- Несчастный случай - лифт оборвался. Жил бы еще, да жил.
С ним вообще в последнее время творились чудеса: то в ванной кипяток
пойдет - чуть не сварился, то стул под ним рассыплется, то перецепится за
что - упадет. А позавчера газ на кухне взорвался.
- Семеныч, - окликнули мужчину. Тот кивнул и отошел.
Друзья переглянулись.
- Все это сильно смахивает... - начал Сухов.
- На внедрение, - закончил Такэда. - Кто-то очень не хочет, чтобы
Книга Бездн была Найдена. А это значит, что она не пропала бесследно,
существует и находится где-то на Земле. Неплюев наверняка кое-что знал об
этом. История сохранила легенду о "чудесах", творившихся во время
уничтожения Сухаревой башни.
Буду продолжать поиски. Правда, я свои возможности почти исчерпают.
Они вышли со двора и побрели к остановке автобуса.
- А почему бы тебе не спросить утех, кто принимает твою информацию,
где находится вход в... м-м, в хроноскважину? - вслу: подумал Никита.
- Сто раз спрашивал, не отвечают. Может быть, считают, что еще не
время, может, надеются, что мы отыщем сами.
Сухов хмыкнул и замолчал.
На автовокзале они перекусили в буфете, подошли к расписа нию.
- Куда теперь?
- Домой. По пути я тебе кое-что покажу.
Не доезжая до Хабаровска километров тридцать, сошли во вре мя
остановки в маленьком поселке со смешным названием Тре вердень.
- Прогуляемся, пока не стемнело. Уедем следующим рейсом. - Такэда
повел танцора по накатанной дороге в обход поселка, к сопкам.
Обескураженный Сухов только головой покачал, не понимая, зачем и куда они
идут.
Дорога, по которой изредка проплывали грузовые "Кразы", нырнула в
елово-пихтовый лес, потом поднялась на сопку, и Такэда сошел с нее,
направляясь по целине в просвет между расступившимся дубняком.. Через
несколько минут выбрались к обрыву: сопка здесь оголяла вертикальную
стену, падавшую в долину, которую заполняла лиственничная марь. В конце
долины возвышалась странной формы сопка, даже не сопка - каменный горб,
голый, в редких куртинах низкого кустарника, с крутыми боками.
Такэда кивнул на этот горб.
- Видишь?
Никита еще раз оглядел сопку.
- Скала, как скала... форма, конечно, интересная...
Очертаниями сопка напоминала не то буйвола, уткнувшего морду в землю,
не то медведя, закрывшего лапами голову.
- Это убу-гами, дословно с японского - "священное тело бога". На
самом деле это "прогиб нашего хрона", реальный след, вернее, отражение в
нашем мире былой войны сил Света и Тьмы, Владык и воинства Люцифера. Война
шла, конечно, "за много" хронов от нашего, но колебания Миров Веера были
столь значительными, что в каждом хроне рождались отражения реально
существовавших магов, демонов и их слуг. В данном случае эта скала -
отражение кентавроподобного монстра, "коня", созданного Денницей для
магов, помогавших ему. Таких скал на Земле я знаю четыре: Медведь - так
зовут эту сопку здесь, остров Петрова в Японском море, гора Айерс-Рок в
Австралии и Ай-Петри у нас в Крыму.
Сухов снял перчатку, зачерпнул ладонью снег, пожевал.
- Впечатление достаточно мрачное. А он не оживет?
- Я же сказал - это отражение, подчиняющееся лишь принципу формы.
Где-то в других хронах оно постепенно уплотняется, приобретает и другие
свойства, пока не становится идентичным самому "коню". Мертвому, конечно.
Хотя при определенных обстоятельствах он может и ожить. Останки этих
монстров могут сохраняться чуть ли не вечность.
Никита приставил ладонь ко лбу козырьком.
- Представляю... - Поежился. - Пошли отсюда, зябко. Или ты хотел
дойти до сопки?
- Можно было бы и дойти, но лучше этого не делать. - Такэда первым
зашагал обратно, потом остановился, протянул Сухову перстень, внутри
которого пульсировал алый чертик. - Видишь?
Здесь пространство нашего хрона "прогибается", индикатор чувствует
это. Возможно, именно в таких местах и прячется вход в хроноскважину,
соединяющую миры.
В Хабаровск они приехали поздним вечером, а в комнате Сухова их ждала
Ксения.
Художница пробыла в гостях три дня, успев понравиться хозяевам,
вызвав у Сухова душевный подъем и заставив Такэду ут роить расход нервной
энергии. Виду он не показал, хотя окончательно понял, что его надежды на
семейную жизнь с этой девушкои он любил ее давно - рухнули с приездом
Ксении в Хабаровск. При была она сюда не ради него, а ради Никиты, слегка
обалдевшего от свалившегося счастья. Правда, тень идеала, который создала
Ксения не без влияния Такэды, все еще стояла между ней и танцором.
Неизвестно, дала ли она почувствовать это Сухову, но после ее отъезда
он с такой яростной энергией продолжил тренировки, что удивил даже
инженера, с которым все чаще проводил спарринг.
Красильников сдержал слово и познакомил Никиту с мастером фехтования,
который несколько лет назад основал Ассоциацию профессионалов риска.
Мастера звали Виктором Борисовичем Зленским, шел ему сорок шестой год, он
и выглядел на все свои сорок шесть, если не больше - огромный рыжий
детина, широкий, пузатый, с руками-лопатами, заросший бородой чуть ли не
по глаза, - но, в бою он преображался, прибавляя к гигантской силе
невиданную гибкость, ловкость и грацию барса. Никиту он поразил тем, что
мог вести бой с завязанными глазами, хотя чудом было уже и владение всеми
видами холодного оружия от кинжала и шпаги до сабли и меча. Клинок при
этом казался естественным продолжением его руки.
Никита начал уставать, хотя и не признавался никому, упорно уделяя
тренировкам по двенадцать часов в день. Однако Такэда не стал требовать
сокращения объема тренировок, интуитивно чувствуя, что их свободе вот-вот
придет конец. В конце ноября он снова уехал, строго-настрого приказав
Сухову соблюдать все меры предосторожности и быть готовым к появлению
эффектов внедрения или вселения.
Сухов, слегка осунувшийся и побледневший в последнее время, только
кивнул. Сомнения в целесообразности их действий охватили его с новой
силой, хотелось бросить тренировки ко всем чертям, рвануть в Москву и
зажить нормальной человеческой жизнью. Но в глубине души он понимал, что
будет выглядеть предателем в глазах Такэды и слабаком в глазах Ксении, и,
стиснув зубы, продолжал заниматься у Красильникова и Зленского.
возвращаясь домой к ночи и уходя из дома ранним утром.
И все же, несмотря на все ухищрения и осторожное поведение, в
субботу, четвертого декабря, произошел инцидент в булочной, пробудивший
знакомое чувство подглядывания и преследования.
Булочная находилась недалеко от дома, в одноэтажном здании, и Никита
обычно перед обедом забегал в нее, брал батон белого и лепешку черного
хлеба - на день хватало и ему, и старикам. Иногда случались перебои со
снабжением, тогда возникала очередь, как и на этот раз. Сухов сначала
заколебался - стоять ли, но потом все-таки занял очередь, подумав, что
хозяевам будет нелегко тащиться по морозу и выстаивать полчаса-час.
В этот момент в булочную ввалилась компания молодцов лет по
восемнадцать-двадцать, человек пять. Не обращая внимания на возмущенных
людей, отпуская шутки, огрызаясь, они бесцеремонно растолкали толпу у
лотков, взяли по два батона и подошли к кассе. У Никиты вспотели ладони от
желания одернуть грубиянов, но он помнил наказ Толи и сдержался. Однако
события продолжали развиваться по нарастающей.
Проходя мимо кассы, первый с хохотом указал на приятеля:
- Он заплатит.
Тот в свою очередь передал эстафету: следующему, потом третьему и
четвертому, а пятый, вывернул карманы, сказав, что забыл деньги дома и
сейчас принесет, попытался миновать кассу, но молоденькая кассирша,
пытавшаяся увещевать хулиганов, вцепилась в его рукав со слезами:
- Платите сейчас же! Что же это делается? Мужчины, помогите же...
В очереди поднялся ропот - осуждали юнцов в основном пожилые женщины
да старушки, но мужчины молчали. Никита вышел из толпы и преградил путь
упивавшемуся собственной смелостью и находчивостью парню, который оторвал
от себя руки кассирши и собирался последовать за друзьями.
- Плати.
Четверо у двери перестали бросать издевательские реплики, очередь
притихла, а юнец с батонами захлопал ресницами.
- Ты чо, кореш? Чо тебе надо? Ты еще не понял? Откуда у нас такие
деньги?
- Плати, - шепотом повторил Сухов. Не поворачивая головы бросил
остальным: - Мальчики, у нас проблема - надо заплатить за хлеб. Девушка
ждет.
- Ах ты... морда! - прорезался голос у парня, одетого, как и
приятели, в меховую шубу, но без шапки. - А ну, вали отсюда, пока не...
Никита точным движением взял его за ухо и едва не приподнял, так что
тот взвыл не своим голосом, пытаясь освободиться.
- Ой-ой-ой! Отпусти, амбал, убью! Отпусти-и-и...
Сухов Отобрал батоны, передал кассирше, повернулся к остальным,
продолжая держать извивающегося, не оставлявшего попытки достать его
ногой, юнца за ухо.
- Мальчики, или платите, или кладите хлеб обратно, а то я вас сильно
огорчу.
Двое было двинулись с батонами обратно, но у черноволосого, со шрамом
на губе, вожака проснулась "гордость". Он бросил батоны на пол и вынул
нож. Его телохранитель щелкнул вторым. Очередь подалась назад, закричали
женщины. Никита кивнул на рыдавшего от боли и злости "заложника":
- Не жалко? Я ему ухо оторву.
Вожак заколебался, потом сделал жест друзьям - уходим, мол.
Сверкнул глазами:
- Ну погоди, паскуда, мы тебя встретим!
Компания удалилась с шумом и бранью, едва не сорвав дверь с петель.
Кассирша лепетала слова благодарности, вытирая слезы, очередь шумела,
восхищалась, осуждала и спорила* Никита взял хлеб и вышел из булочной.
Компания ждала его у соседнего дома.
Сухов направился прямо к ней, чувствуя, как напряглись мышцы живота и
в звезде на плече запульсировало холодное пламя. И столько в его
решительный походке было целеустремленной ярости, что пятеро не отважились
затевать драку, поспешили перейти на другую сторону улицы.
Опомнился Никита только у ворот во двор дома. Прислушался к
ощущениям: плечо дергала тонкая, как укол ледяного шприца, боль. Звезда
пыталась языком боли что-то сказать владельцу, но тот ее не понимал. В
Хабаровске она заговорила впервые, Как ни берегся Сухов, как ни
осторожничал, все же во время тренировок не раз получал удары по плечу с
пятном Вести, однако она на это никак не реагировала, словно понимая, что
"беспокоят" ее случайно, не целенаправленно. И вот Весть проснулась,
проснулась в тот момент, когда Сухову понадобилась концентрация
психической энергии и воли. Не это ли шаг к диалогу? Нельзя ли попытаться
воздействовать на нее предельным напряжением сил и мысленного приказа?
Никита даже остановился, оценив идею, но по зрелому размышлению решил
повременить с экспериментом. Риск был велик и следовало застраховаться от
неожиданностей: подождать Толю и разбудить звезду под его наблюдением.
Федор Полуянович был дома один, сказав, что жена ушла к соседке: они
дружили семьями уже лет десять. Полюбопытствовал:
- Володя, мы тут со старухой гадаем: вы террористы или спортсмены?
Если первые - значит, готовитесь что-то взорвать в Хабаровске, хотя ума не
приложу, что у нас можно взрывать, кроме казино "Бомонд". Если спортсмены
- значит, тренируетесь к чемпионату мира по каратэ.
- Террористы, - улыбнулся Никита.
Федор Полуянович улыбнулся в ответ. Постояльцев своих он уже знал
достаточно хорошо, чтобы составить о них свое мнение, но любопытства все
