необъятный меховой плащ из шкуры белого медведя и золотую цепь. Он тут
же накинул плащ на Шефа, застегнул аграф. Затем припал на одно колено,
отчего не сделался, впрочем, много ниже Шефа.
- Славься, король Восточной и Средней Англии, - провозгласил он. По
этому сигналу стоявшие позади Квикка с помощниками и команды "Моржа"
и "Чайки" разразились приветственными выкриками и клацаньем оружия.
Бранд, который в жизни не преклонял колен, подмигнул и незаметно
кивнул головой в сторону встречающих. Шеф уловил намек и обернулся к
Хагбарту, спустившемуся следом по сходням.
- Теперь можете представить своих, - величественно произнес он.
- Ну, это... а! Король Шеф, разреши представить: тебе Вальгрима
Мудрого, главу святилища Пути и жреца бога Одина. Вальгрим, это...
Вальгрим не слушал. Хмуро глянув на Бранда, он протянул руку, ухватился
за копье в руках Шефа и повернул так, чтобы прочесть руны. Через мгновенье
он отпустил копье, повернулся и молча ушел.
- Ему это не понравилось, - пробурчал Бранд. - Что там написано?
- "Гунгнир". Но копье все равно не мое. Я взял его у Сигурда Рагнарссона.
Большинство жрецов Пути последовали за своим главой, остались только
Торвин и Ханд. На смену жрецам подошла другая группа, под голубым с
серебром знаменем. Шеф уставился на рисунок: странная картинка, рычащий
зверь как будто душит себя одной лапой и когтит лапу другой. Шеф опустил
взгляд, и оказалось, что он стоит лицом к лицу с самой сногсшибательной
женщиной, какую когда-либо встречают.
Если бы кто-то описал ее, Шеф не счел бы ее красивой. С детских лет
представление о красоте связывалось у него с Годивой: высокая, тоненькая, с
темными волосами, серыми глазами и с идеальными пропорциями, которые
она унаследовала от своей ирландской матери-рабыни. А эта женщина была
тигрицей против грациозной пантеры: ростом с Шефа, с широкими скулами и
широко посаженными огромными зелеными глазами. Ее груди распирали
темно-зеленое платье, и крепкие бедра рельефно выделялись при ходьбе. Две
длинные косы, придавленные низко надвинутым на лоб тяжелым золотым
обручем, обрамляли ее лицо и свисали на плечи. Но она была не молода, с
запозданием заметил Шеф, раза в два старше, чем он и Годива. Рядом с ней
шел мальчик лет десяти.
Смутившись и не желая встречаться с ней взглядом. Шеф склонился к
мальчику на одно колено.
- А ты кто?
- Я Харальд, сын короля Хальвдана и королевы Рагнхильды.Что
случилось с твоим глазом?
- В него ткнули раскаленной иглой.
- Больно было?
- Прежде чем все кончилось, я лишился чувств.
Мальчик посмотрел презрительно.
- Это не было drengiligr. Воины не лишаются чувств. Ты убил того, кто это
сделал?
- Я убил того, кто был в этом виноват. Тот, кто это сделал, стоит здесь, как
и тот, кто держал меня. Это друзья.
Мальчик пришел в замешательство.
- Как они могут быть твоими друзьями, если они ослепили тебя?
- Иногда от друзей принимаешь то, что не потерпел бы от врагов.
Шеф запоздало понял, что бедро матери мальчика находится в каких-то
дюймах от его пустой глазницы. Он поднялся, ощутив при этом жар, идущий
от женского тела. Здесь, на пристани, в окружении десятков людей, он
ощутил, что его мужское естество напрягается так сильно, как не могли его
разбудить все старания девушки в Дитмарше. В следующий миг он ощутил
позыв опрокинуть ее на деревянный настил - если только хватит сил, в чем
он сомневался.
Королева испытующе смотрела на него, угадывая, по-видимому, что он
чувствует.
- Итак, вы придете, когда я позову, - молвила она и удалилась.
- А кто бы не пришел? - пробубнил Бранд у Шефа над ухом.
Не слушая его воркотни, Шеф глядел вслед зеленому платью, резко
выделяющемуся на белом снегу. Тут до его ушей донесся перезвон, который
он узнавал сразу: динь-динь молота кузнеца и бом-бом кувалды молотобойца
в работающей кузне. И другие звуки, неразгаданные.
- У нас много чего найдется показать тебе, - сказал Торвин, пробившись
наконец к своему бывшему подопечному.
- Точно, - сказал Бранд. - Но сначала в баню. Я вижу в его волосах
вшей, и мне противно, даже если королеве Рагнхильде они нравятся.
* * *
- Он сошел на берег, одноглазый и с копьем в руке, на котором написано
"Гунгнир", - рявкнул Вальгрим. - Что еще он мог бы сделать, чтобы
выдать себя за Одина? Ехать на восьминогом коне? Он богохульник!
- У многих людей один глаз, - отвечал Торвин.- А что до рунической
надписи "Гунгнир", так не он ее вырезал. Единственная причина, почему у
Шефа это копье - его метнул в него Сигурд Змеиный Глаз. Если кто и
богохульник, так это Сигурд.
- Ты нам рассказывал, что, когда он две зимы тому назад возник перед
тобой из ниоткуда, он заявил, что пришел с Севера.
- Да, но он только имел в виду, что пришел с севера своей страны.
- И все же ты представил дело так, словно этот случай доказывает - он
Тот, Кого мы ждем. Будто бы он - Тот, Кто придет с Севера, чтобы
ниспровергнуть христиан и вернуть мир на пути истинные. Если нынешнее
подражание Одину - случайность, тогда и то, что он тебе сказал - тоже
случайность. Но если сказанное им было знаком богов, тогда и сейчас нам
был знак. Он ведет себя, как Один. Но я, жрец Одина в этом святилище,
утверждаю, что к такому, как он, не может благоволить Один. Разве он не
отказался от жертвоприношения Одину, когда армия христиан была в его
власти?
Торвин молчал, не зная, что противопоставить логике Вальгрима.
- Я могу утверждать, что он один из тех, кому являются видения, -
вмешался Хагбарт. - И не только во время сна.
Присутствующие жрецы, все двадцать, взглянули на него с интересом. На
этот раз они не сидели кругом и не устраивали ритуальное ограждение из
ягод рябины вокруг копья и очага: пока их разговоры велись просто так, не
под оком их богов. Однако говорить о признаках святости не запрещалось.
- Откуда ты знаешь? - фыркнул Вальгрим.
- Я видел его в Гедебю. Он сидел на холме рядом с городом, на могильном
холме, где похоронен старый король. Мне сказали, что он сам пришел туда.
- Ничего не значит, - сказал Вальгрим. Он насмешливо процитировал
строки одной известной саги:
Сидит ублюдок на кургане,
Пока князья добычу делят.
- Ублюдок он или нет, - продолжал Хагбарт, - но я свидетельствую, что
его глаз был широко открыт, он ничего не замечал и не откликался. Когда
приступ кончился, я спросил его, что он видел, а он ответил, что видел мир
таким, каков он есть.
- Как он выглядел, когда у него было видение? - спросил жрец со знаком
бога охоты Улля на шее.
- Как он, - Хагбарт показал на самого уважаемого жреца, Виглика
Провидца, который безмолвно сидел у края стола.
Виглик медленно зашевелился.
- Мы должны помнить еще об одном, - сказал он. - О свидетельстве
Фармана, жреца Фрейра, нашего брата, пребывающего в Англии. Он говорит
- а он человек очень проницательный, - что две зимы назад он был в лагере
Рагнарссонов в поисках нового знания, пытаясь понять, может ли среди
отродья Локи оказаться Тот, Кого мы ждем. Он видел ученика Торвина, ко-
торого ныне зовут королем Шефом, - в отличие от большинства норманнов
Виглик способен был произнести начальное "ш" в имени Шефа, - но ничего
не знал о нем, считая его просто беглым английским трэлем. Однако на
следующий день после великой битвы с королем Ятмундом его тоже посетило
видение, при дневном свете. Видение кузницы богов. Там он увидел ученика
Торвина в обличье и роли Вёлунда, хромого кузнеца. И видел, что Один
говорил с ним. Впрочем, Фарман сказал мне, что Один не взял того под свою
защиту. Поэтому Вальгрим как жрец Одина может быть прав, что боится
этого человека. Могут существовать другие замыслы, не только замыслы
Одина.
Грудь Вальгрима распирало бешенство, из-за дерзости в адрес Одина и от
одного только предположения, что он может кого-то бояться. Он не
осмеливался возражать Виглику. Среди жрецов, которые собрались в
святилище со всей Норвегии и из других скандинавских стран, было больше
таких, кто слышал о Виглике Провидце, а не о Вальгриме Мудром - мудром
в смысле искушенности в делах королей и в премудростях правления. Одной
из этих премудростей было - хранить молчание, пока не настанет время.
- Возможно, мы получим указания, - примирительно произнес он.
- От кого? - спросил жрец из Ранрике, что далеко на севере.
- От нашего священного круга, когда придет время собрать его.
- А еще, - сказал Виглик, - если повезет, то и от короля Олафа. Он
самый мудрый из земных королей, хотя и не самый удачливый. Я предлагаю
пригласить его, пусть сидит рядом с кругом. Он - не Тот, хотя когда-то мы
думали, что он может быть Им. И все-таки, если кто и сумеет распознать
подлинного короля, так это Олаф.
- Я-то думал, что Олаф, Эльф Гейрстата, уже умер, - шепнул жрец из
Ранрике своему земляку.
* * *
Вымытый с головы до ног в огромном ушате горячей воды, с волосами,
коротко остриженными и многократно промытыми щелоком, Шеф осторожно
прошел по насту за ограду. Его одежда была выкинута, ее сменили сорочка из
конопли, плотные подштанники из шерсти, толстая шерстяная рубаха и
штаны. Плащ из шкуры белого медведя отобрал Бранд, угрожая, что найдя в
нем вошь, тут же отправит Шефа за другим медведем, но взамен дал плащ из
парусины. На бицепсах Шефа снова сияли его золотые браслеты, хотя он
отказался водрузить на стриженую голову королевский венец. По снегу он
шлепал позаимствованными у Гуд-мунда толстыми зимними сапогами с
тряпичными обмотками внутри. Несмотря на мороз и снег. Шеф впервые за
много дней согрелся.
Крошка Удд, железных дел мастер, семенил рядом с
Шефом. Когда после короткого совещания с Брандом Шеф приветствовал
Квикку и остальных своих верных ребят, передал им с рук на руки
недоверчиво нахмурившегося Карли, наказав относиться к нему как к новому,
но полезному члену команды, он заметил, что в сторонке стоит Удд и, как
всегда, держит язык за зубами. Удда замечали только тогда, когда он имел
что-нибудь сообщить или показать. Обычно это было как-то связано с
металлом. Вспомнив услышанный на пристани шум кузни. Шеф похлопал
Удда по плечу, напоследок наказал Карли хорошо себя вести и вышел на
улицу вслед за Уддом. Квикка и другие бывшие английские рабы, занесенные
судьбой в эту неизведанную северную страну, тут же захлопнули дверь,
заткнули все щели и, сгрудившись вокруг очага, вернулись к своему
обычному занятию - впитывать как можно больше живительного тепла.
Удд направился не к тому месту, откуда неслись привычные звуки кузницы,
а к маленькой лачуге в стороне от других строений. Пока они шли, позади них
на дороге вдруг возникла фигура, несущаяся со скоростью, человеку
недоступной. Шеф отскочил в сторону и, схватившись за меч, увидел только,
как фигура стремительно пронеслась вниз по склону.
- Что это было? - выдохнул он. - На коньках? Вниз с холма по снегу?
- Они называют это лыжи, - ответил Удд. - Или снегоступы.
Деревянные дощечки, привязываются к ногам. Они все тут на них катаются.
Странный народ. Но посмотри сюда, - он распахнул дверь и провел Шефа в
пустой сарай.
Шеф первое время ничего не мог разобрать в темноте. Потом Удд
распахнул ставни, и проступило лежащее посередине огромное каменное
колесо. Когда взгляд привык к полумраку, Шеф понял, что это два колеса,
одно на другом. Какая-то машина.
- Для чего это? - спросил он.
Удд приподнял люк, показал на канаву под сараем.
- Когда снег тает, здесь течет ручей. Видишь там колесо с лопатками?
Вода течет, вращает то колесо. От него крутятся эти жернова наверху. В них
вырезаны канальцы. Сыпешь зерно, оно мелется.
Шеф кивнул, вспомнив, как старуха монотонно толкла зерно в
дитмаршской хижине, нескончаемая работа, которую воины ненавидят.
- Работает гораздо быстрее, чем женщины со своими ступками и
пестиками, - добавил Удд. - Про них теперь и забыли. Говорят, эта штука
