клиентов я не забываю. Что у вас за нужда?
- Чисто служебная. Синтетическая краска такая, как на импортных
пивных банках в вашем деле может быть использована?
- Свежую новую столярку ею покрывать нельзя, течет из под кисти.
Распылять тоже не очень годится, надо несколько слоев. Чтоб обновлять
покрашенную уже столярку, ее класть опасно, старая краска может под ней
вздуться.
- А куда можно приспособить такую краску?
- На металлические поверхности. Возможно, годится для автомашин.
- На кузовные работы?
- Во-во!
- Спасибо, Миша.
- Всегда готов, Ефим Захарович! Виталику привет!..
Положив трубку, Левин вышел, в конце коридора была дверь, где сидели
еще два сотрудника бюро.
- Степа, удели пять минут, - входя, обратился он к немолодому
человеку в милицейской серой сорочке, но без погон.
- Только по-быстрому, Ефим Захарович, много работы.
- Мне нужен список автосервисных станций ВАЗа и
"Универсалавтосервиса", где делают покраску машин, а также адреса подобных
кооперативов. Всех, что есть в городе.
- А по СНГ вам не нужно? - усмехнулся Степа.
- Послать тебя, Степа? Без командировочных.
- Я ведь тоже могу послать, Ефим Захарович. Спешу я, готовлюсь к
командировке, Иван подрядил сопровождать ценный груз какого-то хмыря из
фирмы "Алмаз"... Так что у вас? Зачем вам эти станции?
Левин кратко объяснил.
- Государственные - ВАЗа и "Универсалавтосервиса" вам не нужны. Они
получают свою краску, специальную автомобильную, централизованно, хотя
нынче и в мизерных количествах. Никто там не захочет химичить с левой
краской, да еще неизвестно какой. Занимаются ремонтом и кустари в гаражах.
Но народ этот в основном небогатый и прижимистый, чтоб скупать такую
партию, краски да еще незнакомой. Есть частники, имеющие патент, некоторые
завели себе подъемники, сушильные камеры, работают широко и солидно, к ним
очереди. Эти тоже не станут рисковать с незнакомой краской - пусть
ворованная, но должна быть автомобильная, они дорожат своей репутацией.
Сомневаюсь, что и кооперативные мастерские захотят приобрести партию
краски сомнительного назначения... Вот такой расклад, Ефим Захарович.
- Печальный расклад, Степа. Но ты, пожалуй, прав: чтоб скупить
столько ворованной краски, надо точно знать, что это не кот в мешке. А в
розницу, пожалуй, похититель гнать ее не будет.
- Но все-таки по гаражам походить надо. Вдруг где-нибудь проклюнется,
чем черт не шутит. Она в какой расфасовке?
- Бог ее знает.
- Список к концу дня я вам, так и быть, сделаю - названия и
адресочки.
- Спасибо, Степан Петрович...
Под вечер, около пяти, вернулся Михальченко.
Левин сидел в кресле, а Михальченко, огромный, метр девяносто, почти
центнер весу, косолапо расхаживал по кабинету, жуя бутерброд.
- Остановись, проглоти и сядь, - попросил Левин. - Ну что, вынюхал?
- Был я на базе, - усаживаясь, начал Михальченко. - Действительно,
"Золотой ячмень" арендует у них складской модуль. За интересующее нас
время, кроме хищений груза фирмы "Золотой ячмень", других не было. Хотя по
мелочи воруют, как всюду нынче, на любой базе: то откинут в грузовик тюк с
чем-нибудь, то ящик. В ряд обычных хищений можно поставить и наши два
случая; то, что оба раза одного грузополучателя, тоже можно отнести к
совпадению. Въехать пустым и выехать с грузом на базу при большом желании
и при больших деньгах - вполне. Хотя есть и охрана, и пропускная система.
Никто ничего внятно сказать не мог - сами разводят руками; и завскладом, и
начальство повыше. А у вас какие новости?
Левин рассказал.
- Степа сделал списки гаражных кооперативов. Их одиннадцать в городе,
- закончил он.
- Верю в это слабо, но все же потолкаться там надо. Лучше всего в
субботу, - сказал Михальченко. - Частники любят в выходные дни проводить
время в гаражах. Я проедусь со Стасиком.
- Хорошо. А я повидаюсь еще раз с президентом Чекирдой... Ты что
сегодня вечером делаешь? Бери жену, и приходи часов в восемь.
- По какому случаю?
- У внука день рождения. Народу будет немного: мой приятель с
супругой, мы с ним в прокуратуре вместе работали, соседи - брат и сестра,
медики, невестка, сын, да я со своей. Детишки будут отдельно. Выпьем по
сто граммов.
- А сколько внуку?
- На будущий год в школу.
- Приду, но один, моя в ночной смене.
- Жаль, - Левин знал, что жена Михальченко работает старшей
телефонисткой на междугородной телефонной станции.
Михальченко глянул на часы, покачал головой:
- Что ж раньше-то не сказали? Подарок-то пацану надо, а магазины
вот-вот закроют... - он быстро вышел.
Стасик во дворе чистил робу щеткой, которую возил в бардачке, драил
суконкой высокие ботинки - собирался домой.
- Одолжишь полчаса? - спросил Михальченко. Знал, что Стасик живет за
городом, электричкой час десять, он всегда после работы спешил подгадать
на ближайшую, потому что следующая только через сорок минут.
- Стряслось что? - спросил Стасик.
Михальченко врать не стал:
- У внука Ефима Захаровича день рождения. Не заявишься же с бутылкой,
надо пацаненку купить что-то. Сгоняем в "Детский мир".
- Ни хрена вы не купите там, Иван Иванович. Разве что какого-нибудь
плюшевого урода, не поймешь, что: то ли медведь, то ли зайчиха. Давайте
лучше по коммерческим помотаемся.
- Заводи!..
Детских игрушек не оказалось и в коммерческих. И лишь в одном из них
Михальченко увидел на витрине маленький, с полладони плоский японский
калькулятор.
- Как думаешь? - засомневавшись, спросил Михальченко у Стасика. -
Пойдет?
- Вещь! В школе сгодится ему.
- Значит, берем, - Михальченко попросил продавщицу показать
калькулятор, повертел, нажал клавиши "2+2", получил "4", выложил деньги.
Вышли из магазина. - Ты вот что, дуй ставить машину и беги на свою
электричку, а я домой троллейбусом доберусь, - сказал он Стасику...
- По-моему, ты перебрал, - сказала Ирина брату, когда, уйдя от
Левиных и спустившись этажом ниже, он никак не мог попасть ключом в
замочную скважину.
- Нет, просто не надо было мешать водку с коньяком... Завтра смогу
попозже встать, я иду на ночь.
Наконец он отпер дверь. Вошли.
Брат и сестра Костюковичи (она была старше его на два года) жили в
трехкомнатной квартире, доставшейся после смерти родителей. В тридцать
шесть лет он был еще холост, сестра - бездетная разведенка. Разойдясь с
мужем, спросила: "Марк, я переберусь к тебе. Не возражаешь? Я не хочу
заниматься судебным дележом той квартиры. Она - его, кооперативная, он
выплатил". - "Ради Бога, Ира! Перебирайся сюда. Какие могут быть
сомнения!" - "Если тебе надо будет приводить женщин, предупреди, я
переночую у кого-нибудь из подруг", - весело сказала она. - "А если ты
захочешь привести мужика? Тебе ведь только тридцать восемь?" - в тон ей
сказал Костюкович. - "Это уже мои проблемы, не волнуйся, улажу... Я-то
замужем побывала, а вот тебе пора жениться". - "На ком?" - "Господи! По
городу ходит столько хороших свежих кобылиц! Проведи сексуальное
тестирование, может что-то подберешь. Нельзя заниматься только
платонической любовью. Это ведет к импотенции", - засмеялась сестра. - "Ты
о чем?" - "Не "о чем", а о ком. О Каширговой. Думаешь, не знаю". - "Она
замужем, Ирка. У нее муж и ребенок". - "Тоже мне помеха!" - "Давай не
будем больше об этом. Иначе выгоню, ты тут не прописана". - "Ладно,
дурачок, не сердись..."
Сестра окончила фармакологический факультет и заочно химфак
университета, в тридцать четыре года защитила кандидатскую, вела одну из
лабораторий в НИИ экспериментальной фармакологии. Костюкович знал, что за
сестрой приударивает другой завлаб, очень способный химик-фармаколог
толстяк Баграт Погосов. Но она не принимала эти ухаживания всерьез,
посмеивалась: "Погос шалопай, выпивоха, трепач, любитель вкусно и много
есть. По нынешним временам это главный порок..."
2
На ночное дежурство доктор Костюкович приехал в больницу загодя, чтоб
застать знакомого санитара из морга: тот обещал пластмассовую ручку для
стеклоподъемника "Жигулей", которую Костюкович случайно обломал.
Дверь в ординаторскую была заперта. Открыв своим ключом, он
переоделся в белый халат, легкие белые сабо, поставил кейс под свой стол и
вышел. Спустился на цокольный этаж, переходивший в тоннель, прошагал его -
темный, сырой, гулкий - и очутился в большом больничном дворе. Вдали
находилось здание патологоанатомического отделения и морга, за ним, еще
дальше - подстанция "скорой помощи", ее бензоколонки и диспетчерская.
Санитар уже переодевался, собираясь домой.
- Сами поставить сможете, доктор? - спросил он, достав из портфеля
черную пластмассовую ручку.
- Смогу. Спасибо... Много сегодня было?
- Четыре вскрытия. Это по понедельникам у нас завал, а сегодня
терпимо...
Костюкович знал, что патологоанатомическое отделение их больницы в
сущности - городская прозектура, куда свозят умерших почти из всех
больниц. После суббот и воскресений вскрытий особенно много...
Костюкович вернулся в ординаторскую. Врач, которого он сменял, пил
перед уходом кофе.
- Как дела? - спросил Костюкович.
- Три свежих инсульта. Два мужика и женщина.
- Куда положил? - поинтересовался Костюкович, помня, что в его
палатах мест не было.
- Мужиков к себе, а женщину в первую неврологию, у нас все женские
забиты.
Когда коллега ушел, Костюкович выложил из кейса пакет с едой,
стетоскоп и тонометр, сунул молоточек в карман халата и мысленно попросил
Бога, чтоб ночь прошла спокойно, никто не умер. Ночное дежурство - самое
удобное время, чтобы привести в порядок истории болезней, тем более
сегодня четверг, канун выписок, а у него завтра выписывалось четверо
постинсультных.
Заперев ординаторскую, он отправился на вечерний обход.
Больница их - гигант на тысячу коек. Девятиэтажные корпуса
соединялись застекленными переходами. И называлась она "Городская
клиническая больница скорой помощи", куда везли круглосуточно. Этот
пронизанный пассажирскими и грузовыми лифтами комбинат жизни и смерти
находился на высоком плато, фасадом корпуса были обращены к раскинувшемуся
внизу городу...
Закончив обход, дав распоряжения дежурившей с ним сестре, Костюкович
вернулся в ординаторскую и сел приводить в порядок истории болезней.
Время шло незаметно, около двенадцати ночи вошла сестра.
- Марк Григорьевич, кофе? - предложила.
- Не прочь.
Она налила ему из своего термоса полную чашку и вышла. Он ел
принесенные из дому бутерброды, запивал горячим кофе. Затем снова принялся
за работу. В начале второго по внутреннему телефону вызвали в приемный
покой. Слава Богу, оказалось только на консультацию. В два он прилег в
маленькой комнатке, тут же, при ординаторской. И сразу заснул. Поднял его
звонок - опять из приемного покоя, и опять консультация. Затем стало плохо
трем больным, отправился к ним в палаты. Около четырех утра снова прилег,
заснул глубоко, безмятежно, как дома...
В пять утра уже светало, небо над лесом порозовело, там всходило
солнце, серпок луны поблек, словно истощился за ночь, и стал похож на
кусочек оторвавшегося облачка. В эту пору шоссе было пустынным. Белая
машина - "Жигули-шестерка" - замигала указателем левого поворота - там,
ответвляясь от магистрали, в сохранившуюся ночную прохладу уходила дорога,
