие потайной ход и уходившие последними. Необычайное
впечатление производили эти обыкновенные, совсем непарадные
предметы. Казалось, их оставили здесь лишь вчера, а светильник
погасили совсем перед нашим приходом, -- словно и не минуло с той
поры тридцати с лишним веков...
Каждая находка заставляла задуматься, вызывала множество
мыслей и догадок. Но, конечно, больше всего нас в то время, пока
мы их разбирали, интересовало главное: есть ли в саркофаге мумия
Хирена или опять он подсунул нам ложное погребение?
С трепетом мы поднимали тяжелую крышку саркофага. Под ней
оказался гроб, на крышке его лежало несколько простых полевых
цветов. Они засохли, но, казалось, были сорваны только вчера,
нежная яркость их лепестков совсем не потускнела за века.
Я внимательно рассмотрел гроб -- и невольно вскрикнул от
удивления. Так вот что уловили чуткие приборы Сабира сквозь толщу
каменных сводов!
Гроб был железный, кованый, украшенный богатой чеканкой.
Поразительное открытие! Ведь до сих пор считалось, будто в
те времена египтяне еще почти не знали железа, овладев пока лишь
искусством плавить и обрабатывать более податливую бронзу.
Железные предметы привозили из стран Малой Азии, они были большой
редкостью и ценились тогда дороже золота. Хирен и в этом показал
себя гениальным мастером и строителем, далеко опередившим свое
время. Он прозорливо разглядел уже тогда, какие возможности
таятся в этом новом металле.
Среди богатейших коллекций древнеегипетских древностей,
хранящихся во всех музеях мира, -- а лишь в одном Каирском
собрано около пятидесяти тысяч редких находок, -- так вот во всех
мировых коллекциях насчитывается всего-навсего тринадцать мелких
предметов, сделанных из железа. А тут целый кованый гроб!
Представляете нашу радость?!
Мы начали осторожно поднимать с помощью блоков крышку гроба.
Она подавалась медленно, словно нехотя...
Но вот она повисла в воздухе -- и мы увидели лежащую в гробу
мумию. Голову ее закрывала прекрасная золотая маска, с
поразительной точностью -- еще выразительнее, чем в камне, --
запечатлевшая черты давно умершего загадочного человека,
доставившего нам так много хлопот и волнений.
На сей раз мы не были обмануты. Перед нами, несомненно,
лежал фараон Хирен!
ЭПИЛОГ
Так счастливо закончились наши долгие поиски. Хотя для
нас-то самих они далеки от завершения. Предстоит еще длительная и
кропотливая работа по лабораторному исследованию всех находок. До
ее окончания рано подводить итоги.
Но кое-что весьма важное и интересное уже стало ясным
сейчас. Прежде всего, конечно, прояснилась, выступила из тьмы
времен и стала гораздо отчетливее фигура самого Хирена. Уже нет
никаких сомнений, что он действительно пытался продолжать реформы
Эхнатона и даже сделать их более демократичными, желая привлечь
на свою сторону весь народ: это доказывало "Горестное речение",
принадлежность которого Хирену удалось установить с помощью
анализа текстов на электронно-вычислительной машине.
А теперь мы получили и новые доказательства этого. В
надписях на фресках, покрывавших стены погребальной камеры,
упоминались имена приближенных фараона Хирена. Как подметил наш
дотошный лингвист Женя Лавровский, многие из них были явно
простонародными, а в одной надписи даже упоминался некий Ирамун
-- "бывший каменщик, удостоенный великих милостей".
Не было среди изображений на фресках и никаких богов, кроме
солнечного диска -- Атона, и это подтверждало, что именно к
Хирену, как я и предполагал, относилась лаконичная запись в одном
из уцелевших документов того времени: "Он хотел превратить богов
в людей..."
Более полное представление о его деятельности мы,
несомненно, получим, когда будут изучены найденные в гробнице
папирусы. Среди них оказался, как я уже упоминал, один чертеж и
еще какая-то математическая рукопись. Их придется разбирать с
помощью специалистов -- инженеров и математиков. И тогда
технические таланты Хирена, возможно, предстанут совсем в новом
свете.
А пока мы вновь и вновь восхищаемся секретами его потайной
гробницы, так ловко укрытой в пустынных скалах, и фальшивой
пирамиды, воздвигнутой для отвода жадных глаз грабителей на
берегу Нила.
Анализ железа, из которого выкован уникальный гроб, пока
произвести нельзя, -- слишком велика наведенная в металле
радиоактивность. Мы нашли в гробнице еще несколько железных
вещей, среди них кинжал в золотых ножнах. За тридцать три века на
сверкающем лезвии его не появилось ни единого пятнышка ржавчины,
-- разве это не говорит о высоком мастерстве создавших его под
наблюдением Хирена древних металлургов и оружейников? А
радиоактивная облицовка погребальных камер! Разве не дает она
богатую пищу для размышления и нам, археологам, и физикам, и
медикам, и историкам техники.
Наконец, посмертный подарок родной стране -- открытое таким
необычным путем богатое месторождение урана?
Всех перехитрил Хирен. Но кажется в конце концов все-таки
его самого перехитрили...
Среди новейших методов, которыми пользуются сейчас
археологи, есть так называемый радиоактивационный анализ. Он,
пожалуй, проще, чем его устрашающее название.
Заключается он в том, что предметы подвергают воздействию
гамма-лучей. Тогда специальные приборы помогают установить, из
