положении дел.
Говоря о ней, он обращался к Анжелике.
- Несмотря на серьезную семейную ссору, согласитесь, что присутствие
при дворе моей жены, Анны де ля Гранж - это счастливый случай. Ибо она
никогда не сомневается, когда речь заходит об интересах Канады, и мешает
интригам, которые затеваются перед королем против меня.
- На этот раз она дала понять, что не может открыть источник зла, но
что все это достаточно серьезно. Мадмуазель де Монпансье, ее закадычная
подруга, и, как вам известно, заядлая интриганка, раскрыла какое-то
злодеяние. Я должен приехать. Отметьте, что я не знаю, не преувеличивают
ли эти дамы моего влияния. Я слишком злоупотреблял семейными связями,
которые объединяли меня с Бурбонами. Мой отец был соратником Его
Величества Людовика Тринадцатого. По привычке я считал короля своим
кузеном, и не особенно пресмыкался перед ним. Но я не могу разочаровывать
графиню, которая считает, что я всегда с наибольшим уважением относился к
ее мнению. Мне нечего терять. В Квебеке дела идут все хуже и хуже.
Он показал письмо епископа, копию которого раздобыл один из его
шпионов, который обрушивался на него и обвинял в том, что форт Катаракун
был основан единственно с целью тайного обогащения путем торговли мехами.
- Даже епископ меня предал, хотя я всегда защищал его перед
иезуитами. Карлон тоже "выстрелил мне в спину"...
- Интендант?! А мы думали, что он впал в немилость.
- Так оно и есть, но он от этого не стал мне меньше мешать. Его цель
- поддержать родственника, который заправляет законами в Монреале, и
которого я хотел арестовать. Он думает, что если повредит мне, то это
послужит ему на пользу. Он обольщается... человек, который должен заменить
его, уже в пути... Но Карлон спокойно ждет его, потому что ему сказали,
что это всего лишь временно, пока он будет во Франции отчитываться по
счетам.
Я, по крайней мере, еду, не передав своих полномочий кому-либо. Мой
секретарь выполнит все текущие дела. Это очень затруднит нового
интенданта. Кажется, ему приказали...
- Кто приказал?
- Вот в этом-то и нужно разобраться. Даже господин де Вандри, который
доставил мне письма от короля с первым же кораблем, не в курсе!.. По
крайней мере он ничего не скрывает.
- Король таким образом не может незамедлительно осуществлять свои
намерения в колониях.
- Значит, его нужно предупредить... И вот почему я еду во Францию. Но
речь идет только о визите к королю.
Он озабоченно вздохнул...
- Еще один удар иезуитов, - проворчал он. - Призыв отца де Мобег,
который славится своей медлительностью, и поддерживает своих грабителей с
Великих Озер, придав им облик церковников, положил конец умеренности.
Чтобы наиболее конфиденциально беседовать, он приблизился к группе,
образованной Жоффреем де Пейраком, Анжеликой и Виль д'Аврэ, которых
окружали офицеры флота де Пейрака и которые заслуживали доверия, будучи с
графом еще в салонах замка Сен-Луи: Барсемпюи, Юрвилль, Ле Куеннек и
другие.
Предоставив экипажи Королевского флота, их юным лейтенантам и
разодетым кадетам встряхивать платочками, чтобы заглушить запахи рассола,
масла и тресковой печени, которые усиливались от жары, а бретонские
рыбаки, которые солили рыбу, и никогда не видели такого блестящего
общества, столпились вокруг в своих грязных робах, в кожаных передниках с
рыбьей чешуей, он вполголоса продолжал:
- Вы представить себе не можете, что творится в Квебеке. Это
напоминает события в тот год, когда случилось великое землетрясение, или
перед вашим приездом, когда этот д'Оржеваль желал править всем и вся, и
это ему удавалось, хотя он прикидывался тихим и уравновешенным. Никто не
чувствовал себя хозяином ни на своей территории, ни в своей хижине, ни в
своем дворце, это относится даже к губернатору. Я облегченно вздохнул,
когда узнал о его конце, хоть его и объявили Святым мучеником. Лучшего
исхода я и не представлял. Говорю вам честно.
Как бы то ни было, живой или мертвый, он всегда приносил мне хлопоты.
О его словах помнят, и хотят весь мир увлечь на путь войны, чтобы отдать
дань его памяти.
Когда я уезжал из Квебека, разнесся слух, что боевые лодки из
галерной эскадры подошли к городу. Я сам их не видел, но вы знаете, что
каждый раз при таких разговорах народ сильно возбуждается. В этом видят
знак общественного бедствия или послания от тех, которые должны напомнить
жителям об их высоком предназначении. И вот, на этот раз он своего
добился, и он сам там был!
- Кто?
- Д'Оржеваль. Они его увидели и узнали, как меня уверяют. В компании
первых святых, иезуитов и лесных бродяг. Сумасшедшие! Я хотел отправить
конную стражу против банды обезумевших от ярости людей, которые собирались
отправиться на Орлеанский остров, чтобы повесить Гильметту де
Монтсарра-Беар, госпожу, которую обвинили в колдовстве.
Нужно, чтобы я объяснил королю суть конфликтов, с которыми я
столкнулся на другом конце мира, и сказал о вреде, который иезуиты наносят
интересам монархии в Новом Свете, играя с сознанием людей.
Жоффрей де Пейрак положил тяжелую руку на плечо своего
друга-гасконца.
- Мой дорогой друг, вы проделали долгий путь в несколько дней. Солнце
сейчас в зените. Если мы и дальше будем оставаться на этом берегу, то
скоро растаем, как тресковая печень. Я советую вам пойти освежиться на
борт корабля.
Сегодня вечером я приглашаю вас на ужин и мы сможем поговорить обо
всем этом не в свое удовольствие и начать строить план действий.
Его голос и жесты, похоже, успокоили де Фронтенака. Он снова
улыбался.
Граф де Пейрак подошел к господину де Ля Вандри и офицерам его штаба,
и пригласил их выпить кофе в тени их скромного колониального жилища,
сложенного из бревен, а фундамент был каменный для подвалов и склада
пороха.
Эта светская любезность не помешает им принять позже Фронтенака.
Выпив прекрасный напиток и прогулявшись с хозяином в атмосфере настоящего
пекла, они возвратились на свои корабли, довольные, что смогут там
подышать свежим морским воздухом, в то время как господин Тиссо,
метрдотель, уже готовил большой зал форта для достойного приема
губернатора Новой Франции.
Зять Николя Пари был человеком грубым и неразговорчивым, ему было
около тридцати лет. Он родился в Сен-Пьер-дю-Ка-Бретон в те времена, когда
там было около четырех домиков колонистов и часовня. Теперь все это
исчезло. Теперь там заправляли люди ловкие и с коммерческой жилкой.
Нашествие судов и матросов из Старого Света встряхнуло маленьких
колонистов Академии, медлительных по натуре.
Но когда они сражались и имели возможность вставить свое слово, они
защищались с яростным пылом.
Старик действительно подал прошение королю, но это было еще четыре
года назад. Таким образом нельзя было обвинить составителя этих страниц,
которые король, быть может, и не читал, в непредвиденных изменениях,
которые господа из Парижа произвели в колониальной политике.
Кроме того, старик был женат. Кроме того он умер в отдаленной
провинции, где он намеревался поселиться, чтобы наслаждаться жизнью с
супругой, пользоваться состоянием - результатом продажи областей Акадии, и
щедротами короля. Его вдова вторично вышла замуж за одного из
высокопоставленных людей области, интенданта или кого-то с похожим родом
занятий, так что было похоже, что она перестала интересоваться
американским наследством.
Все это он узнал разом, как и дочь вышеуказанного Николя Пари, с
первой же почтой, прибывшей весной, на одном из первых кораблей.
Он извлек из плюшевой сумки связку важных бумаг, которые стоили ему и
его жене большим количеством часов и пота. Они расшифровывали, меняясь в
лице и становясь время от времени "всех цветом радуги" по ходу чтения,
потому что это были, заверенные нотариально, первые и единственные письма,
которые они получили от старика после его отъезда. По поводу этих бумаг он
и его жена издали вздох облегчения, потому что после беспорядочных
описаний его представления ко двору, женитьба и (это, естественно, было
написано не стариком) его смерти, следовали мысли, которые единственно
могли их утешить - что эта дурочка-вдова - не станет вмешиваться в дела по
наследству. Так или иначе, старик должен был что-то оставить. Быть может,
"там", находясь при деньгах, вывезенных из Америки, он вспомнил о них; во
всяком случае, нотариусы сообщали, что в Академии было чем поживиться.
- Здесь, мой дорогой друг, - вмешался Виль д'Аврэ, все ясно, здесь
дорожка накатана. Не надейтесь затеивать бесконечный процесс, чтобы
вернуть во владение территории, которые ваш тесть продал господину де
Пейрак.
Я был свидетелем собрания, созванного в подобающей и достойной форме
по поводу господина Карлона, интенданта Новой Франции. Он оставил вам
Кансо, "пески", чтобы сдавать их рыбакам и небольшие угольные копи. Что
касается понятия "там", то ничто не мешает вам отправиться туда и
посмотреть, как обстоят дела.
Зять Николя Пари отправился вместе с женой, не сопротивляясь.
После долгих раздумий над бутылкой с джином, который поступал с Новой
Земли, он сказал своей супруге, что это было делом времени и терпения.
Нужно подождать. Нужно посмотреть откуда ветер дует.
Вот уже поползли слухи, что господин де Фронтенак впал в немилость,
что его "отзывают". Интендант Карлон последует за ним?! Тогда в этом
случае чего стоили права дворянина-искателя приключений без флага, веры,
закона, так называемого графа де Пейрак, который получал доходы с налогов
всех предприятий Восточного берега? Теперь возникал не один повод прогнать
его, либо пользуясь законами наследования, либо обвинив его в том, что он
пират или союзник англичан.
Теперь наступала очередь его, зятя Николя Пари, быть королем
восточного берега. Что до того, чтобы разбираться с этими бандитами из
Старого Света, из Европы, то он никогда не рисковал даже в Квебеке, так
что лучше с этим подождать. Может быть в следующем году. А сейчас лучше
всего известить нотариусов и адвокатов о своем приезде, чтобы они
сохраняли деньги "тепленькими".
В Тидмагуше, в форте с четырьмя башенками, здании скромном с виду, в
зале хоть и с низкими потолками, но широком, можно было свободно накрыть
изысканный стол, согласно вкусов Жоффрея де Пейрака. Когда представлялся
случай, то можно было там видеть настоящие пиры, достойные по меньшей
мере, официальных приемов в Квебеке с изысканными винами, разнообразными
блюдами, подававшимися на золотой посуде; и в этот вечер на столе
красовались бокалы с ножками Богемского хрусталя, отсвечивающие красным,
поставленные в честь губернатора. Сам король не имел подобной посуды.
Господин Тиссо, метрдотель, священнодействовал со столовыми приборами
вместе с четырьмя помощниками, восемью подавальщиками жаркого и целой тучи
поварят, разодетых лучше, чем труппа комедиантов перед королем.
Господин де Фронтенак был очень растроган таким приемом, достойным
принца крови, поскольку предполагал съесть скромный кусок дичи на борту
корабля на приколе.
Он прибыл вечером в сопровождении господина д'Авренссона, помощника
по административной части, который возвратится в столицу после его
отъезда, а также вместе с привычным окружением из советников, мажордомов и
нескольких представителей Городского совета.
Он был несколько мрачен, видимо поразмыслив о своих планах, но вина
оказали благотворное влияние на его подавленное настроение. Он вновь обрел
