давал перевеситься наружу.
Альфред с трудом перекричал шум:
- Это и есть самое полезное достижение Дома Мудрости?
- Нет, - крикнул в ответ Шеф, - их много. Вон там еще одно, сейчас
покажу тебе. Стой, Озмод, - закричал он кучеру, - остановись ради Бога, я
хочу сказать, ради Тора, остановись. Ты что, не слышишь?
На повернувшемся лице тоже играла улыбка:
- Извините, сударь, но лошади чего-то испугались, похоже, такой скорости.
Альфред поглядел с неодобрением. Королевский двор в Стамфорде был
странным местом. Альфреда и самого прозвали в народе Esteadig, Милостивый,
за его доброту и широту взглядов. Тем не менее его таны и ольдермены
обращались к нему не без должного уважения. А с его соправителем даже керлы
частенько разговаривали так, будто они его школьные друзья и вместе воруют
яблоки; что же касается Квикки и Озмода, то сколько ни называй их танами, но
их лица и тела сохранили следы рабского происхождения. Еще не так давно
единственное, что могло бы связывать их с королями, - это монарший приго-
вор, зачитанный им перед казнью. Правда, как Квикка, так и Озмод участвовали
в невероятном путешествии Единого Короля по странам Севера, и поэтому им
прощались многие вольности. И все же...
Единый Король уже выпрыгнул из повозки, оставив ее дверцу открытой, и
направился к группе крестьян рядом с дорогой, копающихся в глубокой грязи.
Они оставили свое занятие и с уважением поклонились. Однако и на этих лицах
гуляла улыбка.
- Понимаешь, что они делают? Что труднее всего сделать при расчистке
нового поля? Нет, не вырубить деревья. С хорошим топором деревья любой
дурак вырубит. Нет, главное - выкорчевать пни. Раньше крестьяне старались
срубить дерево поближе к земле, а потом начинали выжигать пень. Это долго, к
тому же дуб, ясень и вяз могут пустить новые побеги, даже когда от них ничего
не остается. А вот как мы делаем теперь. - Шеф ухватился за длинную рукоять,
торчащую из сложного механизма с железными шестернями и блоками. -
Канат привязываем к самому крепкому пню на поле. Другой конец накидываем
на самый слабый пень. Затем налегаем всем весом. - Шеф сопровождал свои
слова соответствующими действиями, качнув рукоять храповика назад, а потом
опять вперед и так несколько раз. В двадцати ярдах от него из земли с
ужасающим треском полез пень. К рычагу подскочил какой-то керл, стал
помогать королю. Рывок за рывком пень вытащили наружу к общей радости
керлов и наблюдающей свиты.
Король вытер грязные руки о серые рабочие титаны, подал знак керлам
оттащить выкорчеванный пень и привязать канат к новой жертве.
- Англия - страна лесов. Я ее превращаю в страну полей. Этот механизм
для корчевки сделали в Доме Мудрости жрецы Ньёрда - они моряки, они
знают все о блоках и канатах - и несколько моих катапультеров, они знакомы с
зубчатыми колесами. Удд, железных дел мастер, руководит изготовлением
шестерней. Они должны быть маленькими, но прочными.
- А ты всем позволяешь обзавестись такой машиной?
Пришла очередь улыбнуться Шефу.
- Я бы, может, и позволил, если бы они мне предоставили это решать. Но
куда там. Отец Бонифаций, мой казначей Дома Мудрости, дает машины в
аренду тем, кто собирается расчистить поле. Керлы платят за пользование
машиной. Но расчищенная земля достается им бесплатно. Не навсегда. На три
поколения. Потом земля возвращается короне. Я разбогатею на арендной плате
за эти машины. А мои наследники, - Шеф кивнул на маленького Эдварда, -
разбогатеют, когда к ним вернется земля.
Он указал на запоминающийся силуэт ветряной мельницы, бойко машущей
крыльями среди плоских полей Стамфордшира.
- Еще одно нововведение. Не само ветряное колесо, об этом вы давно знаете.
То, что к нему приделано. Еще один способ улучшать земли. Подъедем
поближе, я покажу.
Повозка заметно сбавила ход, когда Озмод свернул с Великой Северной
дороги, вымощенной камнем, на старую, тонущую в грязи колею. Шеф
воспользовался возможностью в сравнительно спокойной обстановке
продолжить рассказ о достижениях Дома Мудрости.
- Мы едем смотреть на большую машину, - сказал он, перегнувшись к
Альфреду, - но у нас есть и много маленьких приспособлений, которые
приносят не меньше пользы. Например, я не показывал тебе, как у нас
запряжены лошади. Когда мы научились от Брандаи его людей запрягать
лошадей в хомуты, чтобы использовать их как тягловую силу, мы через какое-то
время обнаружили, что лошади иногда тянут слишком сильно. Когда
поворачиваешь, лошади нередко рвут постромки, потому что тяга приложена
только к одному боку. Ну, мы стали брать для постромков кожу попрочнее. Но
потом один фермер - я дал ему ферму и лошадей - сообразил, что постромки
ведь необязательно привязывать прямо к передку. Привязываешь постромки к
двум концам крепкой поворотной поперечины, и эту поперечину (мы называем
ее валек) за середину привязываешь коротким ремнем к передку телеги. В ре-
зультате натяжение постромков одинаковое даже при повороте. И это не просто
сберегает нам кожу на постромки! Нет, хоть мы и сами не сразу сообразили. Но
ведь очень часто настоящая польза изобретений проявляется не в том, для чего
они предназначались, а видна только позже. Этот придуманный нами валек
означает, что теперь керлы могут делать короткие пахотные борозды, обраба-
тывать совсем маленькие поля, ведь им гораздо легче развернуть упряжку. А уж
это, в свою очередь, означает, что даже самый бедный крестьянин, у которого
всей земли акр или два, может сам обрабатывать свое поле и не зависеть от лен-
длорда.
- И они благодарят за это своего короля, - задумчиво отозвался Альфред. -
Они становятся "твоими людьми, а не людьми лендлордов. И это, как и деньги
за аренду машин, делает тебя сильнее.
Годива вмешалась:
- Вот для этого он и старается. Он без причины ничего не делает. Я это
поняла уже очень давно.
Шеф примолк, уставившись на свои грязные ладони.
Через минуту Альфред нарушил молчание:
- А эти нововведения, которые мы едем смотреть... Расскажи нам о них.
Шеф отвечал ровным безжизненным тоном:
- Ладно. Земля здесь, как вы знаете, быстро заболачивается. А кое-где и
всегда были болота. Само собой, их стараются осушить. Но когда роешь канаву
в этих местах, не всегда можно угадать, куда потечет вода, пойдет ли она
вообще в твою канаву. Но мы знаем вот какую штуку. - Постепенно
вдохновение возвращалось к Шефу. - Любой, кто пил пиво из бочек, знает, что
есть два способа розлива: либо просверлить бочку внизу, тогда ее надо затыкать
хорошей пробкой, либо сверху подсосать через трубочку и опустить ее конец.
Дальше пиво само потечет в твой кувшин или в ведро.
- Никогда о таком не слышал. А почему так? Шеф пожал плечами.
- Никто не знает. Пока. Но нам достаточно того, что мы знаем и что можем
изготовить. Большие трубы, которые не влезут человеку в рот, и устройство, что
будет отсасывать воду. Словно кузнечные мехи, только наоборот. Тогда-то мы и
заставим воду течь из болот в канавы, даже в те канавы, которые расположены
на большом расстоянии.
Повозка и свита наконец подъехали к ветряному колесу, и Шеф выпрыгнул,
опять оставив дверцу открытой. Вокруг ветряка простиралась паутина грязных
канав, тут и там парусиновые трубы зачем-то соединяли их между собой.
- Вы снова видите новую землю, - Шеф понизил голос, так что его могли
слышать только гости, но не свита. - Я даже не знаю, сколько ее. Иногда мне
кажется, что ждущей осушения земли хватило бы на полудюжину графств. И
эту землю я никому не отдам. Я делаю ветряные колеса, я плачу рабочим.
Осушенные поля остаются королевской землей, деньги за их аренду пополнят
королевский бюджет.
- И опять все только для твоей выгоды, - резко, как хлыстом стеганув,
сказала Годива. Альфред заметил, что его уязвленный соправитель еще раз
вздрогнул. - А скажи-ка мне, что ты сделал для женщин?
Шеф помялся, заговорил было, потом оборвал себя. Он не знал, с чего начать.
Напомнить о ветряных мельницах, освободивших от нескончаемой рутины
десятки тысяч рабынь, толокших зерно в ступках? Рассказать об опытах,
которые проводились в Доме Мудрости, чтобы найти лучший способ сучить
пряжу, чем с помощью прялок, с которыми не расстаются почти все женщины
Англии, неустанно на них работая? Нет, решил Шеф, самое главное для женщин
- построенная им мыловарня, на которой из золы и жира делают твердое
скрипучее мыло - это вещь сама по себе не новая, но такая, что, по уверениям
Ханда, спасет добрую половину женщин, умирающих от родильной горячки,
ведь король приказал, чтобы все повитухи носили с собой мыло и тщательно
мыли руки.
Он слишком долго раздумывал.
- Так я и знала, - сказала Годива и отвернулась, уводя за собой детей. -
Все только для мужчин. Все ради денег.
Она и не подумала понизить голос. Пока она шла к экипажу, оба короля,
Квикка, Озмод, мельник и его жена, обе королевских свиты - все смотрели на
нее. Потом все посмотрели на Шефа. Он опустил взгляд.
- Это не так, - пробормотал он, чувствуя, что в нем поднимается та же
ярость, как и тогда, когда человек-птица упал, а они просили его все равно
заплатить неудачнику. - Всех дел не переделаешь. Сначала делаешь то, что
умеешь делать, а потом смотришь, что можно сделать еще. Все, что мы делаем,
приносит пользу женщинам. Стало больше земли, больше еды, больше шерсти.
- Так и есть, - согласился Квикка. - Раньше каждую зиму то тут, то там
можно было видеть маленьких детей в лохмотьях и босиком, плачущих от
холода и голода. Теперь у них, по крайней мере, есть одежда и горячая еда.
Потому что они под защитой короля.
- Это точно, - сказал Шеф, глядя с внезапным ожесточением. - Потому
что все это, - он обвел рукой окрестности, показывая на мельницу, поля,
дренажные канавы и на ждущий их экипаж, - все это держится на одном. На
силе. Еще несколько лет назад если бы какой-то король, будь то добрый король
Эдмунд или король Элла, сделал что-нибудь хорошее, на что ему хватило бы
серебра, на него тут же напали бы викинги, все отобрали и снова ввергли бы
страну в нищету. Чтобы сохранить то, что у нас есть, мы должны топить
корабли и уничтожать армии!
По обеим королевским свитам прокатился одобрительный гул, эти люди
оружием прокладывали себе путь в жизни.
- Да, - продолжал Шеф, - все это неплохо. И я только рад, когда это
приносит пользу женщинам и детям. Но что мне нужно больше всего, за что я
буду платить золотом, а не серебром, это не новый способ запрягать лошадей и
не осушение болот, а новый способ драться с Императором. С Бруно
Германским. Потому что мы с нашими болотами можем и забыть про него, но
он про нас не забудет. Риг, отец мой! - Голос Шефа поднялся до крика, он
вытащил из-за пазухи свой амулет, серебряную лесенку. - Ниспошли мне
новое оружие для битв! Новый меч, новый щит! Новые катапульты и арбалеты.
Это самое главное, что нам нужно. И если приближается Рагнарок, сразимся и
победим!
* * *
Улучив удобный момент, когда король уехал на всю первую половину дня, его
ближайшие советники и друзья решили обсудить его дела. Все трое, Бранд,
Торвин и Ханд, сидели на верхнем этаже большой каменной башни Дома
Мудрости, в личной комнате Торвина, глядя на ухоженные плодородные земли,
на зеленые поля, пересеченные длинной белой полоской Великой Северной
дороги, по которой непрестанно двигались всадники и повозки. По настоянию
Торвина присутствовал и четвертый человек - Фарман, жрец Фрейра, один из
двух величайших провидцев Пути. Человек малоприметный, он не был участни-
ком рискованных приключений трех друзей, зато, по словам Торвина, был
посвящен во многие тайны богов.
Бранд, гигант-норвежец, с сомнением покосился на Фармана, но остальных
он, по крайней мере, знал достаточно давно, чтобы говорить без обиняков.
- Мы должны смотреть правде в глаза, - начал Бранд. - Если Шеф
погибнет, то погибнет все. Есть много людей вроде Гудмунда, которые всем
