Тернер поднял брови:
- Ваша?
- У нас таких две. Вторая - на полигоне. Получили от "Хосаки". Судя по
всему, это самая быстрая штуковина в матрице, а "Хосака" даже не может
демонтировать чипы, чтобы скопировать. Совершенно иная технология.
- Это подарок от Митчелла?
- Молчат. Но уже то, что деки вообще выпустили из рук - просто чтобы
подстегнуть наших жокеев, говорит о том, насколько им нужен этот мужик.
- Кто за консолью, Конрой?
- Джейлин Слайд. Это с ней я только что говорил, - он мотнул головой в
сторону двери. - А на полигоне - человек из Лос-Анджелеса, парнишка по имени
Рамирес.
- Они хороши? - Тернер вернул на место колпак.
- Лучше бы им такими быть, учитывая, во сколько они нам обошлись.
Джейлин заработала себе репутацию крутой за последние два года, а Рамирес -
ее ученик и вроде как дублер. Дерьмо... - Конрой пожал плечами. - Ты же
знаешь этих ковбоев. Психи долбанные...
- Где ты их взял? И уж если на то пошло, как ты нашел Оукея?
Конрой улыбнулся:
- Через твоего агента.
Тернер уставился было на Конроя, потом кивнул. Повернувшись, он
приподнял край следующего колпака. Чемоданчики из пластмассы и стиролона,
аккуратно, но плотно расставленные по холодному металлу стола. Он коснулся
синего пластмассового прямоугольника с выдавленной серебристой монограммой
на крышке - "S&W".
- Твой агент, - сказал Конрой, когда Тернер щелкнул замком.
Револьвер покоился в литом ложе из бледно-голубого пластика, под
коротким толстым стволом на безобразной станине вздулся массивный барабан.
- "Смит-и-вессон", тактический, 408-й калибр, с ксеноновым излучателем,
- добавил Конрой. - Как он сказал, это то, что тебе нужно.
Тернер взял в руку пушку и большим пальцем надавил на клавишу проверки
батарейки в излучателе. На орехового дерева рукояти дважды мигнул красный
огонек. Тернер погладил барабан, затем вывернул его себе на ладонь.
- Патроны?
- На столе. Заряжаются вручную, головки разрывные.
Тернер отыскал прозрачный тубус из пластика янтарного цвета, открыл его
левой рукой и извлек патрон.
- Почему для этого дела выбрали меня, Конрой?
Он осмотрел патрон, потом осторожно вставил его в одно из шести
барабанных гнезд.
- Не знаю, - ответил Конрой. - Решили, наверное, - едва только пришла
весточка от Митчелла, - что тебе рано еще на покой...
Тернер щелчком вогнал барабан на место и резко его крутанул.
- Я сказал: "Почему для этого дела выбрали меня, Конрой?" - Обеими
руками он поднял пистолет. Вытянул руки, целясь в лицо Конрою. - Когда
имеешь дело с такой пушкой, иногда можно заглянуть в дуло и, если свет
падает правильно, увидеть, есть ли в стволе пуля. - Конрой качнул головой,
совсем чуть-чуть. - Или, может быть, ее можно увидеть в каком-нибудь другом
гнезде...
- Нет, - очень мягко отозвался Конрой, - не выйдет.
- А что, если психиатры наврали, Конрой? Что тогда?
- Нет, повторил Конрой, лицо его оставалось совершенно пустым. - Они не
наврали, и ты этого не сделаешь.
Тернер нажал на курок. Ударник щелкнул в пустое гнездо. Конрой раз
моргнул, открыл рот, закрыл, глядя, как Тернер опускает "смит-и-вессон".
Одинокая капля пота скатилась от корней волос и потерялась в брови.
- Ну? - спросил Тернер, держа пистолет у бедра.
Конрой пожал плечами.
- Не ерунди, - сказал он.
- Я настолько им нужен?
Конрой кивнул:
- Это твое шоу, Тернер.
- Где Митчелл? - Тернер снова вывернул барабан и начал заряжать
остальные гнезда.
- В Аризоне. Километрах в пятидесяти от границы с Сонорой, в
исследовательском центре на вершине плато. "Маас Биолабс, Северная Америка".
Им там принадлежит все до самой границы, а само плато - "яблочко" в центре
зоны, захватываемой с четырех спутников наблюдения. Сплошные мучо.
- И как, по их мнению, мы туда попадем?
- Никак. Митчелл выбирается сам по себе. Мы ждем его, подбираем и
доставляем "Хосаке" его задницу в целости и сохранности.
Зацепив указательным пальцем расстегнутый воротник черной рубашки,
Конрой вытащил сперва нейлоновый шнур, потом маленький, черный, нейлоновый
же конверт с застежкой на липучке. Осторожно открыв его, он извлек какой-то
предмет, который протянул на открытой ладони Тернеру.
- Взгляни. Вот что он нам прислал.
Положив пушку на ближайший стол, Тернер взял у Конроя штуковину,
напоминавшую серый распухший микрософт. Один конец - цоколь стандартного
нейровхода, а другой - странное округлое образование, не похожее ни на что
виденное Тернером ранее.
- Что это?
- Биософт. Джейлин его уже подключала, на ее взгляд, это продукт вывода
с какого-то ИскИна. Что-то вроде досье на Митчелла, с пришпиленным в конец
сообщением для "Хосаки". Лучше включись сам, если хочешь быстро войти в курс
дела...
Тернер поднял взгляд от серого предмета:
- Ну и как Джейлин ее попытка?
- Она сказала, что, прежде чем вставлять его, лучше прилечь. Ей,
похоже, не сильно понравилось.
В машинных снах таится особое головокружение. Тернер прилег в
импровизированной казарме на девственно-чистый пласт зеленого темперлона и
включился в досье. Начало - медленное, у Тернера хватило времени закрыть
глаза.
Десять секунд спустя его глаза раскрылись. Он вцепился в зеленый
темперлон, борясь с подступающей тошнотой. Снова закрыл глаза... Снова
наплыв... мерцающий, нелинейный поток фактов и сенсорных данных, что-то
вроде повествования, передаваемого при помощи сюрреалистически обрезанных и
смонтированных кадров. Это отдаленно напоминало "американские горки", когда
экипаж наугад застывает то в одной, то в другой фазе - сознание то меркнет,
то резко проясняется, - а между ними стремительные перемещения, невероятная
частота колебаний, где высота, угол съемки и ее направление меняются с
каждым биением пустоты. Разве что перемещения эти по природе своей не имели
ничего общего с физической ориентацией, а являлись скорее молниеносными
сменами в парадигме и системах символов. Эта информация никогда не
предназначалась для ввода человеку.
Открыв глаза, Тернер вытащил серый софт из разъема, сжал в липкой от
пота ладони. Это было как проснуться от кошмара. Не того, от которого с
криком подскакиваешь в постели и в котором импульсивные страхи обретают
простые ужасающие формы, а другого, бесконечно более тревожащего
нескончаемого сна, где все совершенно и до ужаса обыденно, и все же
совершенно неправильно...
Подобная интимность вызывала отвращение и ужас. Тернер старался
побороть волны резкой трансференции, напрягая всю силу воли, чтобы подавить
чувство, в чем-то сходное с любовью, с одержимой собственнической нежностью,
какую начинает испытывать наблюдатель к объекту продолжительного наблюдения.
Он понимал, что дни или часы спустя на поверхность его сознания могут теперь
всплыть мельчайшие детали научной биографии Митчелла, или это будет имя
любовницы, запах ее тяжелых рыжих волос в солнечном свете сквозь...
Он рывком сел, пластиковые подметки туфель ударились о ржавую палубу.
На нем все еще была парка, и лежащий в боковом кармане "смит-и-вессон"
больно ударил по бедру.
Это пройдет. Психодосье Митчелла развеется, как испаряется после
каждого пользования "лексиконом" испанская грамматика. Он испытал на себе
воздействие досье службы безопасности "Мааса", скомпилированное способным
чувствовать компьютером - не более того. Тернер убрал биософт в черный
конвертик, разгладил большим пальцем липучку и надел на шею шнурок.
Только тут он осознал шорох волн, плещущихся о бока буровой платформы.
- Эй, босс, - сказал кто-то из-за коричневого армейского одеяла,
которое загораживало вход в спальный отсек. - Конрой говорит, пора
инспектировать войска. А потом вы с ним поедете дальше. - Из-за одеяла
выдвинулось бородатое лицо Оукея. - Иначе я ведь не стал бы вас будить, так?
- Я не спал, - отрезал Тернер и встал, задумчиво массируя двумя
пальцами кожу вокруг вживленного разъема.
- Хреново, - посетовал Оукей. - У меня есть дермы, которые вырубают ну
просто подчистую. Один час на пуговице, потом вдарить классным стимулятором,
чтобы подняться на ноги, - и на дело. Без дураков...
Тернер покачал головой:
- Отведи меня к Конрою.
5.РАБОТА
Марли сняла комнату в маленькой гостинице, где повсюду стояли зеленые
растения в тяжелых медных кадках, а коридоры напоминали шахматную доску из
вытертого мрамора. Лифт походил на украшенную завитушками позолоченную
клетку с панелями розового дерева, от которых пахло лимонным маслом и
маленькими сигарами.
Ее номер оказался на пятом этаже. Единственное высокое окно из тех, что
действительно можно было открыть, выходило на авеню. Когда ушел улыбающийся
коридорный, Марли рухнула в кресло, чья плюшевая обивка приятно
контрастировала с приглушенными красками бельгийского ковра. В последний раз
расстегнув молнии, она скинула старые парижские сапоги, потом посмотрела на
дюжину глянцевых пакетов, которые коридорный разложил на кровати. Завтра,
подумала Марли, завтра она купит чемоданы. И зубную щетку.
- У меня шок, - сказала она сумкам на кровати. - Нужно быть осторожнее.
Все теперь кажется нереальным.
Опустив глаза, она увидела дырки в колготках, от пальцев бежали
тоненькие стрелки. Марли покачала головой. Ее новая сумочка, которая сейчас
лежала на белом мраморном столике у кровати, была черной, сшитой из воловьей
кожи, выделанной толсто и мягко, как фламандское масло. Сумочка стоила
больше, чем Марли должна была Андреа за квартиру, впрочем, то же относилось
и к, стоимости одной ночи в гостинице. В сумочке лежали паспорт и кредитный
чип, который ей выдали в галерее Дюпре. Счет на ее имя был открыт в
орбитальном отделении "Недерландс Алгемеен Банк".
Марли прошла в ванную, поиграла гладкими бронзовыми рычагами огромной
белой ванны. Из японского фильтрационного устройства зашипела горячая
ионизированная вода. Гостиница предлагала на выбор пакетики солей для ванн,
тюбики кремов и ароматизированного масла. Марли опустошила тюбик масла в
наполняющуюся ванну и начала раздеваться, испытав боль потери, когда бросила
на пол "Салли Стэнли". Если не считать последнего часа, оставшийся с
прошлого сезона жакет был любимой и, пожалуй, самой дорогой вещью Марли за
всю ее жизнь. Теперь он стал чем-то, что предстояло унести уборщицам.
Возможно, он найдет себе дорогу на какой-нибудь блошиный рынок, одно из тех
мест, где она сама в студенческие годы охотилась за стильными вещами по
дешевке...
Ванная наполнилась ароматным паром, зеркала затуманились, побежали
струйками влаги, искажающими отражение. Неужели все так просто? Неужели это
тонкий золотой кредитный чип Вирека вытащил ее из убожества последних недель
прямо в эту гостиницу, где слегка царапают кожу пухлые белые полотенца?
Марли сознавала, что испытывает что-то похожее на головокружение, будто
балансирует на краю какой-то пропасти. Господи, насколько же на самом деле
всемогущи деньги, если их много, по-настоящему много! Только вирекам мира
сего, размышляла Марли, дано это знать, но вполне вероятно, что осознавать
это они функционально не способны. Спрашивать об этом у Вирека - все равно
что допрашивать рыбу в надежде побольше узнать о воде. Да, моя дорогая, она
мокрая; да, дитя мое, она, конечно же, теплая, надушенная,
шершаво-полотен÷атая.
Марли ступила в ванну, легла.
Завтра она сделает прическу. В Париже.
