не любили сильного тяготения.
Зеленое облако неторопясь вплыло в зал. Оно напоминало огромного
человека, рождающегося из яйца - так, как на картине Дали. Оно ползло,
катилось и летело одновременно. Попав в зону гравитации, оно слегка осело
и стало принимать более человеческие очертания. Стажер включил запись.
"Я не мог ей признаться, - рассказывал мертвый Басс, - я выдумывал
для себя разные уловки, чтобы не делать этого. Однажды я встал вдалеке и
долго смотрел в ее сторону, надеясь, что она повернется..."
- Она повернулась? - громко спросил Стажер.
Чудовище остановилось.
- Да,да, - сказал Стажер, - я не один. Бас жив и он со мной. Любой
человек жив, пока его помнят. Я тебе не безответная ящерица. Я помню Басса
очень хорошо. Ты не высосал его душу, пиявка.
Монстр потерял человеческий облик и коконом обвился вокруг штанги.
Еще мгновение - и тяжелый стальной гриф треснул. Из бесформенной груды
вырос питекантроп со стальной дубиной в руке.
"...Она повернулась, - продолжал Басс. - Но она стояла очень далеко и
я не знал, смотрит ли она на меня или просто в мою сторону..."
Стажер нажал клавишу и входная дверь закрылась. Питекантроп
оглянулся.
- Да, Басс, да, - сказал Стажер, - я понял, он не может приблизиться,
пока я говорю с тобой. Он не мог приблизиться и к тебе, пока ты вспоминал
Анну Стрингз. Ты очень хорошо помнишь ее, продолжай рассказывать.
Голос Басса звучал из наушников.
Питекантроп размахнулся и бросил стальную дубину. Обломок грифа
застрял в мягкой пластиковой обшивке. Стажер сделал кувырок вперед и
оказался у самых ног чудовища.
"Я встретил ее только через два года, - продолжал Басс, - она
изменилась, сменила прическу, но я все равно узнал ее со спины. Однажды мы
ехали в автобусе и я случайно прикоснулся к ее волосам. За это чувство
стоило отдать жизнь..."
Стажер поднялся и схватил монстра за горло. Горло сразу стало мягким
и податливым; голова склонилась набок и отвалилась совсем; сползла вдоль
туловища, как капля по свече, и приросла где-то на уровне колена.
- Тебе повезло, Басс, - сказал Стажер, - я никогда не знал девушки,
за которую стоило бы отдать жизнь.
Чудовище отступало в нужном направлении - к мусоросборнику. Еще
немного - и можно будет захлопнуть крышку.
- Басс, - сказал Стажер, - расскажи, какие у нее были глаза.
"Я не помню ее глаз, - продолжал голос, - но я помню, что ее любимыми
цветами были маки. Но ничто не могло заставить меня подарить ей маки."
- Я сделаю это за тебя, обещаю, - сказал Стажер и захлопнул крышку
мусоросборника. Одно нажатие клавиши - и капсула с мусором отправилась в
черноту, обильно посыпанную звездной пылью. Вот и все.
Он вернулся в рубку. Что-то сильно дрожало в груди. Экран до сих пор
светился, будто бы и не произошло ничего.
НАЕДИНЕ С СОБОЙ ПЕРЕСТАЕШЬ БЫТЬ ОДИН.
ПОКА Я ГОВОРИЛ С ТОБОЙ, ОНО НЕ ПРИБЛИЖАЛОСЬ.
- Я обещаю, Басс, - сказал Стажер, что, вернувшись, подарю ей маки. Я
совершенно точно знаю, я ведь совершенно уверен, что за последние двадцать
лет ей никто не дарил цветов. Но о том, что ты рассказал мне сегодня, она
не узнает. Ей ведь было бы больно узнать об этом. Ты со мной согласен,
Басс?
Радиотелефон молчал.
СЕРГЕЙ ГЕРАСИМОВ
ПРИБЛИЖЕНИЕ
- Я все равно пойду и мне плевать, хочешь ты этого или нет, - сказал
молодой.
Они сидели у костра - молодой и старик, - старик неподвижно смотрел
на огонь, не отвечая.
- Я все равно пойду, - повторил молодой.
- Мне не нужны спутники, - сказал старик, не отводя глаз от огня. Он
говорил спокойно, как человек, сознающий свою силу. Молодой явно
нервничал.
- Ты не сможешь ничего сделать, если я пойду за тобой.
- Да, стрелять в тебя я не буду, - отозвался старик, - но я сказал,
что мне не нужен спутник.
- Ты хочешь забрать все себе, - продолжал молодой, - но ведь все ты
не унесешь. Там хватит на двоих. Компания платитт по двадцать долларов за
каждый шарик руды. Почему же я не могу заработать?
- Ты никогда не был в пустыне.
- Семь-восемь дней в пустыне выдержит любой человек, если у него есть
припасы. А источник ты мне покажешь.
Старик поднял глаза и впервые взглянул на собеседника.
- А ты не боишься? - спросил он.
Молодой изобразил смех.
- Я ничего не боюсь.
- Не говори так. Нет людей, которые не боятся ничего.
- А я говорю, что не боюсь ничего, - настаивал молодой, - я не боюсь
даже той чертовщины, которая водится в пустыне.
- Что ты об этом знаешь? - сросил старик.
- Я знаю что не все возвращаются. Я знаю, что кто-то или что-то живет
в пустыне. Я знаю, что ни один из людей, кто повстрчался с ЭТИМ, не
остался жив. И все равно я не боюсь.
- Ты не все знаешь, - сказал старик, - Я видел ЭТО и остался жив. Но
это было очень давно.
- Ты меня не напугаешь, - сказал молодой.
- Нет, я просто расскажу тебе как это было. Я тогда был чуть старше
тебя. В то время еще никто не говорил о чертовщине, которая водится в
пустыне, но возвращались, как и сейчас, не все. Тогда платили только по
семь долларов за шарик руды. Я тоже считал, что ничего не боюсь.
Я помню, как удивила меня каменная пустыня. Она была серой и плоской
- такой плоской, что глаза отказывались поверить в ее реальность. Среди
серых камней иногда встречались рыжие, они были такого же размера - как
кулак ребенка - и рядом с одним рыжим камнем выглядывали еще несколько.
Камни росли как грибы, но не одну ночь после дождя, а вечность. Ни один из
камней нельзя было поднять, потому что это были не камни, а всего лишь
целые места в каменном панцире Земли, который покрылся аккуратными
глубокими трещинками за прошедшую вечность. Иногда я видел обычный камень.
Сразу было видно, что это чужой камень, принесенный сюда человеком.
- Зачем? - спросил молодой. - Зачем нести камень в каменную пустыню?
- Чтобы оставить память о себе, безымянном. Все чужие камни были
красивыми или особенными. Некоторые были голубыми как небо и, если бросить
такой камень, то от него откалывался кусочек. На камнях уже было много
следов человеческих развлечений.
Самыми страшными были дни. Небо становилось белым, а солнце
растекалось по нему как расплавленный металл, хотелось упасть, но я не
падал, потому что камни были жарче неба. На второй день я пришел к
источнику. Оказывается, каменный панцирь не был таким прочным, если вода
смогла пробить его. Я отдыхал до вечера. Вечерами небо зеленело; серость,
отраженная в синеве, казалась зеленой. И вечером я увидел это существо.
Вода там разливается неглубокой лужицей, пятнистой из-за того, что
камни протыкают ее поверхность. Лужица заполняла только трещины и текла
неизвестно куда. К этому месту сходились на водопой всякие пустынные
зверьки. Они не боялись меня, потому что редко видели людей.
Сначала я принял его за обыкновенного паука. Я слышал, что бывают
пауки очень больших размеров - этот был размером с ладонь. Я не люблю
пауков, поэтому я выстрелил. Я был уверен, что попаду, но не попал. Я
подошел и занес над пауком ногу. Он не шевелился. Но в тот момент, когда я
решил наступить на него, он отпрыгнул в сторону. Он прыгнул так быстро,
что слился в оранжевую полосу.
- Оранжевую? - переспросил молодой.
- Он был черный, с оранжевыми пятнами. Я был уверен, что он прыгнул
до того, как я успел сделать хоть какое-нибудь движение. Тогда я взял
большой голубой камень и бросил. Камень упал совсем рядом, но паук не
шевельнулся. Казалось, что у этого существа нет ни глаз, ни ушей. Но когда
я прицелился, чтобы попать в него, паук отодвинулся. Я подумал, что это
случайность.
Один из пустынных грызунов прекратил пить и посмотрел в мою сторону.
Наверное, его привлек камень, который я бросил. Когда зверек увидел паука,
он будто окаменел. И в эту же секунду паук повернулся к нему. Это
выглядело странно. Так, будто паук увидел не самого зверька, а его страх.
Я наблюдал.
Паук сделал несколько прыжков и оказался на расстоянии примерно метра
от животного. Он двигался невероятно быстро, но только рывками. Глаза не
успевали следить за его движением. Он прыгнул, коснулся зверька и отскочил
в сторону. Движение было таким быстрым, что я увидел только оранжевый
зигзаг. Зверек забился в судорогах и замер через несколько секунд.
- Яд? - спросил молодой.
- Конечно яд. И очень сильный. Я решил проверить, действительно ли
паук ориентируется по мысли - чувствует желание напасть или страх.
Прицелился и несколько раз выстрелил в камни, которые были совсем рядом с
пауком. Он не обратил внимания. Затем я прицелился в него. но без
намерения выстрелить. Но, как только мой палец придавил курок, паук
неуловимо-быстро передвинулся. Это вывело меня из себя. Я выпустил в паука
полторы обоймы и ни разу не попал. Он з н а л куда я целюсь. Ни одно живое
существо не может быть таким быстрым, чтобы увернуться от пули.
Убитый зверек лежал невдалеке. Я посмотрел на него и вдруг мне стало
страшно. И сразу же паук сделал рывок в мою сторону. Он делал прыжки
длиной около метра и останавливался, наверное отдыхал. Я встал на ноги и
отошел. Паук сделал еще несколько прыжков в мою сторону. Тогда мне стало
страшно по-настоящему. И я побежал.
Я бежал несколько часов, не оглядываясь. Пустыня была такой плоской,
что можно было увидеть маленький камешек на расстоянии километров.
Особенно вечером, когда не мешал струящийся воздух над камнями. Я видел,
что паук отстал довольно далеко, но продолжает преследовать меня.
Потом стало темно.
Я бежал всю ночь, не отдыхая. Так быстро, как только мог. Утром я
снова увидел паука. Он стал заметно ближе. Он п р и б л и ж а л с я.
Солнце снова растеклось по небу, но теперь небо было коричневым, потому
что я бежал по дну застывшего каменного озера. Все озеро было красного
цвета и трещало под ногами, как песок на зубах. И отражение каменного
озера делало небо коричневым. Паук приближался. Я приказал себе
оборачиваться через каждый час - так было легче. И с каждым часом паук
оказывался ближе. Я продолжал бежать всю следующую ночь. Я не знал, что у
человека может быть так много сил.
Я понимал, что ночью паук не отстанет. Ему не нужны были глаза, чтобы
видеть. Он чувствовал мой страх и шел на страх, как зверь идет на ночной
огонь.
Следующим утром я понял, что пустыня заканчивается. Я увидел это по
изменившемуся цвету неба. Сейчас я бежал вдвое медленнее и паук вполне мог
бы догнать меня. Но он не спешил. Он только п р и б л и ж а л с я . Это
было страшнее всего. Он играл со своей жертвой. Он был уверен, что жертва
не уйдет.
Когда снова стало жарко, я увидел, что край пустыни обрыватеся в
пропасть. Внизу был песок и камни. В этом месте есть еще один источник.
Ручей выходил из-под кмней, двигался к обрыву, набирал силу и быстроту и
падал со скалы тонким водопадом, неуловимо-быстро трепещущим, если
смотреть сверху. Край скалы был острым, будто масло, отрезанное ножом.
Я упал. У меня оставались силы только на то, чтобы приподнять голову.
Я видел, что паук п р и б л и ж а е т с я. В отчаянии я выстрелил еще
несколько раз и конечно не попал. У меня оставался только один выстрел. Я
приставил пистолет к виску.
Я посмотрел вверх, на расплавленное небо, и закрыл глаза. Мой палец
придавил курок. И в этот момент мне стало все равно.
Я лежал с закрытыми глазами, то отпуская курок, то прижимая -
миллиметр туда, миллиметр сюда - и мне было совсем не страшно. Я пролежал
