когда проснулся полностью. Он чувствовал страшную слабость но, наконец, не
чувствовал больше тошнотворного головокружения. Несколько минут он лежал,
глядя на гладкий потолок скалы, на котором мягко излучал свет один глобус.
Тот ночной кошмар не был просто сновидением. Это были те глубокие
воспоминания, которые сохранило его физическое тело, каждая нитка его
естества, сохранило то, что позабыл мозг.
При этой мысли от страха, охватившего его, Хэммонду захотелось
заплакать. Он взглянул на свои руки и подумал о тех руках, замороженных и
безжизненных, которые лежали на подлокотниках катапультирующего кресла в
то время, как спутник тащился по бесконечной орбите, пока не попал в сферу
притяжения Земли. Проходили годы, десятилетия, века. Как же человек мог
пройти сквозь это и все же сохранить в себе человеческое естество? Как ему
выбросить ледяной холод космоса из своих костей? Как сохранить душу от
ночных кошмаров? Они будут приходить снова и снова и он сойдет с ума от
них и...
Хэммонд не ощущал, что сидит на койке и неистово вопит, пока Квобба
не вбежал с девушкой Ивой в комнату. Голубой человек силой пытался уложить
его в постель, разговаривая с ним громко и оживленно, как с перепуганным
ребенком. Ива пронзительно глядела на него, грустная и перепуганная.
Хэммонд перестал сопротивляться и откинулся на постели. Он тупо
повторял: "Все в порядке, все в порядке...". Затем осознал, что они ничего
не понимают и заставил себя улыбнуться и кивнуть головой.
Теперь он прочел на их лицах облегчение. Квобба с горячностью сказал:
- Эз нан до, врамэн!..
Он прошел в угол комнаты и вернулся с какими-то предметами, которые
хотел показать Хэммонду. Он выглядел как защитник в суде, который выиграл
дело.
Хэммонд узнал свою куртку и всякую мелочь, которая была у него в
кармане. Книга с астронавигационными таблицами, небольшая линейка,
полупустая упаковка с таблетками-стимуляторами. Лицо Квоббы расплылось в
улыбке, когда он демонстрировал все это Хэммонду. Ива тоже улыбалась, но с
некоторым ужасом в темных глазах. А когда Джон Уилсон торопливо вошел,
чтобы сделать Хэммонду укол, у него был вполне дружелюбный вид.
Хэммонд понял, что они поверили ему. И внезапно он все понял. Эти
простые предметы - ткань его куртки, книга на давно мертвом языке -
предметы далекой старины. Все в нем, начиная с пломб в зубах и кончая
пуговицами на брюках, служило бы доказательством для любого ученого.
Никакие слова не были бы так эффективны и убедили бы их в том, что он
говорит правду и что он не враг, не врамэн.
Он подумал, что нужно еще подтвердить это и сказал:
- Врамэн, - отрицательно и яростно тряся головой. Затем он указал на
них и спросил: - Врамэн?..
Ива тоже отрицательно покачала головой. Ее глаза сверкали.
- Нан! Син до хумэн!
Хумэн! Как себя называли эти люди? Это звучало, как "хомо". Он хотел
бы узнать больше, но Ива прижала его крепко к подушке. Она говорила с ним
и он понял, что она приказывает ему спать. Он боялся заснуть, боялся, что
ночной кошмар повторится вновь и его снова унесет в мертвое одиночество.
Но он не мог сопротивляться лекарству, которое ему дали. И он заснул без
сновидений.
Проходило время, которое он ощущал как периоды сна и бодрствования.
Он чувствовал, как силы постепенно возвращаются к нему. У него не было
аппетита, и хотя питательные желе, которые давали ему, не вызывали
энтузиазма, он выздоравливал. Он хотел уже вставать, но Джон Уилсон и Ива,
которая была его дочерью, не разрешили. Они также не позволили много
разговаривать, и ему ничего не оставалось, как лежать глядя в потолок и
размышлять. Он думал о друзьях, которые умерли века назад, обо всех
обычаях, языках, нациях и народностях и ужасное одиночество охватывало
его. Бывали моменты, когда он чувствовал, что только одна вещь удерживает
его от сумасшествия.
Это было его любопытство. Он постоянно хотел знать что это за
странная Земля будущего, в которую его выбросило. Он хотел знать, кто
такие врамэны и кто такие хумэны, и почему они прятались, и что здесь
делали и почему некоторые из них не земляне. Он хотел знать, был ли то
космический корабль, чей грохот он слышал. Он хотел знать о них все, но
нужно было выучить язык.
Долгими часами Ива обучала его, когда он уже сидеть. Она объясняла
ему жестами и картинками, терпеливо увеличивая его словарный запас. Язык
несколько напоминал языки его прошлого и общая структура, казалось, была
похожа и это помогало ему. Но Квобба и желтый человечек Таммас не помогали
совсем. Казалось, они говорили на каком-то диалекте или пользовались
жаргоном и в конце концов Ива запретила им обучать Хэммонда.
Но когда Хэммонд научился задавать Иве простые вопросы, он обнаружил,
что это не очень помогает. Иве было неудобно и она сказала:
- Мой отец все объяснит тебе.
- Когда? - потребовал он. - Как скоро?
- Скоро, - уклончиво сказала она. - Ты еще плохо говоришь. Нужно
выучить больше слов.
Это возбуждало любопытство Хэммонда. Он был в мире, который коренным
образом отличался от того, который он знал и языковый барьер не давал ему
возможности узнать больше. Ему хотелось выучиться.
Наконец он потерял терпение и потребовал, чтобы его выпустили из
подземной камеры.
- Я хочу солнца, - сказал он. - Я хочу выйти наружу.
Ива выглядела подавленной.
- Погоди, - сказала она и вышла из комнаты.
Она не вернулась. Вместо нее пришел Джон Уилсон.
Он стал глядя на Хэммонда и у Хэммонда снова появилось странное
ощущение, что он был Джон Браун из Потаватами и его глубоко посаженные
глаза испытующе глядели на Хэммонда. Он был убежден, что Уилсон был
человеком, для которого важны идеи, и что он готов пожертвовать любым
человеком и самим собой во имя идеи.
- Ты не можешь еще выходить, - сказал он. - Тебе повезло, что ты
остался жить. Мы сперва думали, что ты не выживешь.
Хэммонд спросил:
- Сколько...
Затем он остановился и не смог сформулировать вопрос.
Сколько времени я был мертв? Сколько веков мое замерзшее тело
носилось в темноте и молчании?
Как можно сформулировать такой вопрос? Но Джон Уилсон понял. Он
сказал:
- Твое тело и твои вещи говорят о том, что ты родился очень давно. По
старой хронологии в двадцатом или двадцать первом столетии.
- Я родился в 1949 году, - прошептал Хэммонд.
На мгновение Уилсон задумался.
- Тогда по той хронологии, которой мы больше не пользуемся, сейчас
12094 год.
Значит, все было правильно и звездные часы не обманывали. Но
истинность эта была ужасающей для восприятия.
- Но как я мог снова вернуться к жизни? Я слышал об опытах по
гипотермии, нечто подобное...
Уилсон пожал плечами.
- В нескольких словах я не могу описать тебе современную науку.
Большинство терминов и слов ты просто не поймешь. Давным-давно в первый
период покорения космоса мы узнали, что человека, погруженного в глубокую
гипотермию космоса можно оживить. Обычный холод, обычное замерзание
прекращает доступ крови к мозгу и его клеточки разрушаются до наступления
полной гипотермии. А космический холод замораживает клеточки, не разрушая
их. Все органы замерзают без повреждений. Выяснилось, что постепенное
нагревание тела замороженного таким образом восстанавливает жизненные
процессы.
Джон Уилсон прервал свою речь и задумчиво посмотрел на Хэммонда.
- В старое доброе время начала покорения космоса сказали бы, что тебя
выбрало провидение. Когда спутник попал в атмосферу Земли, он начал
разогреваться от трения и это привело к тому, что ты вышел из гипотермии.
Хэммонд охватил свою голову руками и закрыл глаза. Затем, поборов
себя, он сказал:
- Ты говоришь, в первое время покорения космоса. Значит, космос
покорен?
- Да, - сказал Уилсон.
- Звезды тоже?
- Да.
- Ну, а Квобба и Таммас...
- Квобба родился на одном из миров Веги, а Таммас с Мизара. Земляне
колонизировали некоторые далекие миры, Хэммонд.
Хэммонд чувствовал, как тяжело бьется пульс. Значит, мечта его
времени сбылась и за первыми попытками, обреченными на неудачу, как его
собственная, последовали другие и океаны космоса открылись людям.
Хэммонд произнес это и Джон Уилсон рассмеялся. Это был резкий
ужасающий звук и Хэммонд увидел глубокую горячую искорку в его глазах.
- Нет, - сказал он. - Ты ошибаешься. Космос покорили люди типа меня и
типа моих предков. Но он не принадлежит ни нам, ни тебе. Космос
принадлежит врамэнам.
Хэммонд сказал:
- Кто такие врамэны?
- Они те, из-за которых ты не можешь выйти, - сказал Уилсон. - Они
наши враги и твои враги тоже. Они все еще прочесывают все побережье. Их
радары засекли твой спутник, когда он падал на Землю, а их аппараты
обнаружили твой парашют в море. Они охотятся за тобой, Хэммонд.
5
Хэммонд лежал без сна и груз тысячелетий давил на него. Была полночь,
хотя он знал это только потому, что лампочки на потолке светили чуть
тусклее, а гул в других комнатах прекратился. Он лежал в темноте и в
молчании и лихорадочно обдумывал все то, что сказал ему Уилсон, а
тысячелетия давили на него как снежный обвал.
Джон Уилсон рассказал ему многое. Впервые он тщательно и подробно
отвечал на каждый вопрос Хэммонда. Уилсон спокойно спал, потому что все
это было так знакомо ему, было нормой, статус-кво. Но Хэммонд не мог
спать. Мозг его представлял собой яркий калейдоскоп, а образы, которые
породили слова Уилсона, вертелись в калейдоскопе, пока в голове его не
зашумело. Фантастические, прекрасные видения.
Земля посылает свои корабли, справляет по ним траур и продолжает
упрямо посылать корабли снова и снова, пока один из них не возвращается.
Кто-то, подумал Хэммонд, был более счастливым, чем я. Затем корабли
стартуют гордые и уверенные в себе и берут детей Земли на необжитые
планеты, наполняют их жизнью и юностью, и так до тех пор, пока дети Земли
не расселяются по всей Галактике. Теперь они рождаются под чужими солнцами
на бесчисленных чужих планетах. Они изменились как Квобба и Таммас, чтобы
соответствовать окружающей среде, но все равно они остаются детьми Земли и
космос принадлежит им.
По всем правам и законам космос принадлежит им. Но они им не владели.
Им владели врамэны.
Странно, подумал Хэммонд, но он уже начал ненавидеть это имя. Он
никогда не видел врамэна. Он знал только историю, которую рассказал ему
Уилсон. И если она была не просто скопищем лжи, то по крайней мере так
украшена фантастичными предрассудками, что ей невозможно было поверить.
Хэммонд повторял себе, что легко получить от этих людей целую кучу
предубеждений просто потому, что они относились к нему хорошо и нравились
ему и у него не было другой информации, чтобы оценить все то, что они ему
рассказали. Даже имя их "хумэны" было просто семантической ловушкой,
которая автоматически объединяла его с ними и настраивала против не-людей
врамэнов.
Но как он не старался быть справедливым, говоря, что не должен
принимать решения по этому или тому факту пока не получит больше
информации, все равно он чувствовал слепую ненависть при мысли о врамэнах.
В какой степени на него влияли чувства людей, его окружавших. Но в большей
мере это было его собственное ощущение и он знал, почему. Причиной тому
был космос. Он принял скромное участие в его завоевании, отдал за это свою
