полученные сведения. Действительно, лодка направилась навстречу флоту,
развернулась и легла в дрейф с подветренной стороны. Скальдфинн и
Соломон стали перекрикиваться с рыбаками, пригласили одного из них
подняться на борт. Шеф терпеливо дожидался перевода.
Кажется, рыбак сообщил кое-что важное.
У Скальдфинна появилось на лице странное выражение.
- Он говорит, что в Риме новый папа, хотя старый еще не умер. И более
того, он утверждает, что новый папа - чужак, иноземец. Рыбак сказал, что он
из страны anglus. Ты видел, он при этом сплюнул, а Ордлав его ударил.
- Новый папа из англичан? - Весть разнеслась по палубе, вызвав шквал
хохота и насмешек.
- Маленький человечек, даже не священник.
Рыбак говорит, новый папа объявил в Империи священную войну против
всех язычников, еретиков и неверующих. Говорят, скоро придет император с
флотом кораблей с огнем и с армией железных людей, уничтожит всех, кто не
преклонит колена перед святым Петром. И тогда Рим будет править всем
миром.
"Корабли с огнем, - подумал Шеф. - Может быть, сейчас они не так уж
далеко от нас. Как и сам Рим". Он невольно вспомнил карту, которую не-
сколько месяцев назад ему показывал его небесный покровитель: в центре
этой карты находился Рим. Риг тогда сказал Шефу, что в Риме он обретет
покой. Но Шефу не хочется туда отправляться. Как и Гудмунд, он думает
только о возвращении домой.
- Мой дедушка Рагнар однажды пошел грабить Рим, - сказала Свандис.
- Он по ошибке ограбил не тот город, но все равно думал, что это Рим, уж
очень богатой была добыча.
- Если Эркенберт в Риме объявил священную войну и новый крестовый
поход, это направлено прежде всего против нас, - медленно проговорил
Торвин. - Тогда лучше воевать на чужой земле, чем на своей.
"У нас весь флот не насчитывает и трех тысяч человек, - подумал Шеф, -
у императора людей намного больше. Но у меня отборные воины, есть
арбалеты, катапульты, факелы и даже греческий огонь. Все хотят, чтобы я
снова сражался. Но я заключил с Локи мир, так я думал. Я хочу предотвра-
тить Рагнарок, а не начать его".
- Надо послушать, что скажет Бранд, - дипломатично сказал
Скальдфинн.
- Ладно, - ответил Шеф. - Но продолжаем идти на огнедышащую гору,
на остров Вулькано. На ночь встанем там на якорь.
Этой ночью Шеф лежал в гамаке в своем закутке на мягко покачивающемся
"Победителе Фафнира". Сейчас он ощущал, как и в тот раз, когда было
принято решение отправиться в эту экспедицию в центр обитаемого мира, что
общее мнение не совпадает с его мнением, что на него давят. Им пытаются
манипулировать. Они хотят, чтобы он вступил в войну с Империей. Он не
хочет этого делать. Он хочет отправиться домой, привести свои земли в
порядок, ждать, когда судьба и смерть придут к нему в свой срок. Лежащая в
соседнем гамаке Свандис вынашивает его ребенка, он это знал наверняка. Ее
сияющее лицо и сверканье глаз нельзя было объяснить просто влиянием
солнца и свежего морского воздуха, это был свет новой жизни. Много лет
назад он видел, как такой свет исходит от Годивы. На этот раз он увидит
рождение ребенка, своего ребенка.
Он знал, что его попытаются убедить другим способом. Не только люди, но
и боги. Ему снова приснится сон, и неважно, появится ли видение по воле
богов, из-за расстроенного воображения или из-за ржаной спорыньи. Ночь
была его врагом, и враг пришел.
Сон навалился без предупреждения, сразу. В темноте по городским улицам
спешит человек. Он испытывает страх, невыносимый страх, и в то же
самое время стыд. Испуган он тем, с чем уже сталкивался раньше. А
стыдится не просто потому, что испугался, а потому, что раньше это уже
было с ним - он испугался, поддался страху и поклялся никогда больше не
бояться; но, увы, вот он снова пробирается по темным улицам, чтобы
сбежать из города, затеряться, сменить имя. Его имя - Петр. Петр, кото-
рый раньше был Симоном.
Он подходит к городской стене, и его тревога возрастает. В стене
ворота, в воротах есть маленькая калитка, в которую можно
проскользнуть без обременительной возни с огромными засовами и мас-
сивными створами. Калитка слегка приоткрыта. Но где стражник? Спит,
откинув голову. Его копье, оружие римской пехоты, в точности подобное
найденному Шефом Святому Копью, зажато у стражника между колен.
Кругом ни одного человека, караульное помещение закрыто и погружено в
темноту. Прокравшись словно тень, Петр, который был Симоном и хочет
стать Симоном опять, дотрагивается до калитки и потихоньку тянет ее, с
замиранием сердца ожидая предательского скрипа. Ни звука. Он выходит,
город остался позади, впереди у него свобода и безопасность. "Совсем как у
меня", - отмечает разум Шефа.
Перед Петром появляется фигура. Он знал, что так будет. Фигура
человеческая, но на голове у нее терновый венец. Фигура приближается,
отбрасывая кругом бледный мертвенный свет. Взгляд опускается на
съежившегося апостола.
- Petre, quo vadis? Петр, куда идешь?
"Скажи ему, Петр, -умоляло сознание Шефа. - Скажи ему, что хочешь
сбежать! Скажи ему, что он ведь даже не мертв, все оказалось ошибкой, он
жив и здоров и живет с Марией Магдалиной в горах! Пишет свою книгу!"
Фигура Петра отступила, с поникшими плечами вернулась к калитке.
Назад в город, в Рим, навстречу аресту и смерти на кресте. Петр попросит,
чтобы его распяли вверх ногами, вспомнил Шеф, как недостойного принять
ту же смерть, что и Спаситель, от которого Петр трижды отрекся. "Со
мной это не сработает, - подумал Шеф. - Мне вы можете говорить "quo
vadis?" сколько угодно".
Появляется другая картина, словно тени за повешенным перед глазами
занавесом. Еще один человек собирается бежать, но сейчас он спит. Во сне
ему является фигура, но это не Христос из предыдущего видения, а сам
Петр. На этот раз Петр не стыдится и не сутулится, он смотрит гневным
взором, величественный и суровый. Петр сердито кричит, впрочем, Шеф не
слышит его слов. В руке у него плетка, монашеская disciplina со многими
хвостами и с узелками на каждом хвосте. Петр подходит, костлявым
кулаком бьет по фигуре спящего и, задрав ему на спине сутану, хлещет и
хлещет плеткой; брызжет кровь, человек сопротивляется и кричит.
Картина исчезает, и Шеф в который раз видит перед собой глаза своего
покровителя. Хитрые лисьи глаза.
- Я таких вещей не делаю, - говорит Риг. - Если хочешь уклониться от
своих обязанностей, пожалуйста. Яне буду запугивать тебя и бить. Я про-
сто хочу тебе показать, к чему приведет твое самоустранение.
- Давай показывай. Ты ведь все равно собирался. Шеф приготовился к
мгновенной вспышке ужаса, но ее не последовало. Он увидел свой город,
основанный им Стамфорд. Вот Дом Мудрости, вокруг него скопище
мастерских, кузниц и складов. Они больше, чем ему помнилось, более старые
серые камни заросли мхом. Вдруг без единого предупреждения, беззвучно Дом
Мудрости развалился. "Вспышка, грохот, от которого, - подумал Шеф, - у
меня лопнули бы барабанные перепонки, не будь какого-то барьера меж-
думной и субстанцией моих снов". Поднимается облако дыма, и во все
стороны летят каменные блоки.
Когда дым развеялся. Шеф увидел, что происходит на развалинах. Повсюду
солдаты в белых накидках с красным крестом: это крестоносцы, однажды
король Карл и папа Николаус уже посылали их против Шефа. Но эти
солдаты не носят ни тяжелых кольчуг, ни кавалерийских сапог франкских
рыцарей или императорских риттеров Ордена. Они одеты легко, двигаются
быстро, в руках держат только длинные трубки.
- Такая же свобода для Локи, как и для Тора, - сказал Риг. - Просто
замечательно. Но на чью сторону встанет Локи? И на чьей останется?
Нефть и фосфор, селитра и сера, алкоголь и древесный уголь. И, кроме
Стеффи, найдется кому сложить два и два. Вернее, одно, одно и еще одно. В
конце концов
объединившиеся Империя и Церковь победят. Не на твоем веку. Но ты
будешь доживать остаток жизни, зная, что это произойдет - и что ты
мог бы этому помешать. Что ты будешь чувствовать?
Шеф лежал и вызывающе молчал.
- Давай посмотрим еще, - продолжал хитрый голос. - Вот новый город.
Перед закрытыми глазами Шефа постепенно вставало диво дивное. Белый
град с ослепительно сияющими стенами, а в сердце его - соборно взды-
мающиеся к небесам шпили. На каждом шпиле хоругвь, и на каждой хоругви
священное изображение: скрещенные ключи, закрытая книга, святой
Себастьян и стрелы, святой Лаврентий и жаровня. Под шпилями, понял Шеф,
находятся сонмы людей, чья обязанность - молиться Богу и изучать
Писание. Это было не его Писание, но жажда жить такой жизнью,
исполненной созерцания и размышления, мирной и покойной., охватила его.
Из-под его закрытых век брызнули слезы сожаления о том, чего он лишен.
- Посмотри поближе, - сказал голос.
В учебных классах стояли люди и читали вслух книги. Учащиеся слушали.
Они ничего не записывали. Они обязаны были запоминать наизусть. Когда
лекторы окончили чтение, они собрались в центральном помещении с
книгами в руках. Книги пересчитали, проверили по списку, положили в
железный сундук и закрыли на ключ. На хранение, до следующего раза. Во
всем городе ни один человек не имел своей личной книги. Никто не мог
написать новое слово или придумать новую идею. Кузнецы ковали то, что им
прикажут, как делали поколения их предшественников. Тот зуд, который
так часто ощущал Шеф, побуждающий взять в руки молот и выковать
ответ на жгучие вопросы, этот зуд навсегда останется неутоленным.
- Это мир Скульд, - сказал Риг. - В нем Локи наконец освобожден,
чтобы служить Церкви и попасть в еще худшие оковы, пока не зачахнет от
истощения. А мир будет оставаться все тем же самым, один зон за другим.
Вечно благочестивый, никогда не изменяющийся. Каждая книга становится
Библией. Память о тебе, о твоем наследии.
- А если я буду бороться? - спросил Шеф. - Будет тогда Локи на моей
стороне? Заплачет он о Бальдре и освободит своего брата из мира Хель?
Как это будет выглядеть ?
И мгновенно узкие рамки взгляда на единственный город исчезли,
сменившись широкой панорамой всех Девяти миров, из которых Средиземье
- средний. Шеф различал темных эльфов под землей и светлых эльфов над
нею, видел мост Бифрост, ведущий в Асгард, и мост Гиаллар, по которому
души спускаются в мир Хель. Вся картина была... не темной, а какой-то
блеклой, потертой, словно видимой сквозь пыльное стекло. Где-то глубоко
внизу слышались тяжелый скрежет, толчки, шум оживающих ржавых
механизмов.
Это раскрывалась Гринд. Ворота Гринд, отделяющие мертвых от живых,
металлическая решетка, за которой Шеф однажды видел тени женщины и
ребенка, которые погибли из-за него. Через которую рабыня Эдтеов сказала
ему: "Продолжай". Гринд открывалась для Больдра. Но не только для
Бальдра.
Шеф знал, коль скоро она откроется, души смогут вернуться.
Возродиться в своих потомках, прожить счастливые жизни, отнятые у них.
Рабыни, которых он обнаружил в могильнике древнего короля, заживо
сожженные со сломанными позвоночниками. Старуха, вместе с которой он
умирал в одном из видений, больше всего старающаяся уйти незамеченной.
Эд-теов, скончавшаяся ночью на волчьей пустоши, и бедная рабыня,
умирающая от рака в норвежской деревне вдали от родного дома. Кутред.
Карли. Юный Харальд.
Когда ворота открылись, из них что-то вышло. Не свет и не окраска, но
что-то, словно стершее пыль, вернувшее в мир свет и многоцветье, которые
должны в нем быть. Изнутри донеслись звуки радостного смеха, и громкий
чистый голос призвал всех разделить с ним новую жизнь. Бальдр
Прекрасный. Грядущий, чтобы создать новый мир, мир, который будет
всегда. Уголком глаза Шеф видел, что все боги Асгарда смотрят на него,
рыжебородый свирепый Тор, Один с лицом как у отколовшегося айсберга. А
рядом с Одином - бог-предатель Локи, опальный бог, снова вставший у руки
своего отца. Ждущий, когда его брат вернется из мира Хель. Вернется бла-
годаря победе. И благодаря самопожертвованию.
Шеф снова проснулся, он лежал в гамаке, и слезы еще не высохли на его
