да, высшая сила, которая управляла их судьбами и судьбами их детей, их
душами, их друзьями и союзниками, в игре обязывала их совершить эту
жертву. Что, если посмотреть внимательнее, да, соотношение пользы и
испытаний в этом деле, сводилось к максимуму выгод и минимуму препятствий.
Все будет хорошо, она не уставала повторять это про себя. Месяцы разлуки
пролетят очень быстро.
И действительно, она в это верила. Она знала, что все будет хорошо.
Она видела, как он переплывает море без всяких приключений. Попадал ли он
когда-нибудь в плен? Терпел ли кораблекрушение? Она видела, как он
причаливает и высаживается на берег Франции, где его сторонники,
сгруппировавшись, образуют вокруг него защитное полотно. Она видела его
возле короля. Чего проще и естественнее? Вельможа королевства,
представитель старинного рода, занимает место среди равных.
"Рано или поздно это должно будет случиться" - сказал ей Молин.
Король! Жоффрей де Пейрак! Двое мужчин, которые имели намного бы
меньше сложностей узнать друг друга и понять - плевать на обиды прошлого и
сентиментальности - если бы причина этого возвращения и внезапного сбора
был бы тем, что задевало обоих за живое: власть короля Людовика
Четырнадцатого над Америкой. Людовик Четырнадцатый любил все проверять
сам. А она доверяла Жоффрею. Он был так силен и ловок. И у него был такой
ясный и всеобъемлющий взгляд на вещи...
26
Наутро, выходя, она обнаружила маркиза де Виль д'Аврэ, который ждал
ее и взял ее под руку. Шагая по песчаной дороге, ставя ногу и конец трости
с обычным для него изяществом, он начал говорить о королевских садах. - Я
не говорю вам о садах и парках большого размера, но лишь об огородах. Их
величие, рожденное из красоты всех фруктов, овощей, цветов, выращенных и
посаженных со вкусом и согласно науки, восхищает при первом же
рассмотрении, словно оказываешься на пейзаже какого-нибудь художника. Что
до запахов, то аромат груш возле стены ста ступеней, против которой король
велел посадить пятьдесят груш, этот аромат, особенно усилившись в тепле
лета, вызывает в памяти и чуть ли не ставит перед глазами создания,
похожие на вас.
- Почему вы говорите мне об этих утонченностях, когда мы находимся
вдалеке от них и к тому же в рамках дикой природы и природы неблагодарной,
а уж о запахах я и не говорю, одна тресковая печень. А в Вапассу мне так и
не удалось заставить нормандскую яблоню зацвести.
- Если я в качестве контраста описываю королевские сады, это значит,
что я знаю, что ваша любовь к жизни делает вас чувствительной к таким
картинам и может заставить вас захотеть увидеть их вновь.
- Этьен, вы знаете, что я не могу сопровождать господина де Пейрак,
вам это прекрасно известно. Все удерживает меня в Америке. Мое место возле
детей, наших друзей и компаньонов и я добавлю, без принуждения, что буду
жить здесь в отсутствие моего мужа и не знаю, вернусь ли в Европу
когда-нибудь...
- Вы туда вернетесь! Вернетесь! Вспомните!.. Я приглашал вас в
Квебек, а вы говорили: мне никак невозможно вступить на французскую
территорию без риска для жизни. Но потом вы приехали и мы провели очень
приятные дни и месяцы зимы в нашей маленькой столице, а ваш визит только
укрепил узы дружбы.
- Счастливый результат! Но потом вдруг он потерял значение.
- Но как вы можете так говорить? Потому что вы пессимистка, дорогая
Анжелика! Ничего нет! Это всего-навсего интрига, которую затеяли злобные и
завистливые люди против Фронтенака. Тот вышел из себя и решил отправиться
во Францию. На самом деле - это слух, что король его вызывает, я не знаю
так ли это, но правда. Фронтенак прав. Все идет к тому, что ему придется
очистить дом. Это всего лишь интрига колонистов, продавцов меха, иезуитов
и тех, о ком королю слышать не приходилось.
Он казался очень убежденным.
Она спрашивала себя, не скрывает ли он что-нибудь, или же это она,
ослабленная своей любовью к Жоффрею, единственному в ее жизни,
расслабленная постоянным счастьем, придавала испытанию, которое их
ожидало, драматические оттенки и искала зловещие причины?
Когда все было решено и она чувствовала, что она устала и у нее
кружится голова, словно после болезни, и несмотря на все она испытывала
уверенность, что не нужно показывать страха, который на сегодняшний день
рождал в ней желание кричать, нужно было возвращаться к повседневным
привычкам.
Это решение повлекло за собой другие. Цель их тогдашнего переезда -
Онорина, которую она собиралась навестить. Она думала плыть в направлении
Квебека и Монреаля, подняться по течению реки Сен-Лоран... Но Жоффрей де
Пейрак воспротивился этому, и его реакция доказала Анжелике, что недоверие
и подозрительность вновь проснулись в нем, и что он не хотел держать
Онорину в Новой Франции в отсутствие де Фронтенака.
- А Онорина!..
Огорчения следовали одни за другими. Теперь радостное ожидание
встречи с дочерью сменилось внезапной неуверенностью.
После двух дней дебатов и разных споров было решено, что корабль
Джоба Симона "Сен-Корентен", взяв на борт лейтенанта де Барсемпюи для
руководства плаваньем, довезет до Квебека и Монреаля пассажиров, которым
было обещано это; такими людьми были господин де Вовенар и его подруга Ля
Дантельер, Адемар, Иоланда и их дети, которых везли показать родственникам
в Квебек, Янн де Куэннек, который собирался встретить Мореск и другие...
Барсемпюи и господин Кентери будут писать, пока не доберутся до
Монреаля, господину и госпоже де Пейрак. Они повидают Онорину, поговорят с
матушкой Буржуа, навестят господина де Лу и его семью, возьмут письма и
почту и в Квебеке встретятся с четой Адемар-Иоланда и Янн, который, быть
может, будет с невестой.
Анжелика написала письма во все концы. Мысль, что Онорина получит
новости из Голдсборо и Вапассу, а сама она узнает многое о своем ребенке,
не очень-то смягчала ее горечь.
- Я поеду до Виль-Мари, чтобы самой увидеть ее, - обещала ей добрая
Иоланда. - Я смогу вам сообщить больше деталей о ней. То, что она увидит
меня, ее немного утешит, хоть она и не встретится с вами, мадам, в этом
году.
Нужно ли было Онорине, чтобы ее кто-нибудь утешал? - спросила себя
Анжелика. Она чувствовала этого ребенка таким далеким и очень
изменившимся, без сомнения. Она должно быть привыкла к жизни маленькой
девочкой, разделяя игры, занятия и молитвы с детьми ее возраста, под
очаровательной опекой сестер из Конгрегации Нотр-Дам. И это делало
расставание особенно мучительным. Радость, которую она испытывала при
мысли о дочери смешивалась с горечью скорого расставания.
После "Сен-Корентена" "Королева Анна", взяв на борт Фронтенака и
людей из его окружения в сопровождении "Славы Солнца" и "Мон-Дезерта" с
графом де Пейраком отправлялись в открытое море.
В момент отплытия "Сен-Корентена" в Гаспе Анжелика отозвала в сторону
Иоланду.
- Увези ее, - сказала она настойчиво. - Увези ее, если тебе подскажет
сердце. Увези ее. Я написала об этом матушке Буржуа. Она найдет меня
слабой и безумной матерью, но в отсутствие моего мужа мне страшно
чувствовать ее вдалеке и не видеть еще год.
- А если малышка покажется мне счастливой и не захочет возвращаться?
- забеспокоилась Иоланда, которая знала девочку. - Вспомните, мадам, она
сама захотела отправиться в монастырь к матушке Буржуа.
Анжелика еще некоторое время колебалась.
- Если ей хорошо там и она счастлива, значит оставьте ее там.
Следующим летом мы встретимся... Но... не особенно верь тому, что тебе
скажут. Осмотрись. Посмотри, не угрожает ли ей что-нибудь. Если тебе
покажется, что мы можем потерять наше влияние в Новой Франции и затем
возвращение туда будет связано с трудностями, привези ее. Я доверяю тебе.
Я также написала моему брату. Теперь я хочу поговорить с господином де
Барсемпюи.
И чем ближе был день и час, тем сильнее становилась ее боль и
мужество тех женщин из далеких времен, которые смотрели вслед своим
рыцарям, которые, быть может, оставляли их навсегда.
"Но это не одно и то же. Люди тех времен не любили друг друга как мы.
Нужно было иметь каменное сердце, чтобы вынести эти разлуки, опустошенный
разум заботился только о повседневных мелочах, о суровом существовании в
крепких замках средних веков, где что-то значили только удары шпагой,
чтобы почувствовать вкус крови и грубая сила".
Затем она брала себя в руки и просила прощения у предков, вспоминала,
что они отправлялись в путь с целью найти гроб Господен, вызывала в памяти
строки из эпических поэм, "Песней о деяниях", которые очень украшали их
времяпровождение в Вапассу, и "Песнь о Роланде", рассказывающую о боли
короля Карла Великого при известии о смерти Роланда.
Любовь, любовь-страсть, любовь мистическая всегда была с людьми. Это
была вечная песнь душераздирающие и патетические отголоски которой ей
слышались в прощальных плачах женщин, в их образах, смотрящих вслед тем,
кто отправился на войну, кого они любили, этим рыцарям, долгом которых
была защита слабых, установление справедливости. Они орудовали шпагой,
пикой, тяжелым топором, мушкетом, они защищали женщин и детей так, как
могли, будучи мужчинами, часто жестокими, часто грубыми, но ими руководила
высшая сила справедливости.
Жоффрей нарушил картину ее воспоминаний и размышлений.
- Вы отправитесь перед нами, моя дорогая. Так вы будете меньше
страдать.
Но она не захотела. Она была похожа на всех женщин. А женщины
остаются на берегу.
Он приблизил свое лицо к ее лицу и повторил несколько раз с закрытыми
глазами: Моя дорогая! Моя дорогая!
Ветер отрывал их друг от друга, и, наконец, разлученные, с тяжестью
на сердце, плохо приспособленные к разрывам и отсутствию друг возле друга,
они отправлялись каждый к предначертанным событиям, к той цели, которую
каждый из них единственно мог исполнить, и которую им надлежало воплотить
в одиночку. Если для Жоффрея все было ясно, и он уже мог измерить тяжесть
испытания и подготовиться к его этапам, он удивлялся предчувствию, что
Анжелике предстояла более тяжелая участь.
Анжелика видела, как время от времени он мерял шагами пол с
озабоченным видом. Он думал не о предстоящей встрече с королем, что было
бы вполне в его стиле. Стоило только ему получить важное поручение свыше
или придумать план, как он тут же начинал его прорабатывать. Ее удивило
то, что он решал, куда ей поехать на зиму.
Вапассу был слишком удален от берега. Он посоветовал ей устроиться с
детьми в Голдсборо. Он внезапно ощутил себя чуть ли не англичанином. И
хотел для нее свободного моря, которое было бы открыто для внезапного
бегства. Море казалось ему доброжелательным сообщником, которому не
страшно было доверять их драгоценные жизни.
- При случае, если что-нибудь произойдет, вы сможете отправиться в
Салем или в Нью-Йорк к господину Молину...
- Чего вы боитесь?
- Ничего, по правде говоря... Но в Голдсборо вам будет не так
одиноко, там вы будете с друзьями.
- Я люблю Вапассу. Там всегда меня окружают вниманием и там я
чувствую себя как дома. К тому же я знаю, что мое присутствие там
необходимо. Это один из наших аванпостов, и те, кто там живут, нуждаются в
присутствии кого-либо из нас, вам не кажется?
По всей очевидности один из них должен быть в Америке, чтобы следить
за тем, чтобы знамя Франции развевалось над Вапассу и Голдсборо.
