важно, но давайте постараемся поразить его воображение. Узнайте, что он
любит:
девочек, мальчиков, лошадей, золото, механические игрушки. Всегда
найдется что-то, на что купятся эти северные дети.
x x x
-- Мне нужна показная пышность, -- сказал Шеф своим советникам. Он в
неудобной позе примостился прямо на днище одной из пяти ладей Бранда. У семи
его двухмачтовых кораблей, к изумлению арабов, оказалась слишком большая
осадка, чтобы идти вверх по реке, и их пришлось оставить в устье вместе с
моряками и воинами. Путешествие продолжили только пять ладей и столько
людей, сколько удалось на них разместить: общим счетом неполных две сотни.
Шеф составил сборные команды. На каждом судне оставалось по двадцать человек
норманнов из его постоянной команды. Остальную часть команды перевели на
катапультоносцы, а на их место взяли соответствующее количество английских
арбалетчиков. Англичане, когда подходила их очередь, тоже брались за весла,
что вызвало немало хохота. Однако и викинги, и арбалетчики прекрасно
понимали, что они дополняют друг друга, и от этого боевая мощь объединенного
отряда возрастает.
-- И как же нам это устроить? -- спросил Бранд. Он, как и все
остальные, был в глубине души поражен бьющим в глаза богатством и
процветанием страны, а еще больше -- многочисленностью ее населения. Судя по
тому, что им рассказывали, в одном только городе Кордове людей жило больше,
чем во всей Норвегии. На протяжении путешествия вверх по реке можно было
видеть крыши дворцов, вращающиеся водяные колеса, деревни и города,
заполнившие весь простор насколько хватало глаз. -- Мы можем приодеться, но,
чтобы пустить пыль в глаза этим ребятам, потребуется нечто большее, чем
шелковые рубахи.
-- Верно. Мы не станем даже пытаться богато выглядеть. В этом они нас
всегда побьют. Лучше пусть испанцы увидят, какие мы странные. И страшные.
Думаю, у нас это получится. И не только увидят, кстати сказать. Но и
услышат...
x x x
Когда ладьи пришвартовались и на берег стали выходить люди Пути, зеваки
на пристани в изумлении осадили назад. Приказ Шефа был усвоен всеми
моряками, и каждый старательно играл свою роль. Первыми на берег сошли
викинги, сияя свежеполированными и начищенными песком кольчугами. Все
молодцы не ниже шести футов ростом, из-за ярко раскрашенных щитов у них
щетинились копья, а за плечами висели топоры с длинными рукоятками.
Морские сапоги из козьих шкур они сменили на пехотные ботинки, подбитые
железом. Они тяжело топали, пока Бранд и шкиперы громоподобными голосами
выкрикивали команды. Постепенно викинги выстроились в длинную колонну по
четыре.
Раздалась следующая команда, и пошли арбалетчики: не такие внушительные
размерами, зато действующие более слаженно. Они разбежались по своим местам
и встали строем, каждый держал на левом плече свое загадочное оружие. Шеф
подождал, пока они выровняются, и с подобающей церемонностью вышел на
сходни. На нем тоже была кольчуга, золотой венец на голове и столько золота,
сколько он мог нести -- в виде браслетов и ожерелья.
За ним шли Бранд с Торвином и еще два жреца Пути, участвующие в
экспедиции: переводчик Скальдфинн, жрец Хеймдалля, и моряк Хагбарт, жрец
Ньерда. Эти четверо выстроились в шеренгу во главе процессии, сразу вслед за
Шефом, который стоял в гордом одиночестве. Позади них за могучие туши Бранда
и Торвина прятались Ханд и его ученица Свандис. Подчинившись свирепому
приказу Шефа, Свандис закрыла лицо чадрой и теперь бросала изпод нее
сердитые взгляды.
Шеф взглянул на гонца, присланного проводить их, и жестом приказал ему
идти вперед. Когда араб, озадаченный странным поведением франков,
непрестанно оглядываясь, двинулся в путь, Шеф нанес последний штрих. На
сцене появился Квикка, самый верный его товарищ, не раз спасавший ему жизнь,
и три других арбалетчика. Все четверо яростно выдохнули в свои волынки,
надули их и зашагали по улице, с воодушевлением исполняя мелодию на четыре
голоса.
Зеваки, услышав этот невообразимый шум, шарахнулись еще дальше.
Волынщики шли сразу за проводником. Следом двигались Шеф и его
товарищи, за ними шумно топали викинги в сверкающих кольчугах. За викингами
-- арбалетчики, их строй шагал в ногу, искусство, которому они научились на
новых дорогах Англии, ровных и мощенных камнем. Через каждые двадцать шагов
правофланговый в передней шеренге норманнов вскидывал копье, и сотня идущих
сзади викингов испускала боевой клич, который Шефу впервые довелось услышать
десятилетие назад от воинов Ивара Бескостного.
-- Ver thik, -- кричали они снова и снова, -- her ek kom! Берегись, я
иду.
"Арабы этого не поймут, -- рассудил Шеф, -- они не подумают, что мы
угрожаем им". "Давайте будем кричать что-нибудь другое", -- предложил один
из шкиперов. "Что-нибудь чуть сложнее этого, -- ответил Бранд, -- и твои
люди забудут слова".
Колонна двигалась по людным улицам, оповещая о своем приближении
гудением волынок и боевым кличем викингов; меж каменных стен металось эхо от
металлического звона шагов. Идущие сзади арбалетчики завели песню о своих
славных победах. Толпа сбежавшихся зрителей навалила погуще, и вскоре воинам
пришлось отбивать шаг на месте, припечатывая мостовую коваными гвоздями
сапог. Краешком глаза Шеф увидел, как восхищенный араб пялился на топающего
огромными ногами Бранда. Сначала он посмотрел вниз, на сапожищи в пол-ярда
длиной. Затем перевел взгляд наверх, пытаясь оценить расстояние в семь футов
между землей и металлическим гребнем на шлеме Бранда.
"Отлично, -- подумал Шеф, когда стража халифа разогнала толпу и
движение возобновилось. -- Отлично, мы заставили их призадуматься. Они
недоумевают, простой ли я смертный? Не такой уж плохой вопрос".
x x x
Халиф услышал рев толпы даже в своем уединенном закрытом зале для
аудиенций. Он поднял бровь, выслушивая, что шептал ему на ухо вестник.
Когда гул приблизился, халиф действительно смог различить завывания
удивительного инструмента франков, настолько же негармоничные, как визг
своры котов. И услышал зловещий стук металла по камню, звучный клич
варваров. "Они что, пытаются запугать меня? -- озадаченно подумал халиф. --
Или таков их всегдашний обычай? Нужно поговорить с Гханьей. Не зная обычаев
чужеземцев, нельзя делать выводы".
Шум сразу оборвался, едва Шеф подал сигнал к остановке и правофланговый
сделал условленную отмашку копьем. Люди Шефа, викинги и англичане, застыли в
строю на внешнем дворе.
-- Сколько человек могут пройти на аудиенцию? -- спросил Шеф.
-- Кроме тебя, не больше десяти, -- был ответ. Шеф кивнул и показал на
тех, кто пойдет с ним Бранд и Торвин, Хагбарт и Скальдфинн. Посмотрев на
Ханда, он заколебался. Лучше Ханда никто на Севере не разбирался в лекарском
искусстве, а Кордова славилась своими медиками: Ханд может понадобиться для
сравнения и оценки. Однако его нельзя разлучать с сердитой, но послушно
носящей чадру Свандис. Значит, берем обоих. Под конец он поставил рядом с
Брандом двух шкиперов, каждый из которых заслужил свое право командовать в
двух десятках поединков, и молча кивнул своим старым товарищам, арбалетчикам
Квикке и Озмоду.
Халиф, сидя на высоком подиуме, смотрел на вошедших и выслушивал
торопливые пояснения Гханьи, который подошел, пока majus ждали снаружи.
Король оказался одноглазым. Необычная вещь для франков, они ведь так
ценят в людях силу и размер. Королем должен был бы быть стоящий позади
великан.
Впрочем, одноглазый действительно держится властно. Абд эр-Рахман
отметил, как уверенно тот прошел вперед и встал прямо перед престолом,
нетерпеливо оглянувшись на переводчика.
А еще халиф заметил, что из-под волос и золотого венца по лицу короля
течет пот. Как одеты эти люди? Металл, нагревающийся на солнце, под ним еще
кожа для прокладки, а под этим, кажется, овечья шерсть? Летом в Андалузии
одетый так человек умрет от солнечного удара еще до полудня. Однако король и
его люди и виду не подавали, что их смущает испытываемая ими жара, они даже
не утерли пот со лба. "Мои арабы видят свое достоинство в том, чтобы не
подвергаться таким неудобствам, -- подумал халиф. -- А франки видят свое
достоинство в том, чтобы не замечать их, словно снующие под палящим солнцем
рабы".
Халиф задал первый и главный вопрос:
-- Спроси, есть ли среди них христиане?
Халиф ожидал, что вопрос выслушает переводчик Сулейман и повторит его
на латыни для переводчика чужеземцев. Его удивило, что, едва Сулейман
заговорил, король отрицательно покачал головой. Значит, он кое-что понимает
по-арабски. И ответ был уже заготовлен. Ремеслом Скальдфинна было изучение
языков и народов. Во время путешествия он брал уроки у Сулеймана и в свою
очередь учил того англо-норвежскому жаргону Пути. Шеф тоже нередко
присутствовал на этих занятиях. Скальдфинн медлительно, но разборчиво
заговорил по-арабски, переводя ответ короля.
-- Нет, среди нас нет ни одного христианина. Мы разрешаем христианам
исповедовать их веру, но сами идем по другому Пути, и у нас другие книги. Мы
боремся только с теми, кто отрицает это право.
-- Вам когда-нибудь рассказывали, что есть только один бог, Аллах, и
Мухаммед -- пророк Его? Уверуйте в это, и вас ждет богатая награда от меня.
-- Нам рассказывали.
-- Вы не верите в Аллаха? Вы предпочитаете верить в своих богов, кто бы
они ни были?
Напряженность и обвинительные нотки в голосе халифа. Бранд поудобней
перехватил свой топор "Боевой тролль" и отметил двух стражников, стоящих
позади халифа с обнаженными скимитарами. "Здоровые ребята, -- подумал Бранд.
-- Загорели чернее, чем мне доводилось видеть. Но выше пояса голые и щитов
нет. Два удара, а третий для араба в кресле".
Осознав, что вполне разбирает арабскую речь халифа, Шеф впервые стал
отвечать без переводчика. Повысив голос и подбирая самые простые арабские
слова, он проговорил:
-- Я не видел Аллаха. Я видел своих богов. Будь у меня два глаза, я,
возможно, увидел бы и Аллаха. Одним глазом всего не увидишь.
По залу прокатился шумок пересудов. Привычные к искусству иносказаний и
переносных смыслов, арабы поняли последнюю фразу. Она означала, что тот, кто
верит только во что-то одно, наполовину слеп. Он богохульствует, подумали
одни. Для франка довольно умно, решили другие.
С этим человеком трудно фехтовать, подумал халиф. Он уже доказал, что
умеет произвести впечатление. Сейчас он перетягивает на свою сторону моих
придворных.
-- Зачем ты пришел в Кордову? -- спросил халиф.
"Потому что ты меня попросил", -- подумал Шеф, покосившись на Гханью,
стоящего чуть в стороне от обоих монархов. Вслух он ответил:
-- Бороться с твоими врагами. Они и мои враги тоже. Гханья рассказал
мне, что у франков появилось новое оружие для войны на море и на суше. Мы,
люди Пути, разбираемся в новом оружии. Мы сами прибыли с новым оружием и на
новых кораблях, чтобы узнать, смогут ли наши враги противостоять нам.
Халиф молча глянул на Гханью, который начал восторженно рассказывать о
катапультах и кораблях флота Пути. Пока они плыли на юг, Шеф несколько раз
приказывал шкиперам изготовить плоты-мишени, скинуть их за борт и
расстрелять камнями с расстояния в полмили. Прислуга катапульт была опытна и
искусна, так что результаты стрельб арабов ошеломили. Действительно, ни один
из известных им кораблей не выдержал бы удара-другого выпущенного онагром
камня: ведь они не видели бронированного, хотя и малоподвижного
