просторы европейской тайги, включились именно в тот момент, когда
двухкилометровая башня хроноквантового ускорителя внезапно вспыхнула
голубым мигающим светом, с ее вершины сорвалась в небо исполинская
голубая молния, вздрогнула земля, чудовищный вихрь ударил во все стороны
от стен башни, вырывая с корнем сотни и тысячи деревьев. На крыше
башни набухла опухоль голубого сияния, пролилась по стенам на землю,
как вода через край стакана, и покатился по лесу кольцевой вал голубого
пламени, оставляя за собой спекшуюся от жара лесную почву...
Булькающий гул, грохот и невероятный свистящий вой раскатились по
холмам и равнинам на многие десятки километров, будя спящих, вызывая
у бодрствующих недоумение и тревогу...
Здание лаборатории времени возле башни ускорителя уцелело, но выглядело
странно - будто стены покрыли белой светящейся краской, зато
провалы окон в них стали черными. Башня перестала светиться, потемнела,
вершина ее потеряла плотность, превратилась в зыбкий дрожащий столб,
исчезающий на высоте двух с половиной километров.
Гул стих, и на ночную землю, в уцелевшие леса, пришла пощелкивающая
кастаньетами неестественная тишина...
ГЛАВА 3
Вездеход выгрузил их на лесной поляне, краем выходившей на покинутую
деревню с необычайным названием Скрабовка. В деревне уцелело всего
несколько домиков, крытых соломой, серой от непогод и времени. Веяло
от них запустением и старостью, неприкрытой крестьянской бедностью
начала века, хотя водитель вездехода, местный старожил, рассказывал,
что деревня покинута недавно, года четыре назад. Когда-то через нее
тянулся Дятьковский тракт, обходивший болото и приток Ветьмы Пожну,
но потом болото пересохло, через Пожну построили мост, тракт опустел,
а когда люди, соблазненные благами цивилизации, перебрались в райцентр,
деревня захирела и умерла совсем.
- Не скучайте, - сказал белобрысый, словно в соломенном
парике, водитель. - Через пару дней доставлю остальное ваше барахло.
Ну, ни пуха...
Вездеход взревел по-бычьи, всплыл над землей, почти касаясь травы
резиновыми бортиками воздушной подушки, и, ускоряя ход, пополз по
дороге. Тугая воздушная волна пригнула траву, сдула пыль с поросшего
подорожником и снытью тракта и сорвала с головы Рузаева берет.
Когда вездеход скрылся за деревьями, Сурен Гаспарян, одетый как на
прием в посольстве, поставил на землю рюкзак, сел на него верхом и
хмыкнул:
- Барахло! Слышали, как он о нашей аппаратуре?
- Кстати, - хладнокровно сказал Рузаев, подбирая и надевая
берет, - в этом рюкзаке вся наша оптика.
- Правда? - удивился Гаспарян, продолжая сидеть.- То-то
я чувствую своим седалищем что-то твердое...
Был он человеком, склонным к сдержанной насмешливости, и привыкнуть
к его манере поведения удавалось не всем.
- А чуете, как здесь тихо? - сказал третий участник экспертной
группы, высокий жилистый Иван Костров. - Благодать-то какая,
эксперты! Соскучился я по лесной тишине.
- Да и я тоже, - признался Гаспарян. - Давненько нас
не посылали в поиск. Только птиц здесь почему-то не слышно. Нас испугались,
что ли?
Костров окинул взглядом груду снаряжения.
- С чего начнем? Может, сразу пойдем к месту происшествия?
Гаспарян в раздумье покачал головой.
- Сначала поставим палатку, наведем порядок.
- У меня идея. - Рузаев посмотрел на низкое солнце. -
Выберем одну из хат, и дело с концом.
- Ну уж нет, палатка лучше, - возразил Гаспарян. -
Лично я не люблю спать с клопами и тараканами.
- Какие там клопы-тараканы! - махнул рукой
Костров. - В домах уже четыре года никто не живет, насекомые
давно сбежали. А вот сырости там хватает.
Через час они поставили две палатки: одну, четырехместную,
для себя, другую для груза, который состоял из хрупкой аппаратуры
и продовольствия.
- Теперь так. - Гаспарян поправил свою модную и
строгую джинсовую двойку: сизо-синюю куртку с эмблемой "Вязники",
расшитую бахромой и серебряной нитью, и такие же брюки. - Мы
с Иваном пройдемся по лесу, а ты подежуришь в лагере, - обратился
он к Рузаеву. - Все равно будешь битый час тупо смотреть в стенку
палатки и вспоминать, зачем нас сюда послали.
Возражений не последовало. На монголоидном лице Миши Рузаева
не дрогнула ни одна черточка. Характер у него был невероятно сдержанный,
ровный и спокойный. К жутким выпадам Гаспаряна, которых поначалу пугались
все в отделе, пока не разобрались, что за этим кроется избыток юмора,
Рузаев относился так же хладнокровно, как философ к зубной боли.
Оставив Михаила хозяйничать в лагере, Костров и Гаспарян
пересекли полянку, окруженную смешанным лесом, прошли мимо вросших
в землю домов Скрабовки и оказались на заброшенной проселочной дороге,
украшенной коровьими следами и узорчатыми полосами от велосипедных
шин.
- Метров двести налево, - сказал Гаспарян. -
И в лес?
- Вроде бы так, - согласился Костров, вспоминая,
с чего все началось.
Два дня назад в Центр по изучению быстропеременных явлений
при АН России пришла телеграмма из Брянска, в которой сообщалось,
что над лесом возле деревни Скрабовка Жуковского района потерпел аварию
вертолет энергохозяйства. Причины аварии расследовались линейным отделением
милиции и были отнесены к компетенции научных органов. Что это были
за причины, Костров толком не знал, но, будучи экспертом Центра, привык
к неожиданным командировкам, зачастую не приносящим научных результатов.
- Черт! - сказал Гаспарян, сдирая с лица паутину. -
Это уже четвертая.
Костров тоже дважды задел головой паутину, висящую между
деревьями и кустами, но как заядлый грибник, давно привыкший к лесному
неуюту, не обращал на это внимания.
Сегодня на лесной поляне,
Среди широкого двора
Воздушной паутины ткани
Блестят, как сеть из серебра, -
торжественно продекламировал он стихи Бунина и добавил с
удовлетворением: - А грибы тут есть. Я уже два подосиновика
нашел. Гарантирую завтра суп с грибами.
Лавируя между стволами редких осин и кустами акаций, они подобрались
к краю болота, заросшего ивняком, осотом, ракитником и рыжим мхом.
Болото пересекала цепочка ажурных мачт линии электропередачи, исчезающая
в просеке недалеко от того места, где вышли эксперты.
Гаспарян ступил на пружинистый мох, остановился, предупреждающе поднял
руку. Костров сразу понял, что привлекло внимание начальника группы.
Рядом со старой сосной высился могучий полутораметровый муравейник.
Однако он был безжизнен и оплетен паутиной до самого верха. На вершине
муравейника лежала кверху лапами мертвая птица с серо-желтым оперением.
- Сорокопут? - неуверенно сказал Костров.
Гаспарян осторожно приблизился к муравейнику, осмотрел его, потрогал
птицу и пробормотал:
- Как тебе это нравится?
Костров пожал плечами и пошел вперед.
Ближайшие кусты перед ним были почти сплошь оплетены паутиной, да
в траве кое-где виднелись серебристые паутинные вуали, похожие на
пятна изморози. Лес стоял мрачный, молчаливый, будто притихший перед
грозой, и в его глубине кое-где виднелись на ветвях все те же паутины.
Костров шагнул было к кустам, но Гаспарян поймал его за рукав.
- Не спеши, дорогой, к славе, она сама тебя найдет.
- Я только посмотрю, интересно же...
- Не спорю, но сегодня ничего смотреть не будем. Заметил, какая
тут прорва паутин?
- Трудно не заметить, - пожал плечами Костров. - Михаила
бы сюда, это больше по его части. Давай хотя бы поищем разбитый вертолет,
из-за которого начался сыр-бор. Он где-то здесь.
Гаспарян посмотрел на небо - солнце вот-вот должно было зайти,
но перечить не стал, сказал только:
- Вертолет не причина, а следствие. Неужели не догадался, из-за
чего нас сюда прислали?
- Ты же знаешь, что меня вытащили из отпуска, и я в институт
не заходил, прямо из дома - на вокзал. Паутины?
- Они самые.
- Не вижу ничего загадочного.
Краем болота они вышли к просеке и молча остановились, разглядывая
открывшуюся картину.
Просека была опутана паутиной так, что совершенно скрывалась в белесом
"тумане", сквозь который проступали смутные контуры кустов,
пней и опор. Некоторые узорчатые полотнища пересекали просеку от
одной стены деревьев до другой и даже взбирались на опоры ЛЭП. Дальний
конец просеки скрывался в сплошном белом мерцании, и смотреть туда
было жутко и неприятно.
Гаспарян передернул плечами и стряхнул с куртки остатки паутины.
- Понял теперь? На районной подстанции диспетчер обнаружил утечку
энергии, сначала небольшую, потом она возросла до... В общем, напряжение
упало. Послали вдоль линии бригаду на вертолете. Дальше ты знаешь.
- Понятно. Значит, утечка была в этом районе?
- Именно. Электрики в паутинник сунуться побрезговали, посбивали
кое-где паутину с проводов, а улетая, напоролись на дерево.
- Живы?
- В больнице. К ним полетел Ивашура и кто-то из начальства -
узнать подробности. Милиция в общем-то разобралась в аварии, ну а
нам придется разбираться во всем остальном. Кстати, я пауков с детства
не люблю.
- Странно...
- Что не люблю?
- Нет, что именно нашу группу послали сюда. Мы же атмосферники,
а не биологи. Разве что Михаил когда-то, в дремучем детстве, был не
то зоологом, не то энтомологом.
- Он как-то иначе называл свою бывшую профессию... Но неважно.
А послали нас сюда потому, что, во-первых, мы специалисты широкого
профиля - я имею в виду группу, - а во-вторых, в Центре
толком не знали, с чем нам придется столкнуться. О паутинах, например,
я узнал только от электриков. В крайнем случае привлечем к работе
узких специалистов.
Обратно шли молча, внимательно высматривая просветы между деревьями,
чтобы не влезать в паутины, частота которых явственно указывала на
биологическую аномалию. Откуда-то пришло ощущение, будто из лесной
чащи за ними наблюдает затаившийся хищник.
- Интересно, - сказал Костров, невольно понижая голос, -
волки здесь водятся или всех переохотили?
- Гнать бы их надо! - ответил задумавшийся о своем Гаспарян.
- Волков?!
- Пауков. Вызвать бригаду санэпидемстанции и...
В тот же момент сзади, у просеки, раздался гортанный, с металлическими
модуляциями, страшный и странный крик. Длился он несколько секунд,
взорвав тишину на осколки эха, и были в этом леденящем душу крике
смертельная тоска, злоба и ужас!
Костров споткнулся от неожиданности и замер, прислушиваясь.
- Кто это?! - пробормотал Гаспарян, меняясь в лице.
- Упырь, - хрипло ответил Костров. - Ну-ка погоди...
Где-то недалеко послышался еще один крик, человеческий:
- ...а-ан!.. ре-е-ен!..
- Наверное, Миша зовет!
Не сговариваясь, оба бросились сквозь чащу к дороге, но вскоре выяснилось,
что тревожились они напрасно. Рузаев звал их в ответ на чужой вопль.
Толком не поняв, кто кричит, он вскочил и опрокинул в костер котелок
с чаем.
- Один-ноль в пользу крикуна, - прокомментировал Гаспарян,
переводя дух. - Мне казалось, тебя ничем не проймешь.
- Мне тоже так казалось, - проговорил Рузаев. Он был эвенком,
но по-русски говорил чисто, разве что чуть замедленно. Однако сейчас
в его речи явственно звучал акцент.
- Кто кричал?
- Леший, - предложил вторую свою гипотезу Костров и пошел
умываться.
Чай в этот вечер они пили поздно.
ГЛАВА 4
Под утро Кострову приснилось, будто он взобрался на высокую скалу,
ощущая восторг от распахнувшейся дали, и шагнул с нее прямо в воздух.
С минуту он парил на той же высоте, вольный и легкий, как луч солнца.
Под ним в синей дымке расстилался лес, теряющийся за горизонтом, извилистой
фиолетовой лентой текла река, выпирали из леса рыцарские шлемы сопок...
Деталей он не различал, был занят собой, общим состоянием сказочной
легкости и управляемости тела. С легкой грустью Костров подумал, что
видит Красноярский край, вспомнил отца, умершего семь лет назад. "Надо
навестить родственников, скажут - забыл... Вот прямо сейчас
и полечу, чего откладывать?" И вдруг с ужасающей отчетливостью
