Прежде чем Марли вспомнила о специальной программе, телефон Андреа
прозвонил шестнадцать раз. Программа, наверное, все еще подключена, а номера
этой маленькой, довольно дорогой брюссельской гостиницы, конечно же, в
списке нет. Привстав, она положила трубку радиотелефона на мраморную
столешницу, и телефон тут же негромко загудел.
- Посылка с курьером из галереи Дюпре.
Когда коридорный - на этот раз более молодой, смуглый, вероятно,
испанец - ушел, она подошла с пакетом к окну, повертела в руках. Какой-то
предмет, завернутый в единый лист темно-серой бумаги ручной выделки. Лист
был свернут и подогнут тем самым загадочным японским способом, который не
требовал ни клея, ни бечевки, но Марли знала, что, стоит раскрыть посылку,
ей уже никогда не завернуть ее обратно. В уголке рельефно выступали название
и адрес галереи, а имя Марли и название ее гостиницы были выведены от руки
через весь центр посылки изящным курсивом.
Развернув бумагу, она обнаружила, что держит в руках новенький
голопроектор "Браун" и плоский конверт из прозрачного пластика. В конверте
оказались семь пронумерованных пластинок голофишей. За миниатюрным чугунным
балконом заходило солнце, окрашивая золотом Старый Город. До Марли
доносились автомобильные гудки и крики детей. Она закрыла окно и вернулась к
письменному столу. "Браун" оказался обтекаемым черным параллелепипедом,
работал проектор от солнечных батарей. Марли проверила напряжение и, достав
из конверта первую голофишу, вставила ее в прорезь.
Над "Брауном" расцвела шкатулка, которую она видела у Вирека в
смоделированном парке Гюль, засияв кристальным разрешением самых лучших
музейных голограмм. Кость и золото микросхем, мертвое кружево и тусклый
белый мрамор, откатившийся от кома глины. Марли покачала головой. Как
удалось этому неизвестному - кто бы он ни был - расположить эти обломки,
этот хлам
так, что он брал за душу, вонзался в нее, как рыболовный крючок? Но
потом она кивнула. Этого можно добиться, она-то знает; много лет назад такое
делал человек по имени Корнелл, тот тоже создавал шкатулки.
Потом она перевела взгляд влево, туда, где по полированной поверхности
стола распласталась элегантная серая бумага. Эту гостиницу, устав ходить по
магазинам, она выбрала по чистой случайности. Она ни единой душе не
говорила, где она, и, уж конечно, никому в галерее Дюпре.
6.БАРРИТАУН
Он пробыл без сознания часов восемь - если верить таймеру на
материнском "Хитачи". Очнувшись, уставился на пыльную панель, чувствуя, как
впивается в ногу какой-то острый угол. "Оно-Сендаи". Он перекатился на бок.
Затхлый запах блевотины.
Потом долго стоял под душем прямо в одежде, не уверенный, а как он,
собственно говоря, туда попал. Крутил краны, тер лицо. На ощупь оно казалось
резиновой маской.
- Что-то стряслось.
Что-то скверное, огромное - он не был уверен, что именно.
На кафельном полу в душе постепенно росла горка мокрой одежды. Наконец
он выключил воду, подошел к раковине и, отбросив с глаз мокрые волосы,
всмотрелся в лицо в зеркале. Бобби Ньюмарк, никаких проблем...
- Нет, Бобби, проблема. У нас проблема...
С полотенцем на плечах, оставляя мокрые следы, он прошлепал через узкий
коридор в свою крохотную треугольную спальню в задней части кондо. Как
только он переступил порог, с готовностью зажегся голографический
порномодуль. Полдюжины девушек заулыбались, с очевидной радостью встречая
хозяина. Они стояли будто за стенами комнаты, в дымчатой перспективе
мучнисто-голубого пространства, их белозубые улыбки и упругие молодые тела
казались неоново яркими. Двое придвинулись ближе и стали ласкать друг Друга.
- Хватит, - приказал Бобби.
Проекционный модуль по его команде отключился; сказочные девицы
исчезли. Раньше модуль принадлежал старшему брату Линга Уоррена, прически и
одежда устарели и выглядели довольно нелепо. С девицами можно было поболтать
и заставить их делать всякое друг с другом и с самими собой. Бобби вспомнил,
как в тринадцать лет был влюблен в Брэнди, брюнетку в синих прорезиненных
штанишках. Теперь он ценил проекцию в основном за иллюзию пространства,
которую она привносила в импровизированную спальню.
- Что-то, черт побери, стряслось, - повторил он, натягивая черные
джинсы и почти чистую рубашку. Он покачал головой: - Что? Что, мать вашу?
Сбой тока на линии? Какая-то дурацкая акция внутри самой Ядерной
Комиссии? А может, база, в которую он попытался вломиться, как раз в этот
момент перенесла какой-нибудь странный общий крах, или кто-то атаковал ее из
другого сектора матрицы... Но оставалось еще ощущение от встречи, встречи с
кем-то, кто... Сам того не осознавая, Бобби вытянул правую руку, умоляюще
раскрыл ладонь.
- Блин! - выдохнул он.
Пальцы сжались в кулак. И вдруг все вернулось: сперва ощущение чего-то
большого, поистине огромного, что тянется к нему через киберпространство, а
потом смутный девичий облик. Стройная, каштановые волосы, затаилась где-то в
странной яркой темноте, полной ветра и звезд. Но когда его разум потянулся
за ними, образы ускользнули.
Сообразив, что голоден, Бобби сунул ноги в сандалии и направился назад
в сторону кухни, вытирая по дороге голову влажным полотенцем. Проходя через
гостиную, он заметил, что с ковра на него уставился горящий глаз индикатора
."ВКЛЮЧЕНО" на "Оно-Сендаи". Застыв на месте, Бобби с шумом втянул воздух
через стиснутые зубы. Дека все еще подключена. Может ли она до сих пор быть
на связи с базой, которую он пытался прокачать? Могут ли на базе определить,
выжил он или нет? Он понятия не имел. Одно Бобби знал наверняка: у них есть
его номер и адрес. Он же не подумал о реле и автоматических обманках,
которые помешали бы им запустить обратный поиск.
У них есть его адрес.
Забыв о голоде, Бобби метнулся в ванную и начал копаться в сырой
одежде, пока не нашел кредитный чип.
У него было двести десять новых иен, припрятанных в полой пластмассовой
ручке универсальной отвертки. Надежно запрятав отвертку и кредитный чип в
карман джинсов, он натянул пару самых старых и самых тяжелых своих ботинок,
потом выгреб из-под кровати грязную одежду. Нашел черную парусиновую
ветровку, по меньшей мере с дюжиной карманов, один из них, огромный длинный
кисет, тянулся вдоль поясницы - что-то вроде внутреннего рюкзака. Под
подушкой лежал японский гравитационный нож с оранжевой рукоятью - он
отправился в карман на левом рукаве пиджака, поближе к обшлагу.
Когда он уходил, вспыхнули сказочные принцессы:
- Бобби, Бобби-и-и-и, вернись, поиграем...
В гостиной он вырвал коннектор "Оно-Сендаи" из торца "Хитачи", свернул
оптоволоконный провод и засунул его в карман. То же самое произошло с
набором тродов, за ними в карман-кисет куртки проскользнул и "Оно-Сендаи".
Занавески все еще были задернуты. Бобби почувствовал прилив нового,
радостного возбуждения. Он уходит. Должен уйти. Он успел позабыть
трогательную нежность к этому месту, порожденную прикосновением смерти.
Осторожно раздвинув шторы, Бобби выглянул в образовавшуюся щель размером с
ноготь большого пальца.
Вечерело. Через несколько часов на темных громадах Проектов замигают
первые огни. Большая Площадка уходила вдаль, как бетонное море. На
противоположном его берегу вставали Проекты, гигантские прямоугольные
строения, кое-где смягченные случайными наслоениями подвесных оранжерейных
террас, рыборазводных резервуаров, систем солнечного отопления и вездесущих
антенных блюдец. Дважды-в-День сейчас, наверное, там, спит в своем мире,
который Бобби никогда не видел, в мире самодостаточного здания-улья.
Дважды-в-День спускался вниз по делам, в основном - с хотдоггерами
Барритауна, а потом взбирался обратно наверх. Бобби всегда казалось, что
наверху хорошо - сколько всего происходило на балконах по ночам! Среди
красных пятен костров стайками обезьянок в одном белье крутились ребятишки,
такие маленькие, что их едва было видно. Иногда ветер менялся, и на Большую
Площадку сносило кухонные запахи, а иногда было видно, как из какой-нибудь
потайной страны высоко-высоко на крыше выплывает легка!
я авиетка. И всегда - сплав сотен ритмов из тысяч динамиков, волны
музыки, которая пульсирует и растворяется в порывах ветра.
Дважды-в-День никогда не говорил о том, какая жизнь там, где живет он.
Дважды-в-День говорил о деле или, если желал вести светскую беседу, о
женщинах. То, что Дважды-в-День говорил о женщинах, больше, чем что-либо,
заставляло Бобби мечтать вырваться из Барритауна, но он прекрасно понимал,
что бизнес - его единственный билет отсюда. Правда, теперь дилер ему был
нужен совсем по другой причине - происходящее оказалось ему, Бобби,
совершенно не по зубам.
Может, Дважды-в-День скажет ему, что происходит. Предполагалось же, что
ничего "мокрого" не будет. Дважды-в-День сам выбрал для Бобби эту базу,
потом дал напрокат софт, необходимый для того, чтобы прорваться внутрь. И
Дважды-в-День был готов перепродать все, что ему удалось бы оттуда вытащить.
Так что толкач должен знать. Во всяком случае, хоть что-то.
- У меня нет даже номера твоего телефона, мужик, - сказал Бобби,
обращаясь к Проекту и давая шторе упасть. Может, нужно оставить что-то для
матери? Записку? - Уношу ноги, - сказал он комнате у себя за спиной, - и
куда подальше. - И вот он уже за дверью и бежит по коридору, направляясь к
лестнице. - Навсегда, - добавил он, открывая ногой входную дверь.
Большая Площадка выглядела вполне безопасно, если не считать одинокого
полуголого торчка, погруженного в яростный спор с Господом Богом. Бобби
обошел торчка по широкой дуге - тот кричал, подпрыгивал и рубил воздух
ударами карате. Голые ноги полоумного были покрыты засохшей кровью
вперемешку с пылью и остатками того, что было, вероятно, прической долика.
Большая Площадка - нейтральная территория, по крайней мере
теоретически, и долики с год назад заключили - правда, достаточно непрочный
- союз с готиками. У Бобби были довольно прочные связи среди готиков, хотя
он и сохранял за собой статус независимого. Барритаун - рисковое место для
того, чтобы быть независимым. Во всяком случае, думал Бобби, пока стихала за
спиной гневная тарабарщина торчка, банды создают хоть какую-то структуру.
Если ты готик, а тебя покоцали казуары - в этом есть хоть какой-то смысл.
Может, основная причина и совершенно идиотская, зато есть правила. А
независимые становятся добычей обдолбанных маньяков - хищных одиночек,
скитающихся по окраинам Ржавого Пояса до самого Нью-Йорка. Вспомнить только
этого Сборщика Пенисов прошлым летом, этот тип носил свое добро в кармане в
пластиковом мешке...
Сколько Бобби себя помнил, он пытался отыскать способ выбраться из
этого ландшафта, - или, во всяком случае, теперь ему так казалось. Теперь,
когда он шел в клуб и по спине ему била спрятанная во внутреннем кармане
киберпространственная дека. Как будто и она тоже подгоняла его выбраться.
- Давай же, Дважды-в-День, - сказал он неясным очертаниям Проектов, -
спускай сюда свою жопу и окажись у Леона, когда я туда дойду, ладно?
Дважды-в-День у Леона не было.
Никого там не было, если не считать самого Леона, который копался
сложенным в несколько раз обрывком бумаги во внутренностях настенного
экрана.
- Почему бы тебе не взять молоток и не бить по этой хреновине до тех
пор, пока она не заработает? - спросил Бобби. - Результат был бы примерно
тот же.
