не заблагорассудила торопиться знакомством с милыми
братцами и тогда только оставила свое место, когда
пригласили ее от имени хозяйки.
Подходя к гостиной, она услышала несколько веселых го
лосов и, бог знает отчего, почувствовала какой-то страх,
взявшись за замок. Она простояла несколько минут в странном
волнении, не смея ни отворить двери, ни уйти. Наконец,
смеясь своему смущению, она вошла в гостиную.
- А, Ольга Александровна, - вскричала госпожа Недо
умова, - прошу познакомиться и полюбить моих сыновей.
И она поочередно представила ей Жоржиньку и Васиньку.
- А вот еще, - продолжала она, - моя племянница Евгения
Антоновна Брацкая; с ней вы, верно, подружитесь...
Ольга обернулась. Перед ней стояла молодая хорошенькая
женщина с приветливою фразою, а далее, у растворенного
окна, стоял он... он! Анатолий! Поэт стоял, прислонись к
стене и с улыбкою, в которой мелькнула тень коварства,
когда Ольга вздрогнула, заметив его, смотрел на нее глаза
ми, как бы приветствуя свою старую знакомую.
- Ольга Александровна! Вот с этим господином вы, верно,
знакомы заочно, - сказала неутомимая госпожа Недоумова,
приписывая внезапное смятение Ольги провинциальной
застенчивости. - Анатолий Борисович, подите сюда, я вас
отрекомендую жене моего племянника, полковнице Гольцберг.
Мой добрый Анатолий не забывает меня, старушку, которая
носила его на руках. К тому же они люди одного ремесла, -
прибавила она, указывая на поэта природного и на сына
своего, поэта самодельного, - так как им не сойтиться!
День прошел очень весело. Евгения Антоновна была из числа
тех женщин, которые равно пленяют любезностью и в большом
обществе и в домашнем кругу. Анатолий был чрезвычайно
весел, шутил, смеялся и заставлял всех смеяться. Жоржинька
и Васинька вторили ему довольно хорошо. Даже Ольга оставила
свою привычную холодность и развеселилась. Маленькая
полицеймейстерша мигом заметила бы, что ледяная оболочка ее
сердца начинала таять от лучей поэтической славы Анатолия,
и в первый раз в жизни она сказала бы не клевету.
Ольга ощутила новое существование. Анатолий был бес
престанно с нею, и она не могла не видеть его то грустных,
то пламенных взглядов; не могла не замечать, что голос его
делался выразительнее и даже нежнее, когда он говорил с
нею. В то время, как Евгения пела его элегию, исполненную
страсти и молений о взаимности, поэт смотрел на свею тайную
обожательницу с таким чувством, глаза его так красноречиво
подтверждали всякое слово элегии, что бедная Ольга стояла
едва дыша, прислонившись к стене, и слезы, которые не смели
брызнуть из глаз в гостиной, заливали и давили ос сердце.
Прошло три дня; никто не думал об отъезде; только
Жоржинька и Васинька, опасаясь, чтобы начальник отделения,
не постигая их литературной значительности, не взыскал с
них за продолжительное отсутствие как с обыкновенных
чиновников четырнадцатого класса, уехали обратно в
Петербург. В этот вечер Евгения и Ольга долго гуляли в са
ду. Поэт, разумеется, был с ними; госпожа Недоумова, боясь
g`l`mwhbni прелести осенних вечеров, ушла в свою комнату.
Настала восхитительная пора сумерок, когда на одном краю
неба еще светлеет розовой полосой вечерняя заря, а на
другом уже зажигаются бесчисленные звезды, туман стелется
на предметы и облекает их в неопределенные фантастические
формы. Это пора всегда склоняет к мечтательности, к
кротости, к любви; кажется, будто мысли наши, как и
окружающие предметы, принимают неясные образы и
превращаются в видения фантазии. Известно, хоть бы я этого
и не сказала, что разговор между молодыми различных полов,
на какой бы лад не был построен, непременно сойдет к
рассуждениям - меланхолическим или философическим, смотря
по характерам собеседников, о счастии и об истинной любви.
Этим именно кончился и разговор наших гуляющих, кос
нувшись сперва театров и словесности. Евгения Антоновна,
которая вышла замуж по собственному выбору, утверждала, что
нет другого счастия в мире, как обвенчаться с любимым
человеком и жить, не смотря ни в прошедшее, ни в будущее.
Поэт доказывал самым поэтическим образом, будто истинная
любовь не требует законных связей и так далее, что всегда и
на всех языках доказывают молодые поэты. Ольга молчала во
время этих прений: и что могла она сказать? Что испытала
она в любви? Свои тайные чувства она начинала таить от
самой себя. Это первый предостерегательный голос совести.
Зачем так редко мы следуем ему!
Анатолий, чтобы вовлечь ее в разговор, склонил речь к
повести, напечатанной в одном журнале, которая нашла от
голосок в сердцах многих женщин и была предметом общих
разговоров. Евгения привязалась к несбыточным происшествиям
этой повести, не умея понять их значения. Ольга с
свойственным ей жаром защищала автора.
- Я знаю только то, - сказала Евгения, - что эта повесть
нагнала на меня тоску и страшные сны; несчастный герой...
- Не называйте его несчастным! - прорвала ее Ольга. - Он
так любил, так сильно, глубоко чувствовал, что в сравнении
с прозябанием большей части людей он не был совершенно
несчастлив!
- Если вы называете не совершенно несчастливым человека,
который страдал, умел вполне чувствовать свое страдание и
находил одну отраду в этом печальном сознании...
- Вы забываете, - возразил поэт, - что он был уверен во
взаимности любимой им особы; а эта уверенность не лучшая ли
отрада во всех страданиях, какие бы препятствия и
расстояния ни разделяли влюбленных! Постигнуть любовь
чистую, духовную, откинувши все низкие страсти чув
ственности, под прелестною оболочкою женщины любить только
незримую душу, проникнуть в сокровеннейшие изгибы этой
души, увидеть в ней себя, прочесть свою любовь... о, этого
счастия никакие силы небесные не могут отнять у пас!
Поставьте вселенную между любовниками этого рода, их души
не разлучатся, и тут на их горизонте порой блеснет луч
счастья.
Поэт смеялся втайне своей восторженной речи, но она
произвела ожидаемое действие в душе Ольги. Характер
Анатолия был в совершенном разногласии с теми чувствами,
которые он выказывал в своих творениях: огненный и воз
вышенный в стихах, в сущности он был человек самый
обыкновенный, жаден ко всем удовольствиям, буен в кругу
товарищей и ловелас с женщинами.
- Поэты более говорят о любви, нежели чувствуют ее, -
сказала Евгения, - и вы, верно, основываете эти пред
положения на одной теории. Испытали ль вы любовь этого
рода? Взвесили ль ее бедные утехи с ее терзаниями?
- Нет; до этой поры я не любил, - произнес он выра
зительно, глядя на Ольгу, которая схватила и поняла этот
взгляд сквозь сумрак вечерний. - Я избегаю любви, - про
должал он, - страшусь ее, может быть, от предчувствия. Кто
знает, не назначено ли мне судьбою встретиться с душою
холодною, но доступною ни к каким глубоким впечатлениям,
или уже занятою другим предметом, или, что всего хуже,
которая польстит минутной взаимностью и, переменив прихоть,
как перчатки, явится вновь свободною и легкою, не подумает
о том, что она измяла и истерзала все существование
человека.
- И вы также отнимаете у женщины лучшую способность ее
души! - возразила Ольга, уязвленная нападением. - Отнимаете
способность любить сильно, постоянно, безусловно, с
совершенным самоотвержением, не зная ни препятствий, ни
боязни; способность сосредоточить все силы сердечные и
умственные в одном чувстве, спаять свое существование с
своей любовью?.. Нет, не отнимайте этого высокого дара у
женщины. Это наша собственность, паша сила, наш гений!
- Вы любили?
- Я?.. да, я замужем...
- Какой ответ! Любовь и супружество не всегда живут в
согласии. Любили ль вы?
Ольга вспыхнула, тайная досада пробудилась в ее сердце.
- Да, я любила и люблю... моего мужа, - отвечала она с
гордостью.
- Так по системе Евгении Антоновны вы должны
блаженствовать: вы любите вашего мужа, и я имел счастие
удостовериться в его нежной привязанности к вам.
- Вы?
- Да, помните ли, в театре? Когда вам сделалось дурно...
от жару; и когда полковник с такой заботливостью побежал за
водой.
Ольга молчала, но в сердце ее негодование боролось с
приятным чувством воспоминания. Анатолий тоже замолчал,
довольствуясь тем, что удостоверился в своем торжестве.
- Мне холодно, - сказала Ольга. - Войдем в комнату; я
завтра еду в Петербург.
Она в тот же вечер простилась с хозяйкой и на рассвете
уехала, увозя с собой столько воспоминаний, сладких для
сердца и беспокойных для совести. На половине дороги ще
гольской кабриолет промчался мимо коляски полковницы
Гольцберг. Анатолий вежливо ей поклонился.
Он скоро нашел случай познакомиться с Гольцбергом, и
недальновидный полковник сам представил его Ольге, ут
верждая, что стихи покажутся ей еще прекраснее, когда их
автор сам станет их читать. В первый раз мнение полковника
было совершенно согласно с мнением полковницы.
Быстро летело время для молодой мечтательницы; ее
nkhverbnpemm{i идеал был беспрестанно с нею, и даже во
время его отсутствия она не разлучалась с ним. Всегда,
везде она встречала его или его имя - его славу. Поутру за
чайным столиком Ольга развертывает принесенный журнал,
глаза ее падают на стихи Анатолия или на похвалы его та
ланту; в полдень она едет прогуляться, и из окон магазинов
беспрестанно выглядывают портреты ее поэта, недавно
поступившие в продажу; в два часа она делает визиты своим
знакомым, и столы всех гостиных украшены его сочинениями в
разных форматах и обертках; вечером она едет в театр: там
ждет ее еще большее наслаждение; там мысли поэта получают
еще более силы от искусной игры актеров, от волшебных
декораций, от гармонических звуков оркестра. Там, бог знает
по какому магнетическому сочувствию, при всяком страстном
выражении в пьесе глаза Ольги встречают глубокий,
исполненный любви взгляд поэта.
Да! Ольга уже любила его со всей силою пламенной души; он
не мог сомневаться в этом, но был слишком просвещен в науке
женского сердца, чтобы не постигнуть в то же время
идеальной непорочности ее помышлений, чтобы не видеть ясно,
что Ольга предается этой любви с безотчетной верою в
святость своего чувства и что малейший намек на связи
земные унизит его в глазах этой чистой женщины, выведет ее
из заблуждения, покажет ей предметы в их настоящем виде.
Потому он искусно вкрадывался в ее сердце; постепенным и
незаметным образом приучал ее мыслить его мыслями, забывать
свои мнения для его мнений; словом, он обвивал ее
осторожно, как змей спящего ягненка, чтоб не разбудить его
преждевременно и в ту минуту, когда бедный встрепенется,
задушить его в своих объятиях.
Что подстрекало его к такому многотрудному предприятию?
Как мог он, любимый поэт женщин, посреди стольких
обворожительных красавиц заняться смиренной Ольгою и
посвящать ей часы, которых жаждали не в одном блестящем
кругу? Что внушило ему это желание? прихоть, новость,
сильно польщенное самолюбие. Незадолго до того он прервал
связь с одной из петербургских красавиц и, поводя взором
вокруг себя, не находил предмета, способного заменить его
последнее обладание. К тому ж самые трудности этой новой
победы завлекали его, избалованного легкими успехами. Он
тогда не был занят никаким сочинением и, покоясь на лаврах,
готов был перепорхнуть от садовой розы к степной фиалке.
Но чем занимался в то время полковник? О, он также нашел
