повышался ранг послов, на смену простым епископам и вторым секретарям
приходили архиепископы и митрополиты, а вместе с ними появлялись и
полководцы - графы и стратеги. Присылались все новые представители, но бы-
стро становилось ясно, что как бы ни были велики их полномочия, они не
осмеливаются самостоятельно решать судьбы своих империй и церквей. В
конце концов не осталось другого выхода, кроме как устроить встречу на самом
высшем уровне, встречу четырех главных властителей христианского мира:
папы римского, константинопольского патриарха, римского императора и
басилевcа греков.
Организация встречи растянулась на месяцы, так как выяснилось, что
греческий басилевс только себя считает подлинным наследником Цезаря и
поэтому претендует называться "римским императором", в то время как папа
римский, наоборот, горячо протестует против прибавки к его титулу уточнения
"римский", полагая себя наместником самого святого Петра и, следовательно,
папой всех христиан, независимо от их местонахождения. Наконец протокол
встречи был согласован и удалось обговорить не только все допустимые
формулировки, но и все недопустимые тоже. Участники будущей встречи
притирались друг к другу деликатно и осторожно, как спаривающиеся
дикобразы.
Даже место встречи потребовало многократных обсуждений. Но в результате
встреча состоялась у моря такой синевы, что и не снилось языческим королям
Севера: на берегу Адриатики, омывающей Италию и Грецию, там, где один из
могущественнейших римских императоров когда-то построил дворец для
отдыха, в Салонах Диоклетиана, которые проникшие в регион славяне уже
переименовали в Сплит.
Под конец, после нескольких дней изнурительных церемоний оба высших
полководца потеряли терпение и выгнали всех своих советников, переводчиков
и секретарей. Теперь они сидели на балконе, любуясь морем. Здесь же стоял
кувшин с терпким тягучим вином. Все серьезные вопросы были решены, в
данный момент целая армия переписчиков золотыми и пурпурными чернилами
готовила нужное количество копий обширного договора. Единственное
препятствие могло возникнуть лишь со стороны церковных иерархов, которые
уединились, чтобы поговорить о своем. Каждому из двоих его светский коллега
и спонсор дал строжайшие указания избегать осложнений. Ведь у церкви,
растолковал император Бруно своему ставленнику папе Иоанну, могут быть
неприятности похуже, чем расхождения по поводу истинной природы принятого
на Никейском соборе Символа Веры.
Итак, императоры сидели себе, прислушиваясь, не возвращаются ли
церковники, и обсуждали свои личные дела, как монарх с монархом. Возможно,
каждый из них впервые так свободно и непринужденно говорил на эти темы.
Беседа шла на латыни, которая ни для одного из них не была родным языком,
зато позволяла общаться без посредников.
- Итак, у нас много общего, - задумчиво протянул греческий басилевс.
Выбранное им тронное имя, Василий 1, свидетельствовало о полном отсутствии
воображения, что при его биографии было неудивительно.
- Нос illе, - согласился Бруно, император римлян, как он себя называл, хотя
на самом деле это были франки, итальянцы и, в большинстве своем, германцы.
- Так оно и есть. Мы люди новые. Конечно, у меня много знатных предков. Но
я не из рода Шарлеманя.
- Ну, я тоже не из династии Льва, - подхватил басилевс. - Поправь меня,
если я ошибаюсь, но, по-моему, из рода Карла Великого уже никого не осталось.
Бруно кивнул:
- По мужской линии никого. Некоторых, например Карла Лысого, убили
свои же вассалы за неудачливость в войнах. Об остальных мне пришлось
позаботиться самому.
- И сколько их было? - поинтересовался Василий.
- С десяток. Мне было тем проще, что они не отличались друг от друга даже
по именам. Луи Заика, Луи Германский. У каждого по три сына, но имена все те
же: одни Карлы, Луи да Карломаны. Ну и еще кое-кто. Однако не совсем верно,
что из рода Шарлеманя никого не осталось. У него есть праправнучки. Когда-
нибудь, когда я улажу остальные дела, я женюсь на одной из них.
- И твое положение упрочится.
Выражение на непреклонном, закаменевшем лице Бруно стало еще более
суровым. Он встал со стула и потянулся за оружием, с которым никогда не
расставался, невзирая ни на какие дипломатические протоколы, - копье с
наконечником в форме листа, в котором сиял заново инкрустированный золотой
крест, с ясеневым древком, едва заметным под золотыми и серебряными
накладками. Бруно расправил гориллообразные плечи, стукнул древком копья в
гладкий мраморный пол.
- Нет! Мое положение уже не может быть прочнее. Потому что именно я -
владелец Святого Копья, копья, которым германский центурион Лонгинус
пронзил сердце нашего распятого Спасителя. Кто держит это копье, тот и есть
наследник Шарлеманя, по праву большему, чем право крови. Я обрел это копье
в битве с язычниками и снова вернул в христианский мир.
Бруно почтительно поцеловал копье и с нежностью поставил его рядом с
собой. Телохранители, насторожившиеся на своих постах, расслабились и
слегка улыбнулись друг другу.
Басилевс задумчиво кивнул. Он узнал две вещи: во-первых, этот странный
выходец с франкских окраин верит в собственные басни, а во-вторых, все, что о
нем рассказывали, оказалось правдой. Такому человеку не нужны
телохранители, он и сам может за себя постоять. Как это похоже на франков,
выбрать своим королем самого сильного в поединках, не стратега, а просто
воина. Впрочем, этот может оказаться и стратегом тоже.
-А ты,-в свою очередь поинтересовался Бруно, - ты... э-э, лишил трона
своего предшественника Михаила Пьяницу, как его прозвали. Я знаю, что у него
не осталось детей, которые могли бы начать смуту.
- Ни одного, - отрывисто подтвердил Василий, и его бледное лицо с черной
бородой залила краска.
Лев считается вторым сыном Василия, но на самом деле он прижит от
Михаила Пьяницы - сообщили Бруно его шпионы. Василий убил своего
повелителя за то, что тот наставил ему рога. Но грекам в любом случае
необходим император, который способен сохранить трезвость, пока выводит
войска на битву. На греков нападают славяне и болгары, а с востока по рекам
подбираются викинги. Не прошло и двадцати лет, как флот викингов угрожал
Константинополю, который они называют Византией. Почему Василий оставил
Льва в живых, неизвестно.
- Итак, мы новые люди. И никто из старых не бросит нам вызов. Но у нас
много врагов. У нас и у всего христианского мира. Скажи-ка мне, - попросил
Бруно, и его лицо напряглось, - в ком ты видишь самую страшную угрозу нам,
Христу, Церкви? Я имею в виду твое личное мнение, а не мнение твоих
полководцев и советников.
- Для меня это простой вопрос, - сказал Василий, - хотя мой ответ может
показаться тебе неожиданным. Ты знаешь, что твои враги, варвары с Севера,
которых вы зовете викингами, поколение назад привели свои корабли к самой
Византии?
Бруно кивнул.
- Когда я узнал об этом, то очень удивился. Не думал, что они смогут пройти
через Внутреннее море. Но твой секретарь сказал мне, что они этого не делали,
они каким-то образом провели свои корабли по рекам Востока. Ты считаешь, ве-
личайшая опасность исходит от них? Я так и думал...
Поднятая рука остановила его.
- Нет. Я не считаю, что эти люди, при всей их кровожадности, являются
главной опасностью. Знаешь, ведь мы купили их с потрохами. Простой люд
думает, что неприятеля остановила Дева Мария, но я-то помню переговоры. Нам
пришлось отдать им немножко нашего золота. Мы разрешили им бесплатно
посещать наши городские бани! Тут уж они не устояли. Мне они кажутся жесто-
кими и жадными детьми. Это несерьезно. Нет, подлинная опасность исходит не
от этих бесхитростных язычников, деревенских недорослей.
Она исходит от приверженцев Мухаммеда, - Василий потянулся за вином.
- Я пока не встречал ни одного, - признался Бруно.
- Они появились из ничего. Двести пятьдесят лет назад эти поклонники
ложного пророка вышли из пустыни. Разрушили Персидскую империю.
Отобрали у нас все африканские провинции и Иерусалим. - Басилевс
наклонился поближе. - Захватили южный берег Внутреннего моря. С тех пор
на этом море не прекращается война. И пока мы ее проигрываем. Знаешь
почему?
Бруно покачал головой.
- На галерах все время нужна вода. Гребцы пьют ее больше, чем рыбы. Тот,
кто владеет береговыми колодцами, владеет и морем. А значит, и островами.
Они заняли Кипр, остров Венеры. Потом Крит. Покорив Испанию, они
дотянулись до Балеарских островов. Сейчас их флот снова тревожит Сицилию.
Если они захватят и ее, что тогда будет с Римом? Видишь, мой друг, они уг-
рожают и тебе. Давно ли их армия стояла у ворот вашего Святого города?
Распахнувшиеся двери, шум голосов и топот ног возвестили императорам, что
беседа папы и патриарха закончилась и пора снова соблюдать церемониал
переговоров. Бруно терялся в поисках ответа. "Василий - человек Востока, -
думал он, - как и папа Николаус, которого мы убили. Он не понимает, что
предназначение находится на Западе. Он не знает, что народ Пути - уже не те
жадные недоросли, которых подкупали во времена его отца. Они страшнее даже
арабских последователей лжепророка, потому что их пророк живет с ними, этот
одноглазый, которого мне следовало убить, когда мой меч был у его горла.
Но спорить, наверно, не стоит. Басилевсу нужны мои береговые базы, а мне
- его флот. Не для войны с арабами, просто чтобы перевезти моих копейщиков
через Ла-Манш. И пускай он даже обстряпает сперва свои делишки. Ведь у него
есть то, чего нет у людей Пути..."
Императоры встали, церковники подошли к ним, все улыбались.
Поклонившись, заговорил кардинал Гюнтер, тот, что некогда был кельнским
архиепископом. Родной для него и Бруно нижненемецкий диалект не понимали
ни папа, ни патриарх, ни греки, ни итальянцы. Одновременно с ним кто-то из
людей патриарха завел речь на простонародном греческом, очевидно с такой же
целью.
- Все решено. Они согласились, что мы имеем право добавить к
формулировке Символа Веры слова "и Сын" - совсем другое дело! - если
только не будем выводить из этого заключение о двойном сошествии Святого
Духа. Нашему дурачку-итальянцу заявили, что он должен отозвать своих
епископов с болгарских земель и позволить святому Кириллу обучать славян
письму и чтению. Мы сошлись на том, что следует осудить предыдущего
патриарха Фотия Книжника. Все решено.
Бруно повернулся к Василию, чей секретарь тоже закончил отчет. Властители
одновременно улыбнулись, протягивая друг другу руки.
- Мои базы в Италии, - сказал Бруно.
- Мой флот освободит Сицилию. А потом и все Внутреннее море, - ответил
Василий.
А потом Атлантику, подумал Бруно, но придержал язык. В конце концов, он
сможет отделаться от греков и их басилевса раньше. Как только Бруно или его
агенты раскроют секрет оружия, благодаря которому Константинополь
неприступен с моря. Секрет, которого не знает никто на Западе, ни римляне, ни
германцы, ни люди Пути. Секрет греческого огня.
ГЛАВА 2
Халим, эмир на флоте возлюбленного Аллахом ибн-Тулуна, халифа Египта,
недавно добившегося независимости от дряхлого Багдадского халифата, не
испытывал тревоги, выводя в море сотню своих галер в самые темные часы
перед рассветом. В ту пору, когда острый глаз уже сможет отличить белую нить
от черной, его муэдзин призовет верующих на молитву, выкрикнув традицион-
ный зачин:
Аллах велик!
Нет бога, кроме Аллаха,
И Мухаммед - пророк Его.
И так далее, напев, который Халим услышал и подхватил сорок тысяч раз, с
тех пор как стал взрослым мужчиной и воином. Он и его люди расстелят на
качающихся палубах свои молитвенные коврики, и начнут rakat, предписанный
обряд молитвы. Лишь гребцы не бросят весел, будут поддерживать
стремительный бег арабских галер. Потому что гребцы - христиане, рабы,
захваченные в плен во многих выигранных битвах. Халим не сомневался в
исходе нынешней. Воины у него сытые и отдохнувшие, гребцов заменили
