нием весны он оставил Петербург и поселился на короткое
время в Царском Селе, в ожидании совершенного выздоровления
жены. Доктора грозили ей медленной чахоткой и предписали
исландский мох, деревенский воздух и частые прогулки. Ольга
печально качала головой, слушая эти наставления; в
угодность мужу она исполняла их, но это прозябание томило
ее, и она облобызала бы руку, которая б поднесла ей вместо
исландского мху стакан яду.
Наконец какое-то бесчувствие овладело ею. Медленно про
текали дни и ночи: она их не считала! Иногда, выходя на
минуту из этого нравственного оцепенения, она озиралась, -
и в целой вселенной не было ни одной былинки, к которой
взор ее мог бы обратиться! Все было пусто вокруг нее;
пусто, как и в ее душе.
По часам, как заведенный автомат, она вставала, ложилась,
ходила гулять. В открытой коляске ее отвозили в сад, и там
она ходила по пустынным тропинкам, под тенью едва
зазеленевших дерев. В один из ясных весенних дней Ольга
долее обыкновенного бродила в саду и утомленная села на
камне подле искусственных развалин. Благорастворенный
воздух оживил ее немного; она пробуждалась от своего
усыпления, но не на радость: смутные воспоминания, горькие
чувства столпились в ее осиротелой душе. Прекрасно голубое
небо, раскинутое над нею, прекрасны розовые облака на
западе, задернутые, как сеткою, ветвями полунагих дерев,
прекрасен мир божий, но - не для меня, не для меня - Не
угодно ли вам, сударыня, войти в часовню? - спросил ее
незнакомый голос.
Ольга подняла глаза. Перед ней стоял старый инвалид,
который, опираясь на костыль, держал в руке связку ключей.
Nm повторил вопрос. Ольга встала и пошла за ним.
Сквозь густые кустарники они взбрались по лестнице на
площадку. Инвалид отворил дверь башенки и отошел в сторону.
Невольно Ольга обратила взор па прекрасную картину, которая
расстилалась перед ней. Великолепные дворцы, красивые
купола церквей и золотые кресты рисовались па голубом небе;
озера и каналы, как зеркала, отражали в себе волшебное
зрелище, и вдали раздались стройные аккорды духовых
инструментов.
Ольга входит в часовню. Там все тихо и спокойно; высокие
стены не покрыты никакими украшениями, только на мраморном
пьедестале стоит изображение Спасителя. Чувство
благоговения овладело душою Ольги. Она прислоняется к стене
и, устремив глаза на кроткое лицо Спасителя, впадает в
глубокую задумчивость. В первый раз после многих дней душа
ее не отравлена горькими помышлениями, не Анатолий, не его
низкий обман грезятся ей: нет, мысли ее стремятся далее!
Постепенно тишина места сообщается ее расстроенным
чувствам; перед ней, как тени в волшебном фонаре, проходят
картины давно минувших лет: вот хижина, где так спокойно
протекло ее младенчество, где развились ее понятия, где с
такою доверчивостью глядела она в будущее и жизнь
представлялась ей беспрерывной цепью радостей и утех. Вот
мать ее: она нежно смотрит на свое дитя и, кажется,
благословляет младенца-дочь на дальний путь жизни; вот на
высоком утесе древний христианский храм, и над ним, высоко
в небесах горит вечная звезда, к которой столько раз
возносились взоры и мысли Ольги. И все прошло, прошло
невозвратно! Где невинность, где беззаботность, где вера в
счастие? Она не знала тогда, что наши мечты и светлые
надежды - цветы в песчаной пустыне; что судьба - ураган,
который налетит, все разметет, и могильный холм возвысится
там, где красовались цветы надежды. Теперь она узнала эту
горькую истину, и безотрадная тоска змеем впилась в ее
сердце. Куда обратиться? в чем искать отрады и спасенья?
кто протянет ей руку помощи? С невыразимым отчаянием Ольга
прижимает руки к груди; крупные слезы льются по бледным
щекам: в это мгновение незримые инструменты заиграли
вечернюю молитву; последние лучи солнца пробились из-за
туч. Свет полился сквозь готическое окно часовни и озарил
полным сиянием небесное лицо Деннекерова Спасителя.
Тоскливый взор Ольги останавливается на нем; ей чудится,
что мрамор оживает, что божественное сиянье окружает святой
лик, что перст богочеловека указывает ей небеса, что очи
его глядят с любовью на страдалицу и что уста его
произносят:
Придите ко мне страждущие и обремененные, и я успокою
вас .
С трепетным ожиданием смотрела Ольга па святое изо
бражение, и луч надежды проникал в ее душу, и как будто
после продолжительной слепоты глаза ее постепенно про
зревали. Она вдруг повергается ниц к ногам небесного уте
шителя. С теплой верою молится она, изливая душу свою перед
ним; слезы раскаянья орошают мрамор, и тяжкое чувство
свалилось с обремененной груди. Она дышит свободно, с
младенческой радостью смотрит на святой лик: она нашла цель
fhgmh, - нашла друга, отраду, утешение! С этой минуты
существование ее наполнено.
Я читала письмо ее к Вере.
Мой друг, мое последнее письмо устрашило тебя; но забудь
о нем, Вера, забудь об нем! я спокойна, я счастлива, я
разгадала наконец тайну жизни? О, зачем, зачем от детства
не указали мне то, к чему дошла я терновой стезей! Сколько
утраченных годов и сил душевных, сколько сомнений, боязни,
заблуждений!.. Но прошедшее невозвратимо; забыть об нем вот
одно мое старание. Ах, Вера, это труднее, нежели я
полагала! Но я восторжествую над своей слабостью; я вырву
из сердца воспоминание о нем, хотя бы оно разорвалось от
этого усилия!
Теперь, оглядываясь на прошедшую жизнь мою, я разделяю ее
на три поры. Прекрасна была первая, когда с желанием добра,
с готовностию любить я вошла в свет! Но это была только
заря, и она рано скрылась за темными облаками. Вторая пора
наступила с моим замужеством. Меня осудили жить, проводить
все дни, все часы моего существования с человеком, которого
я не могла любить; сносить грубые ласки того, чье одно
прикосновение приводило меня в содрогание... Сколько раз,
встречая на каждом шагу понятия, совершенно противоположные
моим, сколько раз я искренно желала изменить свой характер,
привязаться к обществу, к этим звонкам, к этим игрушкам,
которые занимают существование стольких умных и милых
женщин! Многие из них считали бы себя счастливыми в моем
положении, по это было выше сил моих. Вникая в таинства
природы, видя, что все имеет свое предназначенье, цель, к
которой стремится беспрестанно, я взывала тоскуя: Где же
моя цель, о господи! неужели одна я брошена в мир одинокой,
когда все, все имеет себе подобных? Я не знала тогда, что
страдание также имеет свою цель - искупление! Да, друг мой:
бог любит равно детей своих; посылая нас в страну
временного изгнания, он определяет всякому из нас равную
меру радостей и страданий.
Только не все души создаются с равными способностями
чувствовать, не все равно принимают свое определение! То,
отчего испепеляются одни, едва согревает другие. - Есть
люди, которые, любя жизнь, медленно, с осторожностью пьют
то из одной, то из другой чаши попеременно, подслащивая
горе - беззаботностью, радость - забвением ее мимолетности.
Не углубляясь ни в одно чувство, они скользят по
поверхности жизни; не этих ли свет называет счастливыми?
Есть другие: получив от природы душу пламенную, неисчер
паемую силу чувств, не зная ни в чем умеренности, они
поглощают в короткое время все утехи и горести, опреде
ленные им на земле. Тогда я не понимала этого: дитя, едва
отбросив помочи, я измеряла уже мыслями и чувствами все
ленную! мне было тесно, душно в нашем скромном уголке;
иногда мне казалось, что воздуха, облегающего шар земной,
недостаточно для напоенья моей стесненной груди. Все
обыкновенные заботы, второстепенные ощущения казались мне
бесцветными - и я устремилась всеми силами души к одной
мечте; она сделалась моей господствующей думой, второй
жизнью моей; я до того слилась с ней существованием, что
даже после роковой встречи мне и в мысль не приходило, что
люблю молодого человека, забываю долг супруги, делаюсь
жертвою моего заблуждения. Он безжалостно сорвал повязку с
глаз моих, разбил собственною рукою мою бедную долю
счастия! Благодарю тебя, Анатолий, благодарю! Но кто отдаст
мне мою непорочность, мое спокойствие? страшно носить в
душе укор, всечасно слышать голос совести и не сметь
сказать самой себе - я чиста, я безгрешна!
Но вот пришла третья и последняя пора; я без страха
смотрю вдаль; там сияет мне небесная заря прощения. С верою
и упованьем иду моим путем; отныне ничто не нарушит моего
спокойствия. Я рассеяла свои мечты; страсти, желания
испарились; сердце мое спокойно, в нем сохранилось только
одно чувство - божественная надежда! оно не расстанется с
ней и, когда, покорствуя закону природы, смешается с прахом
искра, пережившая в нем все чувства земные, быть может,
вырастет цветком над могилой его... но нет, Вера, нет, одно
еще чувство живет и будет жить в нем до могилы - дружба к
тебе!
Мой муж будет счастлив столько, сколько я могу осча
стливить его. И я, Вера, я также буду счастлива, потому что
я постигла, наконец, что если женщина по злой прихоти рока
или по воле, непостижимой для нас, получает характер, не
сходный с правами, господствующими d нашем свете, пламенное
воображение и сердце, жадное любви, то напрасно станет она
искать вокруг себя взаимности или цели существования,
достойной себя. Ничто не наполнит пустоты ее бытия, и она
истомится бесплодным старанием привязаться к чему-нибудь в
мире. Неземные привязанности могут удовлетворить ее жажду.
Ее любовью должен быть спаситель, ее целью - небеса!
Ольга Г.
_______________________________________________________________
Оригинал этого текста расположен в библиотеке сайта
"Русская Фантастика" по адресам:
http://www.sf.amc.ru/
http://www.kulichki.rambler.ru/sf/
http://www.sf.convex.ru/
Версия 1.00 от 10 ноября 1998 г.
OCR & Spellcheck - Александр Усов.
Сверка произведена по изданию:
"Русская романтическая повесть",
изд-во Советская Россия, Москва, 1980 г.
_______________________________________________________________
Права на этот электронный текст принадлежат сайту
"Русская Фантастика". Разрешено свободное распространение
при условии сохранения целостности текста (включая данную
информацию). Разрешено свободное использование для
некоммерческих целей при условии ссылки на источник.
_______________________________________________________________
