-- Я пробился сквозь цепи осаждающих и бежал в ночь.
Гримм, само собой, попал в руки дьяволопоклонников и много лет
я считал его мертвым. По слухам, эти люди подвергали
мучительной смерти каждого пойманного чужестранца. Прошли годы
и я почти забыл о том случае. но вот, семь месяцев назад я
узнал, что он жив -- и даже находится в Америке, мечтая
разделаться со мной. Монахи не убили его, они лишь изменили его
своими дьявольскими трюками. Теперь он уже не совсем человек и
одержим желанием уничтожить меня. Обращаться в полицию
бесполезно: никакие полицейские не смогли бы помешать ему
хитростями и уловками осуществить свою месть. Я больше месяца
путешествовал по всей стране, убегая от него, как загнанное
животное пока, наконец, не решил, что мне удалось сбить его со
следа, найдя себе убежище в этой глуши, среди варваров, вроде
таких типов, как этот Кирби Гарфилд!
-- Не тебе говорить о варварах! -- вспыхнула девушка с
презрением, способным ранить душу любого мужчины, не будь он
безоглядно погружен в собственные страхи.
Она повернулась ко мне.
-- Мистер Гарфилд, пожалуйста войдите. Вы не должны
возвращаться по этому лесу ночью, когда в нем рыщет этот демон.
-- Нет! -- взвизгнул Брент. -- Отойди прочь от двери,
дуреха! Эшли, придержи язык. Говорю вам, он один из чудовищ
Адама Гримма! Он не переступит порога этого дома!
Бледная беспомощная девушка посмотрела на меня и я
проникся жалостью к ней, а заодно презрением к Ричарду Бренту,
племянница которого казалась такой маленькой и растерянной.
-- Я скорее проведу ночь среди воющих волков, чем в твоей
хижине! -- бросил я Бренту. -- Я ухожу, а если ты выстрелишь
мне в спину, я успею убить тебя прежде, чем умру. Я бы вообще
не вернулся, не понадобись юной леди моя помощь. Она и сейчас
нуждается в ней, но ты волен отказать ей в защите. Мисс Брент,
-- продолжал я, -- если хотите, я вернусь завтра с телегой и
отвезу вас в деревню. Вам лучше будет скорее вернуться в
Нью-Йорк.
-- Эшли отвезет ее в деревню, -- прорычал Брент. -- Уйдешь
ты, черт побери, или нет?
*
Ответив ему презрительной усмешкой, от которой посинела
его физиономия, я решительно повернулся и пошел прочь. За моей
спиной хлопнула дверь, послышался визгливый голос хозяина и
плачущие укоры его племянницы. Бедняжка, для нее это было
кошмарным испытанием: быть выхваченной из привычной городской
среды и очутиться в странной и примитивной, на ее взгляд,
местности, среди невероятно грубых и склонных к насилию людей
-- а тут еще это кровавое, грозящее местью происшествие. Глухие
сосновые леса юго-запада в любую пору кажутся странными и
чуждыми обычному горожанину с востока, а появление мрачного
призрака из безмятежного прошлого лишь усилило их угрюмую и
таинственную атмосферу, привнеся в нее ощущение кошмара.
Я остановился на тропе и, повернувшись, посмотрел на все
еще мигающий среди деревьев огонек. Над хижиной на крошечной
поляне нависла роковая угроза и белому человеку не подобрало
оставлять эту девушку под опекой ненормального дяди и его
слуги. Эшли казался бойцом, но Брент был непредсказуем. Я
полагал, что его уже коснулось сумасшествие. На это указывали
его безумные приступы ярости и столь же безумная
подозрительность. Я не сочувствовал ему. Мужчина, предавший
друга, чтобы спасти собственную жизнь, заслуживает смерти.
Но очевидно Гримм тоже сумасшедший: о его кровавой
одержимости говорило жестокое убийство Джима. Несчастный Джим
Тайк ничем не провинился перед ним. Я убил бы Гримма за одно
только это преступление, будь у меня возможность. И я не
намерен был допустить, чтобы девушка пострадала за грехи своего
дяди. Если Брент не отправлял телеграмму, как он поклялся, то
похоже, девушку вызвали сюда с какой-то зловещей целью. Кто,
кроме Гримма мог призвать девушку, чтобы заставить ее разделить
судьбу, предназначенную им для Ричарда Брента?
Я зашагал назад по тропе. Если мне не войти в хижину, то
я, по крайней мере, могу спрятаться где-то неподалеку и быть
наготове на тот случай, если понадобится моя помощь. Вскоре я
притаился под окаймлявшими поляну деревьями.
Свет все еще проникал через щели в ставнях, а в одном
месте была видна часть окна. Неожиданно оконное стекло
разлетелось прямо на моих глазах, будто в него чем-то швырнули
и ночь в тот же миг осветилась ослепительным пламенем,
вырвавшимся из дверей, окон и дымовой трубы дома. На крошечную
долю секунды передо мной мелькнул черный силуэт на фоне ярких
языков пламени и одновременно пришла мысль о том, что хижину
взорвали -- но взрыв был беззвучным.
Яркая вспышка все еще стояла перед моими глазами, когда
вселенную заполнил ослепительными искрами новый взрыв -- на
этот раз сопровождаемый громовым раскатом. Сознание вдруг
покинуло меня и я даже не успел понять, что получил внезапный
ужасной силы удар по голове сзади.
3. Черные руки
Вначале в моем пробуждающемся сознании забрезжил мерцающий
огонек. Я зажмурился, тряхнул головой и вдруг окончательно
очнулся. Я лежал навзничь на маленькой прогалине, окруженной
башнями черных деревьев, на которых играли блики колеблющегося
пламени от воткнутого рядом со мной в землю факела. Моя голова
пульсировала болью, кожу на ней стянула запекшаяся кровь, а мои
вытянутые вперед руки были скованы наручниками. Одежда на мне
была порвана, а тело саднило, будто меня грубо волокли через
кустарник.
Надо мной высилась сидящая на корточках огромная черная
фигура -- негр среднего роста, но невероятно широкоплечий и
коренастый, одетый лишь в рваные и испачканные глиной бриджи --
Топ Брэкстон. В каждой руке он держал по револьверу, из которых
целил попеременно в меня, прищуривая глаз над стволами. Один
был мой, другой принадлежал констеблю, которому Брэкстон выбил
утром мозги.
С минуту я лежал неподвижно, следя за игрой пламени факела
на его огромном черном торсе. Блики света превращали его
гигантское тело то в сияющее эбеновое дерево, то в тусклую
бронзу. Он походил на существо из адской бездны, откуда выполз
тысячелетия назад род человеческий. Свирепость негра отражалась
в бугрящихся на мощных, по обезьяньему длинных руках мышцах,
огромных плечах и конической голове, сидящей на колоннообразной
шее. Широкие плоские ноздри, тусклые глаза, толстые губы,
обнажающие смахивающие на клыки зубы -- все говорило о родстве
этого человека с его первобытными предками.
-- Как, черт побери, ты ввязался в этот кошмар? -- спросил
я.
Он оскалился в обезьяньей ухмылке.
-- Тебе и впрямь пора было оклематься, Кирби, -- процедил
он. -- Я хотел, чтобы ты очнулся и увидел того, кто убьет тебя.
А потом я ворочусь и погляжу, как миста Гримм угробит старика и
девчонку.
-- О чем ты болтаешь, черный дьявол? -- строго проговорил
я. -- Гримм? Что ты о нем знаешь?
-- Я повстречал его в глухих дебрях после того, как он
убил Джима Тайка. Слышу пальбу, иду поглядеть с факелом --
думал, кто-то гонится за мной. И встречаю мисту Гримма.
-- Так это тебя я видел с факелом, -- проворчал я.
-- Миста Гримм очень умный. Говорит, если я помогу ему
прикончить кое-кого, он поможет мне удрать. Потом берет бомбу и
швыряет в хижину, но бомба не убивает тех людей, а только
парализует их. Я слежу за дорогой и оглушаю тебя, когда ты
идешь назад. Но того парня, Эшли, не парализовало; тогда миста
Гримм берет, да и выкусывает ему глотку, как поступил с Джимом
Тайком.
-- Как так "выкусывает глотку"?
-- Миста Гримм не совсем человек. Он стоит и ходит как
человек, но он отчасти не то собака, не то волк.
-- То есть, "оборотень"? -- спросил я холодея.
-- Ага, точно, -- ухмыльнулся он. -- Таких много на
"старой Родине". -- Он вдруг посуровел. -- Я болтал слишком
долго, а сейчас вышибу тебе мозги.
Его толстые губы застыли в мертвой усмешке убийцы и он,
прищурясь, поднял револьвер в правой руке. Мое тело напряглось,
я отчаянно искал какую-то уловку, пытаясь спасти жизнь. Мои
ноги не были связаны, но руки -- скованы и малейшее их движение
отзовется горячим свинцом, пронзящим мой мозг. Я лихорадочно
погрузился в глубины черного фольклора в поисках полузабытого
суеверия...
-- Эти наручники принадлежали Джо Сорли, верно? --
осведомился я.
-- Ага, -- усмехнулся он, продолжая целиться. -- Я взял их
у него заодно с пушкой после того, как пробил ему голову прутом
от решетки. Мне показалось, что они на что-нибудь сгодятся.
-- Знай, если ты убьешь меня в наручниках, то будешь
проклят навек! Разве тебе неизвестно, что убивая человека с
крестом, ты навеки навлекаешь на себя гнев его призрака?
Он резко опустил оружие и его ухмылка превратилась в
злобный оскал.
-- Что ты хочешь сказать, белый человек?
-- То, что сказал. Внутри одного из колец нацарапан крест.
Я видел его тысячу раз. А теперь стреляй -- и я утащу тебя в
ад.
-- Которое кольцо? -- рявкнул он, угрожающе поднимая
рукоять револьвера.
-- Найди сам, -- хмыкнул я. -- Валяй, что ж ты не
стреляешь? Надеюсь, ты успел отоспаться вволю, потому что я
позабочусь о том, чтобы ты никогда не уснул снова. Ночью, под
деревьями, ты увидишь над собой мое насмешливое лицо. Ты
услышишь мой голос в ветре, стонущем в кипарисах, а когда
закроешь глаза в темноте, то почувствуешь мои пальцы на свое
горле.
-- Заткнись! -- проревел негр, потрясая револьвером. Его
черная кожа приобрела пепельный оттенок.
-- Заставь меня заткнуться, если посмеешь! -- Я с трудом
приподнялся и сел, но тут же с руганью упал на землю. -- Будь
ты проклят, у меня сломана нога!
При этих словах его сероватая кожа снова стала эбеновой, а
красноватые глаза зажглись решительностью.
-- Говоришь, сломана? -- Он обнажил блестящие зубы в
хищной ухмылке. -- Должно быть, крепко упал, когда я тебе
врезал.
Положив оба револьвера на землю подальше от меня, он
наклонился надо мной, нащупывая ключ от наручников в кармане
своих бриджей. Его самоуверенность была оправдана -- разве я не
был безоружен и беспомощен со сломанной ногой? Мне ни к чему
были оковы. Нависая надо мной, Брэкстон повернул ключ в
старомодных наручниках и сорвал их с моих рук. Но в тот же миг
мои руки жалящими змеями прыгнули к его черному горлу, жадно
сомкнулись на нем и потянули негра вниз.
*
Меня всегда интересовало, чем могла закончиться схватка
между мной и Топом Брэкстоном. Вообще-то, не подобает
завязывать ссоры с чернокожими, но меня охватила свирепая
радость и мрачное удовлетворение при мысли о том, что вопрос
нашей сравнительной доблести будет окончательно решен, причем
победителю достанется жизнь, а побежденному -- смерть.
Едва я схватил его, как Брэкстон догадался о том, что я
провел его, заставив освободить и, к тому же, не был покалечен.
Негр мгновенно взорвался ураганом ярости, способной расчленить
противника помельче меня сложением. Мы катались по сосновым
иглам, слепо колотя друг друга.
Предлагая читателю элегантную повесть, мне следовало
поведать о том, как я победил Брэкстона сочетая высокий
интеллект, боксерский навык и научный подход, покоряющие грубую
силу. Но хроника событий обязывает меня придерживаться фактов.
Разум играл в этой битве лишь незначительную роль. Он
помогал мне не более, чем любому, кто оказался в объятиях
гориллы. Что касается сноровки, то негр способен был
четвертовать среднего боксера или борца голыми руками.
