мы имеем дело с коллизией вновь пришедшего на Землю ФУНДАМЕНТАЛЬНОГО
РАССОГЛАСОВАНИЯ, ДОСТИГАЮЩЕГО СТЕПЕНЕЙ ВЗАИМНОЙ НЕПЕРЕНОСИМОСТИ.
Конечно, может показаться весьма произвольной попытка выпрямить земной путь
Человека, поставив одну ножку циркуля на темном начале, допустивши, что
перволюди спасались, уходя друг от друга (и так попадали в этносы,
освоившие планету); одну циркульную ножку - там, другой же обозначить
вполне современный, непреложно документируемый факт упразднения Советского
Союза. Долгие тысячелетия, несметные ушедшие в небытие племена-мигранты и
считанные часы, трое людей в охотничьем заповеднике - соизмеримы ли? Если я
решаюсь на такое сопоставление, то потому лишь, что давние размышления над
российским прошлым укрепили меня в мысли: судьба динозавров предрешена тем,
что они динозавры. Иначе говоря: и Российская империя, и ее антагонист
Советский Союз - не просто одни из... В определенном и, вероятно, решающем
отношении они непосредственно планетарны. И тяжесть евразийского
пространства - не в верстах, и не метафора она. Это диктат цивилизационной
разноукладности, свести которую к непререкаемому тождеству способно (если
способно!) лишь систематизированное насилие, как и спазмы экспансии-вывоза
за кордон нерешаемых домашних проблем. Отсюда, в частности (да в частности
ли?), - Сталин. Мне скажут: а многим ли меньше и легче нынешняя, ельцинская
Россия? Опять же - не в размерах суть. Она - в той же, хотя уже и иной
планетарности. В Беловежской Пуще вряд ли об этом говорили (стенограммы
нет, по крайней мере в публикации, а жаль). За скороспелостью,
неуклюжестью, произвольностью принятого тогда решения - Мир. Разрушаемый на
наших глазах остов того Мира, который сложился (условно) в 1919 - 1960
годах.
Перемены поистине разительны. Ушли в небытие колониальные и традиционные
империи, как и классические формы раздела планеты. На смену же пришли
наднациональная экономика и ядерные монодержавы, но и они - в динамике и
конвульсиях пересоздания. Нет уже больше знака, втесненного в жизнь
человеческих миллионов: ДВА МИРА - ДВЕ СИСТЕМЫ. Со взломом и преодолением
этой демаркации под вопросом оказались блоки, вооружения, наука,
милитаризованная вплоть до абстрактных математических оснований своих, и
многое другое, с трудом умещающееся в двусловии холодная война. Если к ней
удалось нам привыкнуть, то с чем тогда не в состоянии примириться человек?
Если же ее не дано превозмочь, то что не по плечу ему?..
3.
Прошу извинить за это отступление от темы, как и за чересчур стремительный
возврат к ней. Да, Миром еще совсем недавно, казалось, безраздельно
распоряжался Абсурд - в виде ядерного гриба и управляющего им человека.
Человека, который владеет секретом взрыва и мучим тайною употребления
пагубы на пользу. Имя нарицательное: Андрей Сахаров - кто не только
примирился с жестоким реализмом Мира (после 1945-го), настаивающего на
равновесности двух обладателей средств тотального самоубийства людей, но и
именно из него, из практически достижимого всеобщего самоубийства,
попытался извлечь не менее практичную истину примирения. Он называл ее
конвергенцией, понимая под этим схождение, больше того - породнение
разногенезисных систем. Не плюс-минус, а взаимовхождение на несменяемом
расстоянии. В чем-то (развитый очеловечиваемый рынок, разработанный
правовой строй) - ближе к одной из систем. А в чем-то (скажем:
возобновляемое народоправие, пересоздаваемый социальный проект) - ближе к
другой. Пропорции же не задаются заранее, а диктуются сознательно
эшелонируемым процессом. Чем выше добровольность во взаимном сожитии (не
сосуществовании уже, а - сожитии!), тем ниже и ближе к нулю потолок
гарантированного взаимного уничтожения!
АБСУРДОМ АБСУРД ПОПРАВ?!
Оказалось, что нет. Подтвердилось: абсурду невмочь полностью перевернуться
в истину, а истине - заговорить доступным языком политического действия.
Зазор! Зазор, в который входят, раздвигая его, и предъявляющие свою заявку
на Мир третьемирные тысячи миллионов, и повсюдно правящие единицы, еще
менее соответствующие уравнению Сахарова, еще более неподконтрольные в
своих ближних помыслах и акциях. Разлом последнего по счету земного Абсурда
принес неизведанные людьми опасности - и минное поле проблем, нерешаемость
которых не в способе и не в классической цели, и даже не в скоропостижной
утрате ее, а в ненужности ее как таковой. В синдроме ненужности, особенно
болезненном для тех, кто привык жить под знаком цели.
Что же взамен? Выживание, не требующее мотивов? Status quo развития как
черновик самоновейшей истины? А этот последний ребус разгадать ли, не
потерявши по пути и всемирную устойчивость, и гармонию избирательного
восхождения?
Ответ подсказывается событиями и людьми. Ответ - в принципиальной
недостаточности даже удвоенной, утроенной, учетверенной мощи обладателей
высшего знания и умения для преодоления тесноты, ощущаемой сугубо разными
человеческими общностями на всех континентах. Ответ - ярость вырвавшихся на
свободу генов. Ответ - тщетность одномирной геополитики в ее потугах
обуздать междуусобие. Если только ответ это. И если следствие он одной лишь
недоизжитости холодной войны, либо сама реакция на уход из нее - в
причинах? Странная реакция. Вроде бы благорастворение должно наступить, так
нет, рядом с ним и не сильней ли его мнимая свобода от принудительного
запрета. Джинн, вырвавшийся наружу, - обзовешь ли его инстинктом и точка?
Или в обличье ненависти, кормящей самое себя, кроме очевидного зла -
сопротивление, по природе своей не звериное, а собственно человеческое?
СОПРОТИВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА-ОСОБИ ЧЕЛОВЕКУ-ЧЕЛО-ВЕЧЕСТВУ.
Сопротивление почвы, тяготеющей к самовоспроизведению, ее отпор замыслу,
который дерзновенно настаивал на приоритете единства - и не изначального,
не стационарного, а имеющего своей сутью СТАНОВЛЕНИЕ (обязательное для
всех, всему сущему предписывающее: будь вариантом, не больше, но вариантом
самовозвышающимся и потому отвергающим себя самого!). Но когда пришла к
финалу монополия немногих на всемирное развитие, когда исчерпанным
оказалось классическое отрицание отрицания (не только в пределах логики
высоколобых, но и в логических романах самой истории), то незримое - за
кадром - ВНЕ-ИСТОРИИ, та повседневность, что измеряет себя восходом и
заходом Солнца, колыбелью и кладбищем, вдруг заявила свою суверенность,
свое вселенство. Даже негативное, ужасающее предстало вопросом о назначении
непризванного человека. Сто лет одиночества, выпавшие на долю доноров
прогресса, завершили прорыв, к которому оказались не готовыми поголовно все
идейные станы, что уж говорить о правительствах и партиях.
Я не стану вещать: пришел час расплаты. Не стану, поскольку признание
убийства корневым не смеет быть ни индульгенцией, ни капитуляцией. Я не
верю в смирись, гордый человек. Гордыня, разумеется, не похвальна, но
многим ли лучше смирение? Задав этот вопрос, вернусь к московскому,
российскому интеллигенту. Растерянному, боящемуся остаться в одиночестве.
Завербованному текущей политикой в неизмеримо большей степени, чем
когда-либо, и испытывающему неконкретизируемую (или, что чаще, дурно
конкретизируемую) пустоту в том самом месте, где приличному человеку
положено иметь недвусмысленную шкалу ценностей. Можно бы свалить его
сегодняшние недуги на неустроенность существа (я, ты, мы...), которое
привыкло страдать на зарплату, но в этом суждении, подтверждаемом, куда ни
глянь, не хватает чего-то, ждущего быть вынесенным за общую скобку. На чем
спотыкается ныне брат-интеллигент, и как будто уже не озираясь на Лубянку?
Ответ вроде под рукой: толпа пугает, близость охлократии бередит веховскую
частицу его души, да еще оскорбительная зависимость от импровизированных
лидеров, каждый шаг которых - внезапность, определяемая, в свою очередь,
непредсказуемостью соперников той же выделки.
Но опять же - ответ это или оборот вопроса? Думаю, запнулись мы на разладе
между отечеством (во всех его былых смыслах и ипостасях) и им же -
проекцией Мира, бредущего от века XX к XXI-му. Мира, который, сам того не
замечая, уже не столько Мир этносов, наций, держав-гигантов и
стран-карликов, сколько МИР ОТДЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ В ИХ ПРЕДЕЛЬНО ЗАТРУДНЕННЫХ
ОТНОШЕНИЯХ СО ВСЕМИ ОТДЕЛЬНЫМИ ЛЮДЬМИ. Чем ближе друг к другу, тем дальше,
но не дальше последней кромки освоенной и испоганенной человеком Земли.
Куда деться? - вместо приснопамятного: что делать? Один российско-всемирный
вопрос замещается другим - всемирно-российским. Как не заметить, что кроме
новых русских на свет божий выступили сызнова русские разночинцы. А
следовательно, впору им - идти в народ. В тот, что, как ни делить его,
взламывая былую и совсем недавнюю одномерность, как ни членится он сам,
втянутый в оргию разорения и обогащения, - все-таки остается несводимым к
столь любезным социологам оформленным и устойчивым стратам. Ни однозначен,
ни плюралистичен, ни просто посередине. Броуново движение с
непредусмотренной остановкой. В какую страту, к примеру, поместить 25-30
миллионов людей, говорящих (и действующих) на том же языке, но оказавшихся
за пределами распавшегося и разделенного СССР - не в качестве эмигрантов,
но уже и не в виде странного меньшинства, олицетворяющего собою
доминирующее, правящее большинство. Что понятней, чем помысел - броситься
соязычникам на подмогу в тех случаях, когда ущемляются их человеческие
права. Но проистекает ли отсюда требование-критерий: соподчинить ли жгучую
проблему погашения горячеточечных ситуаций (пламенеющих либо тлеющих по
всему периметру державной границы) интересам бедствующих русских? Что
больше, к примеру, соответствует этим интересам - самостоятельность абхазов
или территориальная целостность Грузии? Лучше ли будет русским, живущим в
Баку, от прекращения войны за Нагорный Карабах или от попыток возврата его
силою в состав Азербайджана?
Повторяю: я сейчас не о политиках в генеральской или статской униформе. Я о
сером веществе, у которого всемирная прописка, даже если она только
евроазиатская. Кавычки клонят к слиянию этих местожительств. Быть может, и
не обычный знак равенства, но все же близко к тому. Примеряюсь к русскому
Девятнадцатому - от Чаадаева и дальше, поверяю собственной жизнью тому
назад. Прихожу к заключению: то - сквозное в наследии, то, чем на исходе
1940-х, на входе в страхолюдные 50-е клеймили космополитов, - безродство,
равнодушие к прославившему нас на всю планету пятому пункту, чуднбя, на
грани помешательства отзывчивость, не ждущая ответного спасибо, - все это
ныне ЕВРАЗИЙСТВО. Не сумма идей даже, а неуютное чувство ответственности,
трудно прилагаемой к повседневности. Ибо Евразия российская это - вновь,
это ново. Она - и мост, и самоценная величина (первое из второго, но и
второе из первого!). Это - человеческое пространство, ждущее, чтоб его
обустроили, заглядывая в Третье тысячелетие, и чтобы его защитили немедля
от новоявленных монопольных монстров. Как не вымолвить - и от самого себя,
от своего евразийского неумения жить ВМЕСТЕ, живя ВРОЗЬ.
Смотришь, уже и верхушка нынешней России стала без особой запинки
произносить - конфедерация. Но значит, интеллигенту можно бы двинуться и
дальше. Хотя до какой отметки - не предскажешь. К РАВНОРАЗНОСТИ идя твердо
и осторожно, но с нее же, идеаль-ной, начиная? Не боясь сызнова - в
отлучники, чтобы потом заполучить еще спящие души и умы? Правда, нынешнему
календарю век XIX - пример, но не указка. И последствия - под вопросом.
Ничего не скажешь нового помимо того, что России, пережившей 1991-й,
1993-й, и миру евразийскому, который даже не в чертеже еще, потребен (пусть
- пока!) независимо действующий интеллигент. Не дающий ни вовлечь себя в
сиюминутные властные комбинации, ни оказаться в плену у самоубийственной
химеры ЕДИНОЙ И НЕДЕЛИМОЙ. Он, какой с большинством, - и открыто оппонирует
ему! Без кичливости всезнающих, без ужимок простолюдинства. Кто строго
держится непрактичной установки, интеллигентского императива, какой велит -
