рядом со мной, вытянув перед собой кубок с вином. Я выхватил его у него из
рук, развернулся и выплеснул содержимое в лицо ринувшемуся в атаку.
Большая его часть пролетела мимо, но все же несколько капель попало ему на
одежду, что привело его в еще сильнейшую ярость. Размахнувшись, он
полоснул саблей воздух, и я поймал удар металлическим кубком, отводя его в
сторону. Скользнув кубком по лезвию до самых пальцев воина, я схватил и
резко заломил его руку. Он издал изумительный вопль и выронил саблю на
пол. После этого он изогнулся в одну сторону, подставив на прощанье под
удар спину. Но тут кто-то сзади подставил мне подножку, и я растянулся на
полу во весь рост.
Они посчитали это забавным происшествием, по всей видимости, потому
что все, что я услышал, был их веселый смех. Когда же я потянулся за
упавшим клинком, один из них пнул его в сторону. Дела мои, похоже, были
плохи. Я не мог сражаться сразу со всеми. Нужно было найти какой-то выход.
Но было поздно. Какие-то двое сбили меня с ног, напав сзади, а третий пнул
в бок. Прежде чем я успел подняться, мой сабленосец прыгнул мне на грудь,
прижав меня коленом к полу и размахивая надо мной безобразной формы
кинжалом.
- Это что еще за тварь, Капо Доссия? - выкрикнул он, держа меня за
подбородок свободной рукой и приставляя кинжал совсем близко к моему
горлу.
- Пришелец из другого мира, - ответил Капо Доссия. - Они сбросили его
с корабля.
- Он представляет для тебя какую-нибудь ценность?
- Не знаю, - сказал Капо Доссия, глядя на меня несколько растерянно.
- Может быть. Но мне не очень-то нравятся его инопланетные штучки. Да
прирежь ты его, и дело с концом.
Я не шевельнулся ни разу во время их занимательной беседы, потому как
мне самому было интересно узнать, чем она завершится. Но теперь надо было
шевелиться. Человек с кинжалом вскрикнул от боли, когда я круто вывернул
его руку, наверное, даже сломал ее - и схватил клинок, как только он
разжал пальцы. Все еще держась за него, я вскочил на ноги, а затем швырнул
его в толпу сотоварищей. Они попытались наброситься на меня сзади, но тут
же отпрянули, когда я размахнулся и провел кинжалом по кругу. Теперь
вперед, бежать со всех ног, пока они не повытаскивали свое собственное
оружие. Спасать свою шкуру.
Единственное направление, которое я знал, вниз по ступеням.
Врезавшись на ходу в Тарса Тукаса, я мимоходом двинул ему, и он упал на
пол без чувств. Позади меня раздавались яростные крики и рев, и я, не
теряя зря времени, понесся вниз. Вниз, перепрыгивая через три ступени,
вниз, к стоявшим у входа стражникам. Не успели они вскочить на ноги, как я
налетел на них, и мы все повалились на пол. Одного я прижал коленом у
самого горла, выхватывая у него из рук ружье. Второй пытался прицелиться в
меня из своего оружия, но я как следует врезал ему в ухо прикладом
захваченного мной обреза. Громкий топот несся мне вслед, когда я прорвался
через дверь наружу и очутился лицом к лицу с удивленным стражником. Он
выхватил из ножен свой меч, но прежде чем смог воспользоваться им, рухнул
без сознания на землю. Я бросил кинжал и подхватил его более смертоносное
оружие. Вперед, к воротам, через которые мы въехали в замок. Они были
прямо впереди. Широко распахнутые и надежно охраняемые вооруженными
людьми, которые уже вскинули свои ружья. Я резко свернул к бараку для
рабов, когда они открыли огонь. Я не знаю, куда летели их пули, но,
завернув за угол, я все еще оставался жив. Один меч, одно ружье и некто
Джимми ди Гриз, уставший до смерти. Который и не подумал останавливаться
или замедлить ход. Стена была совсем рядом - обстроенная лесами и со
свешивающейся до земли веревочной лестницей, на которой каменщики
производили какие-то ремонтные работы. Я хрипло крикнул и замахал оружием,
и рабочие бросились врассыпную. Со всех ног я помчался к лестнице, успев
заметить, как пули отскакивают от стены со всех сторон и осколки камня
разлетаются вокруг. Затем я взобрался на самый верх стены и, переводя
дыхание, в первый раз рискнул взглянуть на то, что делается позади меня.
Прямо мне в лицо посыпался град пуль, которые просвистели у меня над
головой. Капо Доссия и его придворные прекратили погоню, предоставив это
стражникам, и стояли теперь позади них, сыпля проклятиями и размахивая
оружием. Очень впечатляюще. Я втянул голову в плечи, когда они снова
открыли огонь.
Несколько стражников карабкались по городской стене и приближались ко
мне. Что, конечно, ограничивало мои возможности. Я глянул со стены вниз и
увидел коричневую поверхность воды, простиравшуюся у самого подножья
замка. Вот тебе и выбор!
- Джим, ты должен научиться держать язык за зубами, - сказал я себе,
затем сделал глубокий вдох и прыгнул вниз.
Бултыхнувшись в воду, я завяз в ней по самую шею. Жидкая коричневая
грязь испортила мой прыжок, и теперь мне приходилось бороться с ней,
вытаскивая с трудом то одну ногу, то другую из липкой жижи, пока я наконец
не добрался до дальнего берега. Мои преследователи все еще не показывались
- но должны были вот-вот нагнать меня. Все, что я мог сделать в этой
ситуации, это двигаться дальше. Ползком по травянистому берегу пруда,
сжимая в руках похищенное оружие, я скрылся наконец под сенью деревьев.
Стражников все еще не было. Должно быть, они пошли в обход по мосту и
только затем вышли на мой след. Я не мог поверить в свою удачу, пока не
грохнулся плашмя на землю, вскрикнув от переполнявшей меня боли. Боли
невероятной, затмевающей белый свет, волю, разум. Потом она прекратилась,
и я смахнул слезы с глаз. Кандалы - я совсем забыл про них. Тарс Тукас,
должно быть, пришел в сознание и теперь нажимал свою чертову кнопку. Что
он про нее сказал? Оставь он ее надолго включенной, и она прекратит работу
всех моих нервных окончаний, просто убьет меня. Я дотянулся до своего
ботинка и спрятанной в нем отмычки, но тут боль вновь пронзила меня. Когда
она прекратилась на этот раз, я был так слаб, что едва мог пошевелить
пальцами. Неуклюже ковыряя в замке отмычкой, я подумал, какие же они
все-таки садисты. При нажатой кнопке я был фактически мертв. Но кому-то,
скорее всего Капо Доссия, хотелось заставить меня страдать и в то же время
дать мне понять, что у меня нет никакого выхода. Отмычка была наконец
вставлена в замок, когда боль охватила меня еще раз. Когда она отошла, я
лежал без движения на боку, отмычка выпала из моих рук, и пальцы
совершенно не слушались.
Но я должен был ими шевелить. Еще одна волна мучений, и для меня
будет кончено. Я буду лежать в этом лесу, пока не умру. Пальцы мои
дрожали, но слегка шевельнулись. Отмычка вновь скрежетнула по замочной
скважине, слабо повернулась...
Потребовалось невероятно много времени, чтобы красная пелена спала с
моих глаз и муки предсмертной агонии оставили мое тело. Я не мог
двигаться, и мне казалось, что я никогда не сумею подняться. Пришлось
моргнуть несколько раз, чтобы смахнуть из глаз слезы и увидеть... Увидеть
самую прекрасную картину в мире! Отстегнутый болевой обруч валялся передо
мной на пожухлых листьях! Только уверенность нашего завоевателя в том, что
болевая машина ведет к неминуемой гибели, спасла мне жизнь. Преследователи
не спешили; я мог слышать их разговор, когда они пробирались через лес в
мою сторону.
- ...где-то здесь. Почему они не оставили его в живых?
- Оставить отличного стрелка и фехтовальщика? Об этом не могло быть и
речи. Капо Доссия пожелал повесить его тело во дворе замка, чтобы оно
висело там, пока не сгниет. Никогда не видел его в таком гневе.
Жизнь медленно возвращалась в мое онемевшее тело. Я отполз со
звериной тропы, по которой я до этого пробирался по лесу, и спрятался под
сенью низкорослого кустарника, расправляя за собой примятую траву. И как
раз вовремя.
- Смотри - он вышел из воды вот в этом месте. И пошел по этой тропе.
Тяжелые шаги приблизились ко мне и прошагали мимо. Я стиснул в руках
оружие и сделал единственно возможное в этой ситуации. Затих, лежа на
траве, и ждал, когда силы окончательно вернутся ко мне. Должен признаться,
что это был довольно скверный момент в моей жизни. Один, без друзей,
трясущийся от боли, смертельно усталый, преследуемый вооруженными людьми,
посланными убить меня, мучимый жаждой... Можно еще перечислять.
Единственное, чего мне недоставало, так это вымокнуть до нитки под дождем.
И дождь пошел!
В жизни бывают взлеты и падения, прекрасные и отвратительные моменты,
возвышенные и подавленные состояния души, но чувства никогда не могут
переполнить вас до предела. Если вы кого-нибудь любите очень сильно, вы не
сможете любить его еще сильнее. Я так думаю. Никогда не имел личного опыта
на этот счет. Зато у меня было предостаточно опыта насчет попадания в
волчьи ямы. Где я и находился сейчас. Дальше опускаться было некуда, и
ничто не могло ввергнуть меня в еще большее уныние. Разве что дождю это
удалось. Я начал потихоньку хихикать - затем мне пришлось прикрыть рот
рукой, чтобы не расхохотаться вслух. Когда же смех утих, во мне поднялась
ярость. Так не обращаются со скромной, но разозлившейся крысой из
нержавеющей стали! Которая к тому же опасается заржаветь. Я выпрямил ноги
и с трудом подавил вырвавшийся стон. Боль все еще не отпускала, но злость
начала ее заглушать. Я зажал в руке ружье и воткнул меч в землю и,
ухватившись за ветки деревьев свободной рукой, заставил себя подняться на
ноги. Опершись на меч, я стоял, раскачиваясь из стороны в сторону. Но не
падал. Наконец я смог сделать один нетвердый шаг, за ним другой, и
зашагал, еле передвигая ноги, прочь от своих преследователей и уголовного
окружения Капо Доссия. Лес был довольно густой, и я пробирался по
невидимым тропам неизмеримо долгое время. Я оставил погоню далеко позади,
я был в этом уверен. Поэтому, когда лес начал редеть, а затем и совсем
кончился, я прислонился к дереву, переводя дух, и оглядел вспаханные поля.
Настало время вернуться в логовище человека. Там, где есть пахота, должны
быть и пахари. Их нетрудно было найти. Когда ко мне вернулись силы, я
побрел, спотыкаясь, вдоль кромки поля, готовый в любую минуту скрыться в
лесу при виде вооруженного человека. И тут я очень обрадовался, увидев
небольшой фермерский домик. Он словно врос в землю и был покрыт соломой, и
в нем не было окон. По крайней мере с этой стороны. Зато был дымоход, из
которого тонкой струйкой поднимался дымок. Топить печь в таком знойном
климате не было необходимости, значит это был кухонный очаг. Еда. При
мысли о еде мой желудок начал бурлить и урчать, и выражать недовольство. Я
чувствовал то же самое. Не мешало бы подкрепиться и промочить горло.
Нельзя было найти лучшего места для этого, чем эта заброшенная богом и
людьми ферма. Это правда. Я зашагал по борозде к дому и, обойдя его
кругом, очутился перед входом. Никого. Но через открытую дверь неслись
чьи-то голоса, даже смех - и запах стряпни! Ура! Я медленно прошел в
открытую дверь, через прихожую.
- Привет, народ. Смотрите-ка, кто пришел к вам на обед.
Вокруг отдраенного скребком деревянного стола их собралось не меньше,
чем с полдюжины, молодых и старых, толстых и худых. С одинаковым
выражением крайнего удивления на лицах. Даже ребенок перестал плакать и,
подражая взрослым, уставился на меня. Седой старикан нарушил всеобщее
оцепенение, вскочив с такой поспешностью, что его табурет о трех ногах
перевернулся на пол.
- Добро пожаловать, ваша честь, добро пожаловать, - он изо всех сил
