- Бир? Вот и фермер тут один так же назвался. Говорит, что его бабка
была Форсайт и что после нее их здесь не осталось. Может, вы заодно
пришлете мне записи семьи Бир, все вместе за семь гиней?
- О, вполне достаточно и шести.
- Нет, пусть будет семь. Моя карточка у вас есть. Камень я видел.
Местность здоровая, отовсюду далеко. - Он выложил на стол семь гиней и
опять уловил радость в глазах священника. - А теперь мне пора домой в
Лондон. До свидания!
- До свидания, мистер Форсайт. Непременно пришлю вам все, что сумею
найти.
Сомс пожал ему руку и вышел - с уверенностью, что корни его будут вы-
корчеваны добросовестно. Как-никак, священник.
- Поезжайте, - сказал он Ригзу. - Успеем сделать больше половины об-
ратного пути.
И, откинувшись на спинку машины, порядком усталый, он дал волю мыс-
лям. "Большой Форсайт!" Что ж, хорошо, что он собрался сюда съездить.
XII
ДОЛГАЯ ДОРОГА
Сомс переночевал в Уинчестере, о котором часто слышал, хотя никогда
там не бывал. Здесь учились Монты, поэтому он не хотел, чтобы сюда отда-
ли Кита. Лучше бы в Молборо, где он сам учился, или в Хэрроу - в одну из
школ, которые участвуют в состязаниях на стадионе Лорда; но только не
Итон, где учился молодой Джолион. А впрочем, не дожить ему до тех вре-
мен, когда Кит будет играть в крикет; так что оно, пожалуй, и безразлич-
но.
"Город старый, - решил он. - К тому же соборы - вещь стоящая". И пос-
ле завтрака он направился к собору, У алтаря было оживление - по-видимо-
му, шла спевка хора. Он вошел, неслышно ступая в башмаках на резиновой
подошве, надетых на случай сырости, и присел на кончик скамьи. Задрав
подбородок, он рассматривал своды и витражи. Темновато здесь, но разук-
рашено богато, как рождественский пудинг. В этих старинных зданиях испы-
тываешь особенное чувство. Вот и в соборе св. Павла всегда так бывает.
Хоть в чем-то нужно найти логичность стремлений. До известного предела:
дальше начинается непонятное. Вот стоит эдакая громада, в своем роде со-
вершенство; а потом землетрясение или налет цеппелинов - и все идет пра-
хом! Как подумаешь - нет постоянства ни в чем, даже в лучших образцах
красоты и человеческого гения. То же и в природе! Цветет земля, как сад,
а глядь - наступает ледниковый период. Логика есть, но каждый раз новая.
Поэтому-то ему и казалось очень мало вероятным, что он будет жить после
смерти. Он где-то читал - только не в" "Таймсе", - что жизнь есть оду-
хотворенная форма и что когда форма нарушена, она уже не одухотворена.
Смерть нарушает форму - на том, очевидно, все и кончается... Одно верно
- не любят люди умирать: всячески стараются обойти смерть, пускаются на
лесть, на уловки. Дурачье! И Сомс опустил подбородок. Впереди, в алтаре,
зажгли свечи, еле заметные при свете дня. Скоро их погасят. Вот и опять
- все и вся рано или поздно погаснет. И нечего пытаться отрицать это. На
днях он читал, и тоже не в "Таймсе", что конец света наступит в 1928 го-
ду, когда земля окажется между луной и солнцем, что якобы это было
предсказано во времена пирамид, - вообще какая-то научная ерунда. А если
и правда - ему не жалко. Особенно удачным это предприятие никогда не бы-
ло, а если одним махом с ним покончить, то ничего и не останется. Смерть
чем плоха? Уходишь, а то, что любил, остается. Да стоит только жизни
прекратиться, как она снова возникнет в каком-нибудь другом образе. По-
тому, наверно, ее и называют "... и жизнь бесконечная. Аминь". А, запе-
ли! Иногда он жалел, что не наделен музыкальным слухом. Но он и так по-
нял, что поют хорошо. Голоса мальчиков! Псалмы, и слова он помнит. За-
бавно! Пятьдесят лет, как он перестал ходить в церковь, а помнит, точно
это вчера было. "Ты послал источники в долины: между горами текут воды".
"Поят всех полевых зверей; дикие ослы утоляют жажду свою". "При них оби-
тают птицы небесные; из среды ветвей издают голос". Певчие бросали друг
другу стих за стихом, точно мяч. Звучит живо, и язык хороший, крепкий.
"Это море великое и пространное, там пресмыкающиеся, которым нет числа,
животные малые с большими". "Там плавают корабли, там этот Левиафан, ко-
торого ты сотворил играть в нем". Левиафан! Помнится, ему нравилось это
слово, "Выходит человек на дело свое и на работу свою до вечера". Да,
выходит, конечно, но занимается ли делом, работой - это в наши дни еще
вопрос. "Буду петь господу во всю жизнь мою, буду петь богу моему доколе
есмь". Так ли? Сомнительно что-то. "Благослови, душа моя, господа!" Пе-
ние смолкло, и Сомс опять поднял подбородок. Он сидел тихо-тихо, не ду-
мая, словно растворившись в сумраке высоких сводов. Он испытывал новое,
отнюдь не тягостное ощущение. Точно сидишь в украшенной драгоценными
камнями, надушенной шкатулке. Пусть мир снаружи гудит, и ревет, и смер-
дит - пошлый, режущий слух, показной и ребячливый, дешевый и гадкий -
сплошной джаз и жаргон - сюда не доходят ни звуки его, ни краски, ни за-
пахи. Эту объемистую шкатулку построили за много веков до того, как на-
чалась индустриализация мира; она ничего общего не имеет с современ-
ностью. Здесь говорят и поют на классическом английском языке; чуть пах-
нет стариной и ладаном; и все вокруг красиво. Он отдыхал, словно обрел
наконец, убежище.
Прошел церковный служитель, с любопытством взглянул на него, точно
поднятый подбородок был ему в диковинку; за спиной у Сомса слабо зазве-
нели его ключи. Сомс чихнул, потянулся за шляпой и встал. Ему совсем не
улыбалось ходить следом за этим человеком и за полкроны осматривать то,
чего он не желал видеть. И с коротким: "Нет, благодарю вас; в другой
раз" - он прошел мимо служителя на улицу.
- Напрасно вы не зашли, - сказал он Ригзу, - тут раньше короновали
английских королей. Теперь в Лондон.
Верх машины был откинут, солнце ярко светило, ехали быстро, и только
на новой дороге, срезавшей путь прямо на Чизик, Сомсу явилась идея, и он
сказал:
- Остановитесь у того дома с тополями, куда вы нас возили на днях.
Еще не настало время завтрака; по всей вероятности, Флер позирует -
так почему не забрать ее прямо к себе на конец недели? Платья у нее в
"Шелтере" есть, Несколько лишних часов проведет на свежем воздухе. Одна-
ко иностранка, которая вышла на звонок, сообщила ему, что леди не приез-
жала позировать ни вчера, ни сегодня.
- О, - сказал Сомс, - это почему?
- Никто не знал, сэр. Она не прислала письмо. Мистер Блэйд очень сер-
дитый.
Сомс пожевал губами.
- Ваша хозяйка дома?
- Да, сэр.
- Так узнайте, пожалуйста, может ли она принять меня. Мистер Сомс
Форсайт.
- Будьте добры в столовой подождать, сэр.
В тесной комнатке Сомс ждал и терзался. Флер сказала, что не может с
ним поехать из-за сеансов; а сама не позировала. Что же она, заболела?
От беспокойного созерцания тополей за окном его оторвали слова:
- А, это вы! Хорошо, что приехали.
Такая сердечная встреча еще усилила его беспокойство, и он сказал,
протягивая руку:
- Здравствуйте, Джун. Я заехал за Флер. Когда она была здесь в пос-
ледний раз?
- Во вторник утром. И еще я видела ее в окно во вторник к вечеру, в
ее машине. - Сомс заметил, что глаза ее - бегают, и знал, что сейчас она
скажет что-нибудь неприятное. Так и случилось. - Она забрала с собой
Джона.
Чувствуя, что у него спирает дыхание. Сомс воскликнул:
- Как! Вашего брата? А он что здесь делал?
- Позировал, разумеется.
- Позировал! Чего ради... - Он сдержался и не сказал: "ему понадоби-
лось позировать! ", а уставился на густо покрасневшую кузину."
- Я ей говорила, чтобы она с ним здесь не встречалась. И Джону гово-
рила.
- Так она и раньше это делала?
- Да, два раза. Она, знаете, так избалована.
- А! - Реальность нависшей опасности обезоружила его. Говорить рез-
кости перед лицом катастрофы казалось излишней роскошью.
- Где она?
- Во вторник утром она сказала, что едет в Доркинг.
- И забрала его? - повторил Сомс.
Джун кивнула.
- Да, после его сеанса. Его портрет готов. Если вы думаете, что я
больше вас хочу, чтобы они...
- Никто в здравом уме не захотел бы, чтобы они... - холодно сказал
Сомс. - Но зачем вы устроили ему сеансы, пока она здесь бывала? Джун
покраснела еще гуще.
- Вы-то не знаете, как трудно приходится настоящим художникам. Я не
могла не заботиться о Харолде. Не залучи я Джона до его отъезда на фер-
му...
- Ферма! - сказал Сомс. - Почем вы знаете, может быть, они... - Но он
опять сдержался. - Я ждал чего-то в этом роде с тех самых пор, как уз-
нал, что он вернулся. Ну, я сейчас поеду в Доркинг. Вам известно, где
его мать?
- В Париже.
А-а, но теперь ему не придется просить эту женщину отдать своего сына
его дочери! Нет, скорее придется просить ее отнять его.
- До свидания, - сказал он.
- Сомс, - заговорила вдруг Джун, - не давайте Флер... это все она...
- Не желаю слышать о ней ничего дурного.
Джун прижала стиснутые ручки к плоской груди.
- Люблю вас за это, - сказала она, - и простите...
- Ничего, ничего, - буркнул Сомс.
- До свидания, - сказала Джун. - Дайте руку!
Сомс протянул руку, она судорожно ее сжала, потом разом выпустила.
- В Доркинг, - сказал он Ригзу, садясь в машину.
Лицо Флер, каким он видел его на балу в Нетлфолде и каким никогда не
видел раньше, неотступно преследовало его, пока он ехал по Хэммерсмитс-
кому мосту. Ох и своевольное создание! Вдруг - вдруг она на все реши-
лась? Вдруг случилось самое страшное? Боже правый! Что же нужно, что же
можно тогда предпринять? Какая расчетливая, цепкая страсть ею владела,
как она скрывала ее ото всех, от него... или пыталась скрыть! Было в
этом что-то страшное и что-то близкое ему, всколыхнувшее память о том,
как сам он преследовал мать этого юноши, - память о страсти, которая не
хотела, не могла отпустить; которая взяла свое и, взяв, потерпела круше-
ние. Он часто думал, что Флер нелогична, что, как все теперешние "ветро-
гонки", она просто мечется без цели и направления. И как насмешку восп-
ринял он теперь открытие, что она, когда знает, чего хочет, способна на
такое же упорство, как он сам и его поколение. Нельзя, видно, судить по
наружности! Под спокойной поверхностью страсти те же, что были, и когда
они просыпаются и душат, та же знойная тишина застывает в пронизанных
ветром пространствах... Ригз свернул на Кингстон! Скоро они проедут Ро-
бинХилл. Как изменились эти края с того дня, когда он привез сюда Босини
выбирать место для постройки! Сорок лет, не больше - но сколько перемен!
Plus ca change, - сказала бы Аннет, - plus c'est la meme chose!" [38]
Любовь и ненависть - они-то не кончаются! Пульс жизни продолжает биться
за шумом автомобильных колес, за музыкой джаз-бандов. Что это, судьба
бьет в барабан или просто бьется человеческое сердце? Бог знает! Бог?
Удобное слово. Что понимают под ним? Он не знает, никогда не узнает. Ут-
ром в соборе ему показалось было... а потом - этот служитель! Вот
мелькнули тополя, и башня с часами, и крыша дома, который он построил и
в котором так и не жил. Знай он заранее, какой поток автомобилей день за
днем будет течь в четверти мили от дома, он не стал бы его строить и,
может быть, не было бы всей этой трагедии. А впрочем - не все ли равно,
что делать? Так или иначе, жизнь возьмет тебя за шиворот и швырнет, куда
ей вздумается. Он нагнулся вперед и тронул шофера за плечо.
- Вы какой дорогой едете?
- Через Ишер, сэр, а потом налево.
- Ну хорошо, - сказал Сомс, - как знаете. Время завтрака прошло, но
он не был голоден. Он не проголодается, пока не узнает худшего. А вот
Ригэ, наверно, другое дело.
- Вы где-нибудь остановитесь, - сказал он, - да перекусите и выкурите
папиросу.
- Хорошо, сэр.
Остановился он скоро. Сомс остался сидеть в машине, лениво разгляды-
