сказывался физический и психический тренинг.
- Мы с ними справимся?
- Не знаю. С одним, в крайнем случае, с двумя.
- А если попробовать "разбудить" Весть?
Такэда покачал головой, глянув на плечо танцора, заколебало: снова
покачал головой.
- Рано. Не выдержишь.
- Я уже...
- Ийе, - твердо сказал Толя, и Никита опустил голову, хорош зная этот
тон. Ийе означало "нет".
Через минуту он вдруг вспомнил.
- Толя, а твои вещи при тебе? Не отобрали?
Такэда понял.
- Индикатор и рацию? - Он показал перстень - внутри камня подрагивают
оранжевый пятиугольник - и достал из карман портсигар.
- А что если дать знать этим твоим друзьям, что мы в опасности?
- Вряд ли это что-то даст. Рация по-моему не имеет связи с другими
хронами, она работает в пределах нашего хрона, как ретранслятор...
- Откуда ты знаешь? А если нет?
- Я все же немножко Копенгаген в таких вещах. Для преодоления
потенциального барьера между хронами требуется огромная энергия, а объем
портсигара слишком мал для нужной концентрации.
- А наши приятели из СС тоже пользуются такими рациями?
- Может быть. Во всяком случае, связь они должны иметь.
Плюс контейнеры для нешения оружия. Помнишь дипломаты десантников?
- А оружие - те самые копья, стреляющие холодом?
- Не холодом. - Такэда подумал и улегся на кровать. - Это какое-то
физическое поле, высасывающее энергию атомных и молекулярных связей.
- Черт с ним, наши пистолеты не менее надежны. У меня идея. - Сухов
понизил голос. - Если ты прав, и дипломаты - всего лишь контейнеры для
ношения оружия, то парни СС должны знать выход в наш хрон. Что если
захватить сейчас вселённого, когда они придут за нами, и выведать у него,
где выход?
Такэда засмеялся, тихо и мелко. Никита всего второй раз в жизни
видел, как смеется инженер.
- Чего ржешь? - рассердился он. - Это единственный шанс.
Такэда еще некоторое время смотрел на него, улыбаясь, и во взгляде
его читались одобрение и надежда.
- А ты воин, однако. - Помолчал. - Донесение о нашем положении я
отправил. Но не уверен, что получу ответ.
- Так какого рожна издеваешься? Должен быть выход и из этого
положения.
- Единственный выход там, где для человеческого ума нет выхода. -
Инженер снова улыбнулся, заметив растерянность друга. - Это не я сказал,
известный философ. Но он как в воду глядел.
Садись, отдохни, индикатор покажет, когда начнется кутерьма.
Никита пожал плечами, походил из угла в угол камеры и залез на вторую
койку. Его порыв к борьбе почти угас, навалились усталость, отчаяние и
чувство безнадежности. Такэда подал голос спустя четверть часа, словно
разговаривая сам с собой:
- Добро и зло... древняя формула бытия человеческого... Добро обычно
спит, а Зло действует, действует, действует, пока не переходит какой-то
предел, способный разбудить социум, и тогда появляются люди, борющиеся со
Злом активно... люди боя. Они никогда не приближаются в достаточной мере к
стороне, на которой сражаются, они всегда посередине, и от того вдвойне
несчастны. Ибо зачастую презираемы теми, за кого воюют, и ненавидимы теми,
против кого воюют.
Никита промолчал. Через минуту Такэда заговорил снова:
- Вот бы выяснить, кто или что и когда положили на Земле начало Злу и
Предательству? Или такими нас создала природа?
- Не всех, - не удержался от реплики Сухов.
- Не всех, - согласился Такэда. - Но слишком многих. Добро и зло... и
мы посередине... не боишься?
- Быть презираемым? Не боюсь. Кто нужно, тот оценит. - Никита подумал
о Ксении. Он не верил, что уже через час-два может умереть. - Помнишь
притчу Конфуция? "Некто спросил: "Правильно ли говорят, что за зло нужно
платить добром?" Учитель сказал: "А чем же тогда платить за добро? За зло
надо платить по справедливости".
- Конфуций был прав, а может быть, знал, что справедливость - один из
двух высших законов Веера.
- А каков второй закон?
- Толерантность.
- А-а... терпимость, что ли?
- Да, если понимать его упрощенно. Но ты растешь, мастер ты хороший
ученик. Жаль только, что учиться нам уже некогда.
- Ничего, учиться можно вечно и в любых условиях.
- Вечно... Ничто не вечно в нашем мире, кроме, может быть дружбы.
- Разве этого мало? - Никита переборол отчаяние и чувствовал себя
лучше. Пришло ощущение чьей-то огромной теплой ладони погладившей спину,
плечо, голову, словно кто-то невидимый одобрял его мысли. Весть?
Проснулась Весть?
Он прислушался к себе, но плечо молчало, лишь мурашки теплой струйкой
всшершавили кожу от плеча до шеи. И все же это был сигнал Вести...
За ними пришли в час ночи. Хозяева были так уверены в себе что пришли
вдвоем: здоровяк-подполковник и его заместителя в штатском, чернявый,
горбоносый, со спортивной выправкой В руках подполковник нес черный
дипломат.
Арестованные переглянулись; оба уже встали и расположились по обе
стороны стола.
- Не вмешиваться, - приказал подполковник охраннику в коридоре,
закрывая дверь.
В тот же момент Такэда метнулся к нему, а Никита в подкате - к
чернявому: они решили начать первыми, так было больше шансов уцелеть.
Конечно, их противниками были уже не просто люди, знающие свое дело,
тренированные и готовые к непредвиденным осложнениям, память и знание
вселённых подняли их профессионачизм на порядок выше, но все же их
физическая оболочка осталась прежней, как и реакция, и сила, и
психофизические кондиции.
Вселённый в подполковника ответил на прыжок соперника мгновенно,
однако тело подполковника отреагировало с запозданием; ему было уже за
пятьдесят пять, сказывался и возраст, и отсутствие должного тренинга, и
лишний вес. Такэда выбил из рук здоровяка дипломат и тут же без замаха
снова ударил...
Чернявый зам был проворней шефа и успел вытащить пистолет, но и он не
был в прежней жизни достаточно натаскан на оперативную схватку, и
полусекундного его колебания хватило Никите на проведение приема.
Радиус поражения подката - три метра, от него почти нет спасения,
уйти можно только высоким прыжком или встречным падением. Но, во-первых,
бой происходил в помещении, а во-вторых, заместитель не встречался с
родером как профессионал-оперативник. Никита достал его с первого же
подхвата.
И все же это был не конец.
В обычном бою от таких ударов, какие нанесли Такэда и Сухов,
противник давно отключился бы, но вселённые имели возможность заставить
тела хозяев работать на пределе черного шлейфа, то есть на пределе
физико-биологических возможностей, не считаясь с риском автотравмы, и
превратили тела безопасников в роботоподобные, не боящиеся боли,
накаченные чудовищной силой машины. Вселённым не надо было заботиться о
последствиях такого боя, им был важен результат, а что станет с теми, в
кого они вселились, не имело значения.
Схватка продолжалась еще некоторое время. Вот когда Никите
понадобился опыт россдао, позволявший сражаться с любым противником,
использовать не только свою силу, но и его промахи.
Танцор сражался яростно и вдохновенно, вдруг осознав, что борется за
жизнь не только свою, но и Толину, и Ксении, и мамы, и других людей, не
подозревающих, что творится на свете. И шансов отыграться он чернявому не
дал, выбив пистолет и раз за разом посылая его на пол.
У Такэды была другая задача. Он понимал, что долго они не
продержатся, и маневрировал так, чтобы завладеть дипломатом, где наверняка
находилось оружие гостей, с помощью которого можно было превратить
пленников в ничто, в облачко газа. И он достиг своей цели, свалив
подполковника под стол, так что тот не мог выбраться оттуда сразу.
Дипломат не открылся. Он не открывался ни на щелчки пряжками, ни
после нажатия кнопки на замке, ни от ударов - тяжелый, мягкий, теплый
наощупь, кажущийся живым. В нем угадывались мощь и угроза. Казалось,
внутри прячется кто-то живой и вот-вот выскочит, превращаясь в монстра...
Сухов понял затруднения друга почти сразу. Крикнул:
- Отвлеки их, я попробую!
Такэда бросил ему дипломат и "принял" обоих, заметался между ними,
как молния. Он знал, что если пустить в ход пистолеты эмбистов, значит
тяжело их ранить, если не убить, а им и так придется несладко после ухода
вселённых.
Никита целых две секунды стоял над дипломатом, вслушиваясь в себя, в
грохот сердца и гул крови, а потом резко ткнул плечом в лоснящуюся шкуру
кейса, прокричав натужно внутрь звезды:
- Открывай!
Ответом была бесшумная белая вспышка, резанувшая по глазам - изнутри
глаз - и отозвавшаяся болью во всем теле: показалось, что всю кожу от ушей
до пят ошпарили кипятком! Но сознание Сухов не потерял. Время как бы
застыло, замедлилось в тысячи раз, и застыли сражавшиеся рядом, все трое -
в падении, из них лишь Такэда - в контролируемом. В следующее мгновение
Сухов знал, как открыть дипломат, вернее, транскоф, трансфизический кокон,
как и то, что в нем находится.
Охранник, прислушивающийся к шуму в камере с заключенными, выдержал
несколько минут, потом, после особо сильных ударов, треска и звона, дал
тревогу и открыл дверь. Его взору открылась устрашающая картина разрушения
и беспорядка.
Стол и стулья были разломаны, верхняя койка сброшена на пол и
покорежена, санузел разгромлен, а на месте окна с решеткой зиял провал без
единого осколка стекла, в который ветер задувал космы снега с улицы.
Начальник отдела подполковник Суржиков лежал ничком у окна и со
стонами порывался встать. Его заместитель майор Кендадзе стоял, шатаясь,
возле кровати и непослушной рукой пытался выстрелить в окно из табельного
пистолета. Судя по их состоянию, можно было подумать, что они попали под
горный обвал. Остолбенев, охранник смотрел на разгром безумными глазами,
пока не при бежала тревожная смена. "Шпионы", взятые прошлой ночью,
ушли...
Профессиональные разведчики или преступники никогда не вернулись бы
домой после побега из тюрьмы, однако Такэда и Сухов были дилетантами и
поэтому надеялись, что погоня ринется сразу на вокзал и в аэропорт, а не
по их домашнему адресу, и не обманулись в ожиданиях.
Пробежав в одних костюмах, без пальто и шапок, в пургу, два
километра, они остановили какого-то сумасшедшего частника, не побоявшегося
взять раздетых пассажиров, и тот подвез их к дому за четверть часа. Еще
столько же ушло на сборы и объяснения с хозяевами, а потом наступил черед
"аллюра три креста" в неизвестном направлении, пока Такэда не объяснил
начавшему терять терпение Сухову, куда они бегут. Путь их лежал к Виктору
Борисовичу Зленскому, у которого была машина - бежевая "сотка", как у
Никиты когда-то. Черный дипломат-транскоф Сухов нес сам.
Зленский их появлению в половине третьего ночи не удивился, как не
удивился и просьбе одолжить машину на пару дней. Красилькикову он верил, а
тот верил Такэде, следовательно, все было в порядке вещей.
В три часа ночи беглецы выехали по юго-восточной магистрали в сторону
Советской Гавани, понимая, что если объявлен их розыск, дороги могут быть
уже перекрыты. Но что-то не сработало у РОМБ, а может быть, эмбисты не
захотели привлекать милицию и ГАИ к своим делам: последний пост
автоинспекции на выезде из города машину беглецов не остановил.
И с этого момента началась для них жизнь, состоящая из переездов,
перелетов, коротких остановок, стычек с разного рода группами, многие из
которых, наверное, не имели никакого отношения к СС, зализывания ран,
