тех пор я ее не видел". А если действительно владелец тут ни при чем?
- Тут опер может его спросить: "Зачем такое количество лекарств?" Я
бы на его месте спросил, - сказал Левин.
- А я бы на месте владельца ответил: "Дефицит. Хотел
подзаработать..." Пошли обедать, Ефим Захарович. Нечего над этой фигней
ломать себе голову...
14
Костюкович допивал чай с вишней, когда раздался телефонный звонок.
Второй, параллельный аппарат висел на кухне.
- Слушаю, - Костюкович снял трубку.
- Квартира доктора Костюковича? - спросил медленный баритон.
- Да, - Костюкович пытался вспомнить голос.
- Марка Григорьевича, пожалуйста, если можно.
- Я у телефона. С кем имею честь?
- Здравствуйте. Моя фамилия Думич. Я следователь прокуратуры
Шевченковского района. Марк Григорьевич, нам надо бы встретиться.
- В связи с чем?
- В связи со смертью вашего больного Зимина.
- Понятно... Жалоба?
- Вы угадали. Когда сможете зайти?
- Да хоть завтра, - как можно равнодушней ответил Костюкович.
- Меня это тоже устраивает. А время?
- Могу только после работы, около четырех.
- Годится. Жду вас, доктор. Вы знаете, где прокуратура Шевченковского
района?
- Бывать не приходилось, но найду.
- Седьмой кабинет.
- Седьмой так седьмой. Всего доброго, - Костюкович спустил трубку.
"Продолжение следует, - подумал он. - Режиссер выстраивает новую
мизансцену. Кто же он, этот искатель справедливости?.."
Следователь Думич оказался молодым человеком, почти ровесником
Костюковича, но уже с лысиной, просвечивавшей сквозь редкие, очень светлые
волосы. Он вскинул на вошедшего голубые близорукие глаза, казавшиеся
испуганными за толстыми линзами очков. Костюкович уловил во взгляде
вопрос, сказал:
- Я доктор Костюкович.
- Ага! - словно обрадовался следователь. - Садитесь, доктор... Ну
что, приступим к делу, чтоб не терять времени?
- Уже и дело есть? - улыбнулся Костюкович, усаживаясь в плохонькое
кресло.
- Бумажка во всяком случае имеется, - суховато ответил Думич. -
Познакомьтесь, - и он вынул страничку из тощей папки.
Сперва Костюкович посмотрел на дату. Жалоба поступила давно, как и
та, которая у главврача, обе поступили еще до болезни Костюковича и до
кражи в архиве Каширговой.
Затем он пробежал глазами текст, усмехнулся, возвратил следователю.
- Все это я уже читал.
- Где?
- Аналогичная чушь поступила и к нашему главврачу. Автор тот же. Хотя
не уверен, что это истинный автор.
- Ну, а что бы вы могли сообщить по этому поводу, Марк Григорьевич?
- В объяснительной на имя главврача я уже все сказал, другого ничего
быть не может, вот, - и он извлек из кармана копию той объяснительной,
какую оставил главврачу, - можете подшить к делу.
- Мне бы хотелось услышать это в живом изложении. Сперва.
- Изложу, - и Костюкович пересказал всю историю с Зиминым.
- Значит похищенное из патологоанатомического отделения - протокол
вскрытия и некропсийные материалы - это единственное опровержение жалобы?
- Единственное.
- Кому же понадобилось красть это? И зачем? У вас нет никаких
предположений на сей счет?
- Нет.
- Плохо, - следователь посмотрел в глаза Костюковича, затем после
паузы, сказал: - Копию этой вашей объяснительной вы, пожалуйста,
перепишите для нас, так сказать собственноручно. Два дня вам хватит на
это? И занесите мне, будьте добры.
- И что дальше?
- Жалоба на вас, как вы, надеюсь, понимаете, стала уже бумагой
казенной, официальной. И я человек казенный. А речь в ней идет о том, что
по вашей вине умер человек. Так что работы у меня прибавилось, -
следователь тоскливо вздохнул, встал, давая понять, что на сегодня -
все...
Когда Костюкович шел в прокуратуру, волнения почти не было, а
охватило какое-то шутливо-нервическое настроение от сознания, что ни в чем
не виноват. Сейчас же, возвращаясь домой, он забеспокоился, стал
вспоминать разные случаи, когда врачей по похожим поводам вызывали к
следователям; ни та, ни другая сторона часто не могла ни доказать, ни
опровергнуть, верх в таких случаях нередко брала удобная фраза "умер
больной". В палате во сне или на операционном столе, или во время
какой-нибудь процедуры - _у_м_е_р_.
"А! Будь что будет", - как бы махнул рукой Костюкович.
15
В перерыве они вдвоем пили кофе с рогаликами, посыпанными маком. Кофе
Погосов варил сам - из молотого зерна в настоящей медной турке на
маленькой спиртовке.
- Твой кабинет можно найти по запаху, как духан, - засмеялась Ирина.
- Ты знаешь, сколько лет этой турке? - Погосов откинулся в кресле. -
Лет сто. - Еще прадед мой варил в ней. Мы, армяне, цепкие во всем, что
касается домашнего очага, традиций, вещей.
- Может потому, что Армения мононациональна, как никакая другая
республика? - спросила Ирина.
- Скорее другое: всю свою историю армяне боролись, чтоб уцелеть, не
исчезнуть. На земле, наверное, только два таких народа: мы и евреи... Ты
свой виварий пополнила? - неожиданно спросил Погосов.
- Да. А почему ты спрашиваешь? - удивилась она резкому переходу к
другой теме.
- Зашиваюсь, выручи. На двух группах животных я уже проверил. Мне
нужно еще испытать взвесь на ингаляционное и на аллергизирующее
воздействие на третьей группе животных.
- Это по хоздоговорной теме?
- Да. Сделаешь?
- Ладно, доктор Фауст, сделаю. Хотя своей работы полно.
- Еще кофе? - предложил Погосов.
- Нет, хватит, очень крепкий.
Он начал убирать со стола, опрокинул чашку, густой черный ручеек
потек под бумаги, лежавшие кипой справа и слева, Ирина стала помогать ему
отодвигать бумаги, чтоб не промокли, откуда-то из-под них выкатился
зеленый металлический туб, в каких обычно бывают импортные лекарства.
Погосов схватил этот туб и сунул в карман. Ирину удивила торопливость, с
какой это было сделано - туб металлический, не промок бы.
- Что это? - спросила она.
- Ерунда, - отмахнулся он. - Западногерманские витамины.
- Пьешь, что ли?
- Ага.
- Летом? Чего вдруг? Когда полно помидоров, болгарского перца,
зелени. И ты все это любишь. Врешь ты, Погос.
- Вру, - добродушно согласился он, куском марли промокая лужицу на
столе.
Приоткрылась дверь, девушка-лаборантка в белом халате, заглянув,
сказала:
- Ирина Григорьевна, извините. К вам Суярко с химфармзавода приехал.
- Иду! - отозвалась Ирина...
16
Костюкович вышел из застекленного тамбура, где толпились родственники
больных, пытавшиеся проникнуть в неурочное время к своим близким,
уговаривали пожилую женщину-швейцара, но та была неумолимой.
- Посещение с пяти, вот написано, читать надо. Что вы тут кучу
образовали, дайте доктору пройти!..
По долгим ступеням он спустился с холма и пошел к трамвайной
остановке. Было начало четвертого. Он ждал трамвай минут десять, когда
перед ним остановилась "девятка" и из приоткрывшейся дверцы высунулся
Туровский:
- Марк! Домой, что ли? Садись!
Костюкович обрадовался оказии, на дорогу обычно уходил час из-за двух
пересадок - с трамвая на автобус, а затем на троллейбус. Он редко ездил на
работу своей машиной, парковаться приходилось на пятачке у входа в
приемный покой, куда то и дело подъезжали машины "скорой", нередко
калечившие докторские легковушки, дважды досталось и "жигуленку"
Костюковича...
Едва он нырнул в "девятку", как почувствовал знакомый уже запах
лосьона. Костюкович оказался на заднем сидении рядом с Туровским.
Водитель, полуобернувшись, поприветствовал:
- Здравствуйте, Марк Григорьевич. Не узнаете?
Но Костюкович уже узнал Алтунина.
- Здравствуй, Сева, - коротко сказал Костюкович, все еще втягивая
носом парфюмерный запах. - Разбогател, "девятку" гоняешь?
- Гоняю, - ответил Алтунин.
Рядом с Севой сидел здоровенный мужик лет сорока в светло-серой
безрукавке и в серых из плащевки брюках. Мощные руки, тяжелые, как бы
обвисшие, плечи.
- Знакомься, Марк, это наш тренер Виктор Петрович Гущин, - сказал
Туровский.
Гущин молча кивнул Костюковичу, но голубовато-водянистые глаза его,
словно выпученные, под короткими белесыми ресницами, смотрели как-то
настороженно.
"У него, похоже, что-то со щитовидкой", - подумал Костюкович, отметив
эти глаза, как бы не вмещавшиеся в орбитах. Только сейчас он вспомнил, что
видел, хотя и издали, этого человека на спортбазе, когда приходил к
Туровскому. Они сидели тогда с Туровским в комнатке, а через распахнутое
окно виднелся бассейн, и там на бровке стоял тренер, что-то кричал,
размахивая рукой, на нем были красные с каким-то узором красивые плавки...
- Ты спешишь? - спросил Туровский, повернув голову к Костюковичу. -
Мы едем с тренировочной базы, хотим где-нибудь пообедать. Составишь
компанию?
- Денег с собой нет, - ответил Костюкович.
- Ерунда! Мы приглашаем, так что никаких проблем. Так, Петрович? -
обратился Туровский к тренеру.
- Порядок, - прогудел тот.
- Куда поедем, Виктор Петрович? - спросил Алтунин.
- Жми в "Голубой день".
Костюкович знал, что это гриль-бар за городом, в лесном массиве, в
зоне отдыха. Ему не очень-то хотелось быть в роли приглашенного. С какой
стати? Кто он им? Может, Туровский просто из вежливости сказал "составишь
компанию?" в надежде, что откажется. А услышав, куда они собираются, он
расстроился, понимая, что в этом загородном гриль-баре цены космические.
Поэтому, когда добрались до развилки - влево дорога в центр, а прямо - за
город, в сосновый бор, где и приютился "Голубой день", Костюкович сказал:
- Притормози, Сева. Я сойду, пожалуй. Мы там засидимся, а у меня еще
дома кое-какие дела.
- Да брось ты! Вот совковая психология! - махнул рукой Туровский. -
Когда-то же и расслабиться надо! Не щепетильничай! Пригласили - не
комплексуй. Мы знаем эту тревогу, и знаем свои возможности. Так, Петрович?
- Порядок! Кати, Сева, - скомандовал Гущин.
"А черт с вами! - подумал Костюкович. - Чего я в самом деле? Не
напрашивался же!" - успокаивал он себя, пытаясь избавиться от чувства
неловкости...
В гриль-баре народу было немного: время послеполуденное, да и будний
день. Сразу же подошла официантка, похоже, знавшая клиентов.
Туровский сказал ей:
- Привет, подруга. Значит, как обычно, остальное из загашника.
Первым делом она принесла минеральную воду в бутылках без этикеток,
на других столах на бутылках были этикетки местной воды "Криничанка".
Только потом, во время еды Костюкович понял, что им подали "Боржоми". Стол
быстро заполнялся: малиновые помидоры, маленькие огородные огурчики, филе
копченого карпа, обложенное каперсами, пучки свежего лука, армянская
бастурма, лобио с копченой грудинкой, в глубоком квадратном блюдечке
крабы, тарелка с пахучей кинзой и тархуном, бутылка коньяка "Славутич", а
вместо хлеба еще теплый лаваш.
- Откуда это у них все? - удивился Костюкович.
- Бар теперь частный, выкупили, трое из них: хозяин, жена и сестра
жены официанткой. Крутятся, в Армению ездят за бастурмой и травой, за
фасолью для лобио и "Боржоми" - в Грузию, за каперсами - в Азербайджан, за
этими помидорами - в Молдавию... Ну что, приступим? - Туровский налил
коньяк тренеру, Костюковичу, себе, а Севе Алтунину плеснул в фужер
