Бернарде Элберс, основатель речного пароходства, занес в списки
судов первый пароход, который стал ходить по реке Магдалене,
примитивную посудину мощностью в сорок лошадиных сил под
названием "Верность". Более века спустя, седьмого июля, в шесть
часов вечера доктор Урбино Даса с женой посадили Фермину Дасу
на пароход: она отбывала в первое в своей жизни плавание по
реке. Это был первый пароход, построенный на местных верфях,
который Флорентино Ариса в память о славном предшественнике
окрестил "Новая Верность". Фермина Даса никак не могла
поверить, что это так много говорившее им обоим название было
историческим совпадением, а не еще одним изящным выражением
хронического романтизма Флорентино Арисы.
В отличие от других речных судов, старинных и современных,
на "Новой Верности" рядом с капитанской каютой были еще одни
апартаменты, просторные и удобные: гостиная с бамбуковой
мебелью ярких цветов, убранная в китайском стиле супружеская
спальня, ванная комната и застекленная широкая палуба в виде
балкона, в носовой части судна, украшенная свисавшими из
горшков папоротниками; с палубы открывался прекрасный вид на
реку и на оба берега - правый и левый, а бесшумная система
охлаждения ограждала от лишних шумов и поддерживала климат
непроходящей весны. Роскошные покои носили название
Президентской каюты, поскольку именно в них совершали плавание
три президента республики, и не использовались в коммерческих
целях, а предназначались исключительно для высоких
представителей власти и особо чтимых гостей. Флорентино Ариса
распорядился оборудовать помещения с представительскими целями
сразу же, как только стал президентом Карибского речного
пароходства, тая надежду, что рано или поздно они станут
счастливым приютом в их с Ферминой Дасой свадебном путешествии.
И день настал: она вошла в Президентскую каюту на правах
хозяйки и госпожи. Капитан оказал почести ступившим на его
судно доктору Урбино Дасе и его супруге - шампанским и копченым
лососем. Капитан Диего Самаритано, облаченный в белую
полотняную форму, был само совершенство от кончиков штиблет до
фуражки с вышитым золотом гербом КРП, и, как все остальные
речные капитаны, был крепок, точно сейба, обладал командирским
голосом и манерами флорентийского кардинала.
В шесть часов дали первый сигнал к отплытию, и Фермина
Даса почувствовала, как звук острой болью отдался в ее левом
ухе. Накануне ей снились дурные сны, и она не решилась
разгадывать предзнаменований. Но рано утром велела отвести ее
на расположенное поблизости семинарское захоронение, кладбище
"Ла-Манга", и там, у подножия фамильного склепа, примирилась с
покойным супругом, произнеся монолог, в котором прорывались и
справедливые упреки, давно стоявшие комом у нее в горле. Потом
она рассказала ему о предстоящем плавании и попрощалась
ненадолго. Она не хотела никому говорить, что уезжает; почти
всегда, уезжая в Европу, она поступала так во избежание
утомительного прощания. Она немало путешествовала, однако на
этот раз у нее было ощущение, будто она уезжает первый раз, и с
каждым часом тревога возрастала. Поднявшись на судно, она вдруг
почувствовала такое одиночество, такую печаль, что пожелала
остаться одна - чтобы всплакнуть.
Когда прозвучал последний предупредительный сигнал, доктор
Урбино Даса и его жена попрощались с Ферминой без надрыва, и
Флорентино Ариса дошел с ними до поручней трапа. Доктор
отступил, пропуская его вперед, вслед за своей женой, и только
тут понял, что Флорентино Ариса тоже отплывает на пароходе.
Доктору не удалось скрыть недовольство. - Мы так не
договаривались, - сказал он.
Флорентино Ариса показал ключ от своей каюты с явным
умыслом: мол, обычная каюта на общей палубе. По мнению доктора
Урбино Дасы, это не являлось убедительным оправданием. Он
посмотрел на жену, как утопающий на соломинку, ища у нее
поддержки, и наткнулся на ледяной взгляд. Очень тихо и строго
она сказала: "И ты - тоже?" Да, и он тоже, как и его сестра
Офелия, считал, что в определенном возрасте любовь выглядит
неприлично. Но сумел вовремя совладать с собой и попрощался с
Флорентино Арисой пожатием руки, в котором было больше
смирения, нежели благодарности.
Оставшись у перил, Флорентино Ариса смотрел, как они
спускались по трапу. Прежде чем сесть в автомобиль, доктор
Урбино с женою - как желал и надеялся Флорентино Ариса- еще раз
посмотрели в его сторону, и он помахал им на прощанье рукой.
Оба помахали ему в ответ. Он не отходил от перил, пока
автомобиль не исчез в клубах пыли на грузовом причале, а потом
пошел к себе в каюту переодеться для первого ужина на борту
парохода, в капитанской столовой.
Вечер был великолепный, и капитан Диего Самаритано
сдабривал его сочными рассказами из своей жизни, жизни
человека, сорок лет плавающего по реке, но Фермина Даса делала
над собой усилие, стараясь показать, будто ей это интересно.
Хотя последний предупредительный сигнал дали в восемь часов,
после чего все провожавшие покинули судно и трап был поднят,
отчалил пароход, лишь когда капитан кончил ужинать и поднялся
на капитанский мостик. Фермина Даса и Флорентино Ариса
наблюдали за отплытием, стоя у поручней в общем салоне, среди
гомонящих пассажиров, которые наперебой старались угадать
огоньки города, пока пароход не выбрался из бухты и не пошел по
невидимому глазу судоходному каналу, по заводям с дро-
жавшими на воде огоньками рыбацких лодок и наконец тяжело,
всей грудью задышал на открытом просторе великой реки
Магдалены. И тогда оркестр грянул модную мелодию, пассажиры
взорвались восторгом, и пошли танцы.
Фермина Даса предпочла уединиться в своих покоях. За весь
вечер она не проронила ни слова, и Флорентино Ариса дал ей
вволю думать о своем. И прервал ее думы лишь у дверей ее каюты,
чтобы попрощаться, но ей не хотелось спать, она немного
замерзла и предложила посидеть - посмотреть на реку с ее
балкона. Флорентино Ариса подкатил два плетеных кресла к самым
перилам, погасил свет, накинул ей на плечи шерстяной плед и сел
рядом. Она свернула сигарету из пачки, которые он дарил ей,
свернула с удивительной сноровкой, медленно закурила, ни слова
не говоря, а потом свернула еще две, одну за другой, и выкурила
их без передышки. Флорентино Ариса мелкими глотками выпил два
термоса горького кофе.
Отсветы города скрылись за горизонтом. С темной палубы
гладкая и замолкшая река и пастбища по обоим берегам казались
одной светящейся равниной. Время от времени по берегам
попадались соломенные шалаши рядом с огромными кострами,
оповещавшими, что здесь продаются дрова для пароходных котлов.
У Флорентино Арисы сохранилась память о путешествии по реке,
совершенном в юности, и теперь одно за другим всплывали
воспоминания, словно это было вчера. Он стал рассказывать их
Фермине Дасе, думая подбодрить ее, но она курила в другом мире.
Флорентино Ариса замолчал, оставив ее наедине с ее
воспоминаниями, и принялся сворачивать для нее сигареты, одну
за другой, пока не кончилась пачка. После полуночи музыка
смолкла, гомон пассажиров тихонько расползся по всему пароходу,
мало-помалу переходя в ночные
^юбовь во время чумы
шепоты. Они остались одни на темной палубе, и два сердца
слились с живым дыханием парохода.
Прошло много времени, прежде чем Флорентино Ариса поглядел
на Фермину Дасу - в сиянии реки она казалась призраком: четкий
профиль мягко обволакивало слабое голубое сияние, - и увидел,
что она молча плачет. Но вместо того, чтобы утешить ее или
подождать, пока она выплачется, он поддался страху.
- Хочешь остаться одна? - спросил он. - Если бы хотела, я
бы тебя не позвала, - ответила она.
И тогда он ледяными пальцами отыскал в темноте ее руку и
понял, что ее рука ждала его. Оба мыслили достаточно ясно,
чтобы на миг ощутить: ни та, ни другая рука не была такою,
какою они воображали ее себе перед тем, как коснуться, то были
две костлявые старческие руки. Но в следующий миг они уже были
такими. Она стала говорить о покойном супруге, в настоящем
времени, словно он был жив, и Флорентино Ариса понял: настала
пора и для нее задать себе вопрос с достоинством, великодушием
и с неукротимой жаждой жизни: что делать с любовью, которая
осталась без хозяина.
Фермина Даса уже не курила, чтобы не вынимать своей руки
из его. И терялась в мучительном желании понять. Она не
представляла себе мужа лучше, чем был ее муж, и тем не менее,
вспоминая их жизнь, она находила в ней гораздо больше
разногласий и столкновений, чем радостного согласия, слишком
часто возникало взаимное непонимание, бессмысленные споры и
ссоры без примирения. Она вздохнула: "Невероятно, столько лет
быть счастливой в бесконечных ссорах и препирательствах, черт
возьми, не зная на самом деле, любовь ли это". Ну что ж, она
выплеснула душу. Кто-то уже погасил луну, и пароход шлепал по
воде размеренно, шаг за
шагом, словно огромное осторожное животное. Фер-мина Даса
стряхнула тоску. - А теперь ступай,- сказала она. Флорентино
Ариса сжал ее руку и наклонился поцеловать в щеку. Но она
остановила его, и голос с хрипотцой прозвучал мягко: - Не
сейчас, - сказала она. - Я пахну старухой. Она слышала, как он
в темноте вышел, слышала, как он поднимался по лестнице, а
потом - больше не слышала, и он перестал существовать для нее
до следующего дня. Фермина Даса закурила сигарету, и пока
курила, ей виделся доктор Хувеналь Урбино: в своем безупречном
полотняном костюме, профессионал высокого класса и
ослепительного обаяния, такой правильный в любви, он прощально
махал ей белой шляпой с борта парохода, отошедшего в прошлое.
"Мы, мужчины, - бедные рабы предрассудков, - сказал он ей
как-то. - А если женщине захочется переспать с мужчиной, она
перепрыгнет любую ограду, разрушит любую крепость, да еще и
найдет себе моральное оправдание, никакого Бога не
постесняется". Фермина Даса неподвижно сидела до самого
рассвета и думала о Флорентино Ари-се; нет, не о безутешном
часовом из маленького парка Евангелий, это воспоминание не
будило в ней ностальгических чувств, она думала о нем
теперешнем, немощном и хромом, но из плоти и крови: о мужчине,
который всегда был рядом и который не хотел взглянуть на
реальность трезво. И пока пароход, тяжело отдуваясь, тащился
навстречу первым проблескам зари, она молила Господа об одном:
чтобы Флорентино Ариса знал, с чего начать завтра.
Он знал. Фермина Даса попросила камердинера не будить ее и
дать выспаться как следует, а когда проснулась, на столике у
постели стояла в вазе белая роза, свежая, еще в капельках росы,
а рядом лежало письмо от Флорентино Арисы, на стольких
страницах, сколько он успел исписать с того момен-
та, как простился с нею. Спокойное письмо, пытавшееся
выразить то состояние духа, что владело им со вчерашнего
вечера, письмо такое же лирическое, как и другие, и такое же
возвышенное, но только питалось оно, в отличие от всех
остальных, живой реальностью. Фермина Даса читала письмо,
стыдясь того, как отчаянно колотится ее сердце. Заканчивалось
письмо просьбой известить его через камердинера, когда она
будет готова, чтобы пойти к капитану, который ждет на
капитанском мостике, желая показать, как управляют пароходом.
Она была готова в одиннадцать, свежевымытая, пахнущая
